←  Выдающиеся личности

Исторический форум: история России, всемирная история

»

Александр I

Фотография Стефан Стефан 04.01 2017

Темные, мрачные стороны внутренних соотношений в правящей среде воспринимались Александром несомненно, с большой остротой в его круговращении между Петербургом и Гатчиной. Впечатления эти получили особую личную напряженность в связи с планами Екатерины относительно престолонаследия. Она открыто готовила Александра себе в преемники. А для Павла этот вопрос был не только личным; он связывался с принципиальным вопросом о {34} положении престола и династии в самодержавном государстве. Еще в январе 1788 г. Павел с женой заняты выработкой закона о престолонаследии, с публикации которого он начал свое царствование, закона, который должен был покончить с зависимостью преемства во власти от произвола окружавшей престол дворянской среды и придать самодержавию самодовлеющую устойчивость законной власти. Планы Екатерины ставили отца и сына в положение соперников, из которого Александр попытался выйти: на прямое сообщение ему воли Екатерины ответил уклончивым благодарственным письмом и поспешил сообщить все дело отцу. Однако недоверчивость задетых честолюбий осталась в недрах семьи разъедающим отношения червяком. К тому же мысль Екатерины о законе, который определял бы право императриц царствовать, по-видимому, тогда же запала в душу Марии Федоровны...

 

Вся обстановка, разлагавшая возможность сколько-нибудь здоровых, нормальных человеческих отношений, воспитывала в этой среде то недоверчивое, даже резко презрительное отношение к людям, какое высказывал Павел в оправдание крутого деспотизма и которое заразительно влияло на его сыновей, тем более, что не расходилось с их личными впечатлениями от окружающей их жизни. Принципиально такое воззрение не расходилось и с заветами Екатерины; ведь и она находила, что для осуществления более разумного строя отношений и порядков {35} необходимо создать „новую породу“ людей, а когда разочаровалась в возможности искусственно переработать русское общество в пассивный материал для своих экспериментов, опустила руки и поплыла по течению. Павел по-своему устремился к дрессировке всего общества в полной покорности велениям власти, ‒ методами внешней дисциплины и резкого подавления всякой самостоятельности, даже в бытовых мелочах. Этим же направлением воли и мысли был вызван его проект реформы центрального управления организацией министерств, как органов личной императорской власти. Как в военном деле, так и в создании русской бюрократической системы, начинания Павла приобрели большое историческое значение, так как получили дальнейшее развитие при его сыновьях-преемниках.

 

Так, гатчинская школа имела огромное значение для подготовки Александра к его будущей деятельности и для его личного характера и воззрений. Правление отца было продолжением той же гатчинской школы. Условия личной жизни Александра в эту пору ‒ еще напряженее, еще сложнее.

 

Едва ли эти годы дали ему много особенно новых впечатлений. И влекущие честолюбие, и жутко тягостные стороны власти были ему ясны. Успокаивался он от двойственности таких настроений в мечте о благодетельной речи законодателя, который, выполнив свою задачу всеобщего благоустройства, сможет потом почить на лаврах, отдохнуть от напряжения, {36} сложить трудное бремя. В 1797 г. он пишет Лагарпу о „посвящении себя задаче даровать стране свободу и тем не допустить ее сделаться в будущем игрушкой в руках каких-либо безумцев“; такое дело было бы „лучшим образцом революции, так как она была бы произведена законной властью, которая перестала бы существовать, как только конституция была бы закончена и нация избрала бы своих представителей“. А затем что? Ответом на такой вопрос служила идиллическая картинка, в духе тогдашней сентиментальной литературы, ‒ об уединении в уютном сельском уголку, в семейной обстановке, в домике где-нибудь на берегах Рейна.

 

Такие мечты удовлетворяли разом и тягу к красивой роли, к благородному выполнению долга в духе усвоенной с детства просвещенной идеологии, и личную склонность избегать напряжения, особенно длительного, уклониться от креста жизни, хотя бы ценой отказа от заманчивой перспективы „великой“ роли на исторической сцене и от власти. Такие мечты были заманчивы для натуры Александра, но и опасны. Страна ‒ „игрушка безумцев“ это не отвлеченная фраза; „безумцем", которому нужна опека, считали Павла и до его вступления на престол. Иностранные осведомители уже в 1797 г. ‒ в год коронации Павла ‒ сообщали о толках про неизбежный новый дворцовый переворот, пока неопределившиеся в заговоре, но уже бродившие в Петербурге. А наследник ‒ соперник отца при Екатерине, хоть и пассивный, хоть {37} и поневоле, ‒ обсуждал с друзьями планы своего правления, столь непохожие на отцовские. „Нас ‒ пишет он в том же письме ‒ всего только четверо, а именно: Новосильцев, гр. Строгонов и молодой князь Чарторыйский, мой адъютант“.

 

В первое время правления Павел был под бдительной опекой двух женщин ‒ имп. Марии Федоровны и фр. Нелидовой, заботливо сглаживавших угловатости его неуравновешенного нрава. Императрица сплотила своим влиянием правящую группу, в которой главную роль играли: Куракины, Безбородко и Н. П. Панин. Но это своего рода регентство было скоро разбито влиянием Кутайсова и Растопчина, не без предательства, по-видимому, со стороны лукавого старика Безбородка; интрига дошла до подсунутого Павлу романа с А. П. Лопухиной, разбила его семейную обстановку, вывела его из последнего равновесия. Коснулась она и Александра. Его друзья были удалены от него, разосланы по разным местам. Павел, видимо, готов был довести этот домашний и придворный переворот до крайности, устранить Александра и передать наследство принцу Евгению Вюртембергскому, выдав за него одну из дочерей, Екатерину; во дворце ожидали заточения Марии Федоровны в монастырь. Трудно судить, насколько тут были более или менее действительные намерения, а насколько случайные вспышки раздражения и подозрительности, быть может, взвинченных смутным ощущением нараставшего разрыва с окружающими, {38} за которым чуялся созревший заговор. Гневные выходки по адресу жены и детей, угрозы и нескрываемое подозрение в отрицании его власти закончились 10 марта сценой повторной присяги старших сыновей отцу, которую тот вынудил: Александр принес ее, зная о заговоре и давши согласие на устранение отца от власти. Самый срок выполнения ‒ в ночь с 11 на 12 марта ‒ указан был им (Пален, руководитель всего дела, предполагал 8-го), потому что на карауле во дворце будет лично для него наиболее надежная воинская часть.

 

Александр дал свое согласие за несколько месяцев до того на переворот, подготовленный Н. П. Паниным. Панин указывал на государственную необходимость: действия Павла грозят „гибелью империи“. Круто нараставший произвол самодержца, у которого каждое движение неуравновешенной натуры безудержно переходило в „высочайшие повеления“, жестокие, необдуманные и бессвязные, создавал нестерпимую обстановку спутанности всех дел и отношений, случайности всех личных судеб и решения всех важнейших и мельчайших очередных вопросов. Главный же толчок, который скрепил нараставшее недовольство в организованный заговор, был дан крутым поворотом во внешней политике Павла, к выходу из антифранцузской коалиции, разрыву с Англией, союзу с Наполеоном. Поворот этот слишком сильно ударял по интересам русской торговли и русской правящей знати, казался безумным нарушением „английской {39} ориентации“, скрепленной недавними договорами. Панин предполагал передачу регентства Александру, по-видимому, по решению Сената, быть может, в расширенном составе с привлечением высших военных и гражданских чинов, предполагал даже, что Александр лично примет на себя руководство исполнением всего плана, чтобы не допустить излишних крайностей. Дело обсуждалось еще в конце 1799 года между Паниным, адм. Рибасом и английским послом Витвортом; заговор созрел в гостиной О. А. Жеребцовой, сестры Платона Зубова; охватил широко гвардейские и сановные круги Петербурга; был известен старшим членам царской семьи, не выключая, по- видимому, и самой имп. Марии Федоровны, лелеявшей, однако, по свидетельству ее вюртембергского племянника, свои планы на регентство; получил согласие Александра, хотя и уклонившегося от личного участия в выполнении. Но в роковую ночь с 11 на 12 марта 1801 года дело получило иной оборот. Группа заговорщиков, взявшая на себя выполнение, руководимая петербургским военным губернатором Паленом, вошла во дворец с актом об отречении Павла от престола, чтобы вынудить его подпись и арестовать его, а кончила безобразной расправой над ним, с побоями и удушением.

 

Через труп отца прошел Александр к престолу. Переворот получился не английский ‒ государственный, а русский ‒ дворцовый; иного и не могло быть при самодержавном строе: дело шло о личной власти, {40} не о „национальных полномочиях“ конституционализма. Александр получил власть не от сената, не от правящих сил дворянского класса, а по собственному праву, по „основному“ закону о престолонаследии, применительно к которому и присяга принесена была при вступлении на престол Павла не только на имя отца-императора, но и сына ‒ законного наследника. Убийцы Павла лишь ускорили вступление на престол сына, отстранили неуместные притязания матери на власть (о проявлении которых сохранились любопытные свидетельства), расчистили ему дорогу.

 

Несомненно, что память об 11 марта нависла тяжелой тенью над всей дальнейшей жизнью и деятельностью Александра-императора. И не столько потому, что он не мог считать себя чистым от кровавой грязи события. Он был участником заговора; он принял его кровавый исход, не объявил выполнителей убийства преступниками, сохранил их себе сотрудниками, а если кого и отдалил, то по иным мотивам; тот, кого надо признать главным виновником кровавого исхода (он же и Марию Федоровну сумел поставить на место), Беннигсен, не испытал никакой „опалы“, а если и получил временно назначение вне столицы, то и это не было какой-либо карой, а лишь тактичным приемом Александра. В общем, нет оснований строить на этой стороне воспоминаний Александра об 11 марта какую-либо личную его драму. Пережитое легло, конечно, на семейные {41} отношения петербургского двора. Поведение императрицы-матери, о которой Чарторыйский, например, сообщает, что она в ту ночь „казалась в первые моменты решившейся на смелое выступление, чтобы захватить бразды правления и отомстить за убийство мужа“, вызвала Александра на недоверчивый надзор за ней, доходивший до перлюстрации ее переписки, особенно с Вюртембергским двором. А Мария Федоровна то и дело пыталась повлиять на политику сына своими наставлениями, вызывая с его стороны почтительные, но твердые разъяснения, группировала около себя недовольных его решениями, сумела сохранить за собой первенствующее положение во дворце, не щадя в письмах к сыну упоминаний о том внимании, с каким относился к ее желаниям „незабвенный“ покойник. В ином смысле шантажировал Александра памятью о Павле Аракчеев. Надпись на памятнике, который он воздвиг Павлу в своем Грузине: „Сердце чисто и дух прав перед Тобою", пояснялась им так: „Кто чист душою и помышлением моему единственному Отцу и Благодетелю, также вечно будет предан и всеавгустейшему его семейству". Такими ходами Аракчеев попадал в самую суть значения 11 марта для Александра. Этот последний образец дворянских дворцовых переворотов 18 века был грозным для самодержца напоминанием об его зависимости от окружающей престол среды. А сознание такой зависимости, тревожившее Александра в течение всей его {42} деятельности, во всех важнейших вопросах и внешней, и внутренней политики, в корень противоречило всей идеологии Александра, всем усвоенным им воззрениям на власть, на ее задачи и способы действия, как и вскормленным на этой идеологии личным свойствам его характера. {43}

 

Пресняков А.Е. Александр. Пб.: Брокгауз ‒ Ефрон, 1924. С. 34‒43.

Ответить

Фотография Стефан Стефан 04.01 2017

Вы любите без ретуши а я люблю без ругани, мата, и других эксцессов, почему же нам не общаться?

Я тоже не люблю эксцессы, но если на меня нападают, тем более при помощи наветов, я даю отпор ("À la guerre comme à la guerre").

Ответить

Фотография Ученый Ученый 04.01 2017

Этот последний образец дворянских дворцовых переворотов 18 века был грозным для самодержца напоминанием об его зависимости от окружающей престол среды.

Возможно этим объясняется нерешительность А1 и Н1 в смягчении крепостного права - они просто боялись, что разгневанные дворяне расправятся с ними так же как с их отцом. С другой стороны в 1850е годы дворяне уже были усмирены и дисциплинированы деспотизмом Н1 и Александр 2 не боялся заговоров.

 

Между прочим, Павел 1 считал что младшие сыновья Николай и Михаил - не его родные дети, даже хотел формально объявить их незаконными. Действительно Константин был подвержен таким же припадкам гнева как и Павел, Александр держал себя в руках, но часто впадал в меланхолию и депрессию, а вот Николай обладал абсолютно здоровой психикой.

 

Тем не менее Николай 1 опасался своего окружения. Как-то он попросил прусского короля прислать двух унтер-офицеров  для массажа спины, который ему предписали врачи и во время которого пациент должен был лежать на животе. Просьбу он сопроводил словами: «С моими русскими я справлюсь всегда, лишь бы я мог смотреть им в лицо, но со спины я бы все же предпочел их не подпускать»

Ответить

Фотография Стефан Стефан 05.01 2017

Возможно этим объясняется нерешительность А1 и Н1 в смягчении крепостного права - они просто боялись, что разгневанные дворяне расправятся с ними так же как с их отцом.

Скорее всего, так и было. Разработка проектов по освобождению крепостных крестьян велась ещё при Александре I, а отмена крепостного права приходится на 1861 г.

Ответить

Фотография Ученый Ученый 05.01 2017

 

Возможно этим объясняется нерешительность А1 и Н1 в смягчении крепостного права - они просто боялись, что разгневанные дворяне расправятся с ними так же как с их отцом.

Скорее всего, так и было. Разработка проектов по освобождению крепостных крестьян велась ещё при Александре I, а отмена крепостного права приходится на 1861 г.

 

Если бы Александр 1 отменил крепостное право, конец света бы не наступил, а Россия в экономическом и социальном отношении не отстала бы так сильно от Зап.Европы.

Ответить

Фотография Стефан Стефан 05.01 2017

Если бы Александр 1 отменил крепостное право, конец света бы не наступил, а Россия в экономическом и социальном отношении не отстала бы так сильно от Зап.Европы.

Безусловно. Экономическая выгода от отмены крепостного права для России налицо. Прежде всего, прилив рабочей силы для промышленности.

Ответить

Фотография Ученый Ученый 06.01 2017

 

Если бы Александр 1 отменил крепостное право, конец света бы не наступил, а Россия в экономическом и социальном отношении не отстала бы так сильно от Зап.Европы.

Безусловно. Экономическая выгода от отмены крепостного права для России налицо. Прежде всего, прилив рабочей силы для промышленности.

 

Дело даже не в этом, если бы крепостные крестьяне и солдаты влились в экономическую жизнь, раньше сформировался бы широкий класс собственников, который смог бы предотвратить захват власти большевиками. Очевидно чем больше собственников, тем меньше вероятность захвата власти коммунистами.

Ответить

Фотография Стефан Стефан 06.01 2017

Дело даже не в этом, если бы крепостные крестьяне и солдаты влились в экономическую жизнь, раньше сформировался бы широкий класс собственников, который смог бы предотвратить захват власти большевиками. Очевидно чем больше собственников, тем меньше вероятность захвата власти коммунистами.

Согласен с Вами, ученый, но я имел в виду наиболее важную отрасль экономики.

Ответить