Imagine there's no heaven
It's easy if you try
No hell below us
Above us only sky
Imagine all the people
Living for today...
Imagine there's no countries
It isn't hard to do
Nothing to kill or die for
And no religion too
Imagine all the people
Living life in peace...
You may say I'm a dreamer
But I'm not the only one
I hope someday you'll join us
And the world will be as one
Imagine no possessions
I wonder if you can
No need for greed or hunger
A brotherhood of man
Imagine all the people
Sharing all the world...
You may say I'm a dreamer
But I'm not the only one
I hope someday you'll join us
And the world will live as one
//попытка перевода детектед//
Представьте, что нет рая,
Это легко, если попытаться,
Никакого ада под землей -
Только небо над нашими головами.
Представьте, что все люди
Живут сегодняшним днем.
Представьте, что нет стран,
Это не так уж сложно,
Никто не убивает и не умирает за что-то,
И религий тоже нет.
Представьте, что все люди
Живут в мире и согласии.
Вы можете сказать, что я мечтатель,
Но я не один такой
Надеюсь, что однажды вы присоединитесь к нам
И мир будет един.
Представьте, что нет собственности.
Я удивлюсь, если вы сможете это сделать.
Нет понятий «жадность» или «голод»,
Все люди – братья.
Представьте, что этот мир
Принадлежит нам всем.
Вы можете сказать, что я мечтатель,
Но я не один такой.
Надеюсь, что однажды вы присоединитесь к нам
И мир будет един.
Ну, а это уже из разряда любимых (автор и трагедия известны всем):
Когда могущая Зима, Как бодрый вождь, ведет сама На нас косматые дружины Своих морозов и снегов, — Навстречу ей трещат камины, И весел зимний жар пиров.
Царица грозная, Чума Теперь идет на нас сама И льстится жатвою богатой; И к нам в окошко день и ночь Стучит могильною лопатой.... Что делать нам? и чем помочь?
Как от проказницы Зимы, Запремся также от Чумы! Зажжем огни, нальем бокалы, Утопим весело умы И, заварив пиры да балы, Восславим царствие Чумы.
Есть упоение в бою, И бездны мрачной на краю, И в разъяренном океане, Средь грозных волн и бурной тьмы, И в аравийском урагане, И в дуновении Чумы.
Все, все, что гибелью грозит, Для сердца смертного таит Неизъяснимы наслажденья — Бессмертья, может быть, залог! И счастлив тот, кто средь волненья Их обретать и ведать мог.
Итак, — хвала тебе, Чума, Нам не страшна могилы тьма, Нас не смутит твое призванье! Бокалы пеним дружно мы И девы-розы пьем дыханье, — Быть может... полное Чумы!
Что же Вы, господа, все о мрачном?! А не хотите ли такого?
Сергей Есенин
Я иду долиной. На затылке кепи, В лайковой перчатке смуглая рука. Далеко сияют розовые степи, Широко синеет тихая река.
Я — беспечный парень. Ничего не надо. Только б слушать песни — сердцем подпевать, Только бы струилась легкая прохлада, Только б не сгибалась молодая стать.
Выйду за дорогу, выйду под откосы, — Сколько там нарядных мужиков и баб! Что-то шепчут грабли, что-то свищут косы. «Эй, поэт, послушай, слаб ты иль не слаб?
На земле милее. Полно плавать в небо. Как ты любишь долы, так бы труд любил. Ты ли деревенским, ты ль крестьянским не был? Размахнись косою, покажи свой пыл».
Ах, перо не грабли, ах, коса не ручка — Но косой выводят строчки хоть куда. Под весенним солнцем, под весенней тучкой Их читают люди всякие года.
К черту я снимаю свой костюм английский. Что же, дайте косу, я вам покажу — Я ли вам не свойский, я ли вам не близкий, Памятью деревни я ль не дорожу?
Нипочем мне ямы, нипочем мне кочки. Хорошо косою в утренний туман Выводить по долам травяные строчки, Чтобы их читали лошадь и баран.
В этих строчках — песня, в этих строчках — слово. Потому и рад я в думах ни о ком, Что читать их может каждая корова, Отдавая плату теплым молоком.
Ну как, полегчало?
Сообщение отредактировал kurnavin49: 19.08.2012 - 02:13 AM
Анакреонт в переводе Пушкина. Сперва о грустном: Поредели, поседели Кудри, честь главы моей, Зубы в деснах ослабели, И потух огонь очей. Сладкой жизни мне немного Провожать осталось дней: Парка счет ведет им строго, Тартар тени ждет моей. Не воскреснем из-под спуда, Всяк навеки там забыт: Вход туда для всех открыт- Нет исхода уж оттуда.
Затем с эротическим намёком: Кобылица молодая, Честь кавказского тавра, Что ты мчишься, удалая? И тебе пришла пора; Не косись пугливым оком, Ног на воздух не мечи, В поле гладком и широком Своенравно не скачи. Погоди; тебя заставлю Я смириться подо мной: В мерный круг твой бег направлю Укороченной уздой.
Едва я пересёк приметные куртины, как стало не по мне, и мрак на землю лёг. Я одолел овраг, проехал вдоль руины, и вдруг свербящий шум примчался сквозь лесок. Вокруг на много вёрст жилья как не бывало, но вдруг передо мной распятие предстало. Он явно что-то знал, молчащий этот Спас. Я, вглядываясь, ждал потока вещих фраз. Но что он мог сказать устами без гортани ? Совсем невдалеке, лишь в ста шагах от нас Великий Вождь Волков свистел в ночном тумане.
Он вёл с собой свои голодные дружины. Усталые, они почти сбивались с ног. Мелькали их хвосты и их худые спины. Зловещий волчий шарм отпугивал и влёк. Вся стая, возбудясь, наружу выставляла готовые терзать клыки - как из металла... С глазами, где костёр чуть стих, но не угас, напротив - всё ясней светился что ни раз, одетый в капюшон и плащ из грубой ткани, взяв в руки длинный хлыст для склонных до проказ, Великий Вождь Волков свистел в ночном тумане.
Неясыть завела истошный крик с осины, рыданья раздались, а я от страха взмок, когда он, как мертвец, восставший в день кончины, явился у скалы, скривлённой поперёк. Там вереск буйно цвёл, стелясь, как одеяло. Вся стая, севши в круг, смотрела и мечтала. Все блики с высоты вводили их в экстаз. Свет, оловом блестя, пускался в перепляс. Луна с крутых высот протягивала длани. И - с виду, как монах, как дух, одетый в газ, Великий Вождь Волков свистел в ночном тумане.
Но вот из глубины разбуженной долины кобылу вдруг занёс к волкам несчастный рок. Отстав от табуна, заблудшая скотина, дрожа и вся вспотев, пустилась наутёк... Им были не нужны ни латы, ни забрала. Стремительная рать на жертву вмиг напала. О ужас ! Небеса светились, как атлас, а весь клубок волков кишки из чрева тряс, измазавшись в мозгах, в крови и всякой дряни. И, будто удалой, взбодривший свалку глас, Великий Вождь Волков свистел в ночном тумане.
Я сжался у креста. Ужасная картина была страшнее всех былых моих тревог. Я сразу стал седеть; похолодел, как льдина; и в горле у меня застрял сухой комок. Вся бешеная страсть разделась догола. Прожорливость была неистова и зла. Слизали волки кровь со шкуры, как с кирас. насытившись, объев до блеска весь каркас... Лишь только холм костей остался на поляне. И, упредив зарю, убийц прогнал приказ: Великий Вождь Волков свистел в ночном тумане.
Послание. Вседоблестный Монарх ! Хоть верен мне Пегас, сознаюсь, иногда, в лихой бесовский час, страшился я скакать всю ночь до светлой рани, когда в зелёной тьме, невидимый для глаз, Великий Вождь Волков свистел в ночном тумане.
Сыпь, гармоника. Скука... Скука...
Гармонист пальцы льет волной.
Пей со мной, паршивая бэби,
Пей со мной.
Излюбили тебя, измызгали -
Невтерпеж.
Что ж ты смотришь так синими брызгами ?
Иль в морду хошь ?
В огород бы тебя на чучело,
Пугать ворон.
До печенок меня замучила
Со всех сторон.
Сыпь, гармоника. Сыпь, моя частая.
Пей выдра, пей.
Мне бы вон ту, сисястую -
Она глупей.
Я средь женщин тебя не первую...
Немало вас,
Но с такой вот, как ты, со стервою
Лишь в первый раз.
Чем больнее, тем звонче.
То здесь, то там.
Я с собой не покончу,
Иди к чертям.
К вашей своре собачей
Пора простыть.
Дорогая, я плачу,
Прости... прости...
Льeтся дней моих розовый купол.
В сердце снов золотых сума,
Много девушек я перещупал.
Много женщин в углах прижимал.
Да! Есть горькая правда земли,
Подсмотрел я ребяческим оком:
Лижут в очередь кобели
Истекающую суку соком.
Так чего ж мне ee ревновать.
Так чего ж мне болеть такому.
Наша жизнь - простыня да кровать.
Наша жизнь - поцелуй да в омут.
Пой же, пой! В роковом размахе
Этих рук роковая беда.
Только знаешь, пошли их...
Не умру я, мой друг, никогда
Сыпь, гармоника. Скука... Скука... Гармонист пальцы льет волной. Пей со мной, паршивая бэби, Пей со мной. Излюбили тебя, измызгали - Невтерпеж. Что ж ты смотришь так синими брызгами ? Иль в морду хошь ?
В огород бы тебя на чучело, Пугать ворон. До печенок меня замучила Со всех сторон.
Сыпь, гармоника. Сыпь, моя частая. Пей выдра, пей. Мне бы вон ту, сисястую - Она глупей.
Я средь женщин тебя не первую... Немало вас, Но с такой вот, как ты, со стервою Лишь в первый раз.
Чем больнее, тем звонче. То здесь, то там. Я с собой не покончу, Иди к чертям.
К вашей своре собачей Пора простыть. Дорогая, я плачу, Прости... прости...
Льeтся дней моих розовый купол. В сердце снов золотых сума, Много девушек я перещупал. Много женщин в углах прижимал.
Да! Есть горькая правда земли, Подсмотрел я ребяческим оком: Лижут в очередь кобели Истекающую суку соком.
Так чего ж мне ee ревновать. Так чего ж мне болеть такому. Наша жизнь - простыня да кровать. Наша жизнь - поцелуй да в омут.
Пой же, пой! В роковом размахе Этих рук роковая беда. Только знаешь, пошли их... Не умру я, мой друг, никогда
(с) Сергей Есенин
не хорошо переделывать чужие стихи я в поэзии люблю лишь искренность а вот и мой любимый стих стучится в монитор
До свиданья, друг мой, до свиданья. Милый мой, ты у меня в груди. Предназначенное расставанье Обещает встречу впереди.
До свиданья, друг мой, без руки, без слова, Не грусти и не печаль бровей,- В этой жизни умирать не ново, Но и жить, конечно, не новей. или это Снежная равнина, белая луна, Саваном покрыта наша сторона. И березы в белом плачут по лесам. Кто погиб здесь? Умер? Уж не я ли сам?
не хорошо переделывать чужие стихи я в поэзии люблю лишь искренность а вот и мой любимый стих стучится в монитор
До свиданья, друг мой, до свиданья. Милый мой, ты у меня в груди. Предназначенное расставанье Обещает встречу впереди.
До свиданья, друг мой, без руки, без слова, Не грусти и не печаль бровей,- В этой жизни умирать не ново, Но и жить, конечно, не новей. или это Снежная равнина, белая луна, Саваном покрыта наша сторона. И березы в белом плачут по лесам. Кто погиб здесь? Умер? Уж не я ли сам?
Сколько же людей любит Есенина! Если бы я мог рассказать, как я пришел к нему! Вернее меня привели.
Сообщение отредактировал kurnavin49: 06.09.2012 - 01:11 AM
Дух Есенина избирателен. На Вас он уронил книгу. Ко мне подослал неизвестного.
для человека покончившего с собой у него слишком много забот .не хотел бы я обрекать его на такую судьбу пусть лучше мы ишим его дух в книжке а он спит последним сном
Друг мой, друг мой, Я очень и очень болен. Сам не знаю, откуда взялась эта боль. То ли ветер свистит Над пустым и безлюдным полем, То ль, как рощу в сентябрь, Осыпает мозги алкоголь.
Голова моя машет ушами, Как крыльями птица. Ей на шее ноги Маячить больше невмочь. Черный человек, Черный, черный, Черный человек На кровать ко мне садится, Черный человек Спать не дает мне всю ночь.
Черный человек Водит пальцем по мерзкой книге И, гнусавя надо мной, Как над усопшим монах, Читает мне жизнь Какого-то прохвоста и забулдыги, Нагоняя на душу тоску и страх. Черный, человек Черный, черный…
«Слушай, слушай, — Бормочет он мне, — В книге много прекраснейших Мыслей и планов. Этот человек Проживал в стране Самых отвратительных Громил и шарлатанов.
В декабре в той стране Снег до дьявола чист, И метели заводят Веселые прялки. Был человек тот авантюрист, Но самой высокой И лучшей марки.
Был он изящен, К тому ж поэт, Хоть с небольшой, Но ухватистой силою, И какую-то женщину, Сорока с лишним лет, Называл скверной девочкой И своею милою».
«Счастье, — говорил он, — Есть ловкость ума и рук. Все неловкие души За несчастных всегда известны. Это ничего, Что много мук Приносят изломанные И лживые жесты.
В грозы, в бури, В житейскую стынь, При тяжелых утратах И когда тебе грустно, Казаться улыбчивым и простым — Самое высшее в мире искусство».
«Черный человек! Ты не смеешь этого! Ты ведь не на службе Живешь водолазовой. Что мне до жизни Скандального поэта. Пожалуйста, другим Читай и рассказывай».
Черный человек Глядит на меня в упор. И глаза покрываются Голубой блевотой. Словно хочет сказать мне, Что я жулик и вор, Так бесстыдно и нагло Обокравший кого-то. · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · Друг мой, друг мой, Я очень и очень болен. Сам не знаю, откуда взялась эта боль. То ли ветер свистит Над пустым и безлюдным полем, То ль, как рощу в сентябрь, Осыпает мозги алкоголь.
Ночь морозная. Тих покой перекрестка. Я один у окошка, Ни гостя, ни друга не жду. Вся равнина покрыта Сыпучей и мягкой известкой, И деревья, как всадники, Съехались в нашем саду.
Где-то плачет Ночная зловещая птица. Деревянные всадники Сеют копытливый стук. Вот опять этот черный На кресло мое садится, Приподняв свой цилиндр И откинув небрежно сюртук.
«Слушай, слушай! — Хрипит он, смотря мне в лицо, Сам все ближе И ближе клонится. — Я не видел, чтоб кто-нибудь Из подлецов Так ненужно и глупо Страдал бессонницей.
Ах, положим, ошибся! Ведь нынче луна. Что же нужно еще Напоенному дремой мирику? Может, с толстыми ляжками Тайно придет «она», И ты будешь читать Свою дохлую томную лирику?
Ах, люблю я поэтов! Забавный народ. В них всегда нахожу я Историю, сердцу знакомую, — Как прыщавой курсистке Длинноволосый урод Говорит о мирах, Половой истекая истомою.
Не знаю, не помню, В одном селе, Может, в Калуге, А может, в Рязани, Жил мальчик В простой крестьянской семье, Желтоволосый, С голубыми глазами…
И вот стал он взрослым, К тому ж поэт, Хоть с небольшой, Но ухватистой силою, И какую-то женщину, Сорока с лишним лет, Называл скверной девочкой И своею милою».
«Черный человек! Ты прескверный гость. Это слава давно Про тебя разносится». Я взбешен, разъярен, И летит моя трость Прямо к морде его, В переносицу… · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · …Месяц умер, Синеет в окошко рассвет. Ах ты, ночь! Что ты, ночь, наковеркала? Я в цилиндре стою. Никого со мной нет. Я один… И разбитое зеркало…
