←  Советская Россия

Исторический форум: история России, всемирная история

»

Диссиденты в СССP

Фотография Ученый Ученый 24.04 2021

 

 

А вот такого человека можно считать "диссидентом в СССР"?

 

Родился в 1928 году.

В 1944—1953 служил в Советской армии, в 1953 вступил в КПСС и поступил на юридический факультет Московского университета им. Ломоносова, специальность «Правоведение».

По окончании университета с 1958 работал штатным пропагандистом райкома КПСС, с 1959 — работник адвокатуры. Тогда же принимает решение бороться за конституционное разрушение СССР.

В 1961 году вместе с другими единомышленниками арестован, приговорен к расстрелу, замененному 15 годами лишения свободы.

Почему я должен тратить время на поиски этого Лукьяненко? Могли бы и сразу написать фамилию.

 

Да, конечно это диссидент. К националистам было более жесткое отношение, чем к "борцам за демократию". Поэтому такое суровое наказание.

 

Я о том, когда он был осужден.

 

До Даниэля и Синявского. 

 

1961 год.

 

Первый диссидент в СССР?

 

Даниэль и Синявский не были осуждены первыми, они были первыми, чье дело получило резонанс на Западе и общественную поддержку в СССР. А когда Лукьяненко судили, никто об этом не знал кроме Львовского КГБ.

Ответить

Фотография Пугач Пугач 24.04 2021

Левко Лукьяненко - диссидент-националист

 

 

И что? Не зачет?  ;)

 

А какой должен был быть?

 

Диссидент - "имперец"?


 

 

 

А вот такого человека можно считать "диссидентом в СССР"?

 

Родился в 1928 году.

В 1944—1953 служил в Советской армии, в 1953 вступил в КПСС и поступил на юридический факультет Московского университета им. Ломоносова, специальность «Правоведение».

По окончании университета с 1958 работал штатным пропагандистом райкома КПСС, с 1959 — работник адвокатуры. Тогда же принимает решение бороться за конституционное разрушение СССР.

В 1961 году вместе с другими единомышленниками арестован, приговорен к расстрелу, замененному 15 годами лишения свободы.

Почему я должен тратить время на поиски этого Лукьяненко? Могли бы и сразу написать фамилию.

 

Да, конечно это диссидент. К националистам было более жесткое отношение, чем к "борцам за демократию". Поэтому такое суровое наказание.

 

Я о том, когда он был осужден.

 

До Даниэля и Синявского. 

 

1961 год.

 

Первый диссидент в СССР?

 

Даниэль и Синявский не были осуждены первыми, они были первыми, чье дело получило резонанс на Западе и общественную поддержку в СССР. А когда Лукьяненко судили, никто об этом не знал кроме Львовского КГБ.

 

Т.е. "диссиденты в СССР" это только те, о ком стало известно на Западе?

Ответить

Фотография Ученый Ученый 24.04 2021

 

Левко Лукьяненко - диссидент-националист

 

 

И что? Не зачет?  ;)

 

А какой должен был быть?

 

Диссидент - "имперец"?

 

Возможно, Солженицын выступал за единство с Украиной, хотя и понимал что это проблематично. Он писал в 1968 г.

С Украиной будет чрезвычайно больно. Но надо знать их общий накал сейчас. Раз не уладилось за века - значит, выпало проявить благоразумие нам. Мы обязаны отдать решение им самим - федералистам или сепаратистам, кто у них кого убедит. Не уступить - безумие и жестокость. И чем мягче, чем терпимее, чем разъяснительнее мы будем сейчас, тем больше надежды восстановить единство в будущем.

 

Пусть поживут, попробуют. Они быстро ощутят, что не все проблемы решаются отделением. (Из-за того, что в разных областях Украины - разное соотношение тех, кто считает себя украинцем, и кто - русским, и кто - никем не считает, - тут будет много сложностей. Может быть, по каждой области понадобится свой плебисцит и потом льготное и бережное отношение ко всем, желающим переехать. Не вся Украина в её сегодняшних формальных советских границах есть действительно Украина. Какие-то левобережные области безусловно тяготеют к России. А уж Крым приписал к Украине Хрущёв и вовсе с дубу. А Карпатская (Червонная) Русь? Проверим и на ней: требуя справедливости к себе, как справедливы будут украинцы к карпатским русским?) 

Ответить

Фотография Пугач Пугач 24.04 2021

 

 

Левко Лукьяненко - диссидент-националист

 

 

И что? Не зачет?  ;)

 

А какой должен был быть?

 

Диссидент - "имперец"?

 

Возможно, Солженицын выступал за единство с Украиной, хотя и понимал что это проблематично. Он писал в 1968 г.

С Украиной будет чрезвычайно больно. Но надо знать их общий накал сейчас. Раз не уладилось за века - значит, выпало проявить благоразумие нам. Мы обязаны отдать решение им самим - федералистам или сепаратистам, кто у них кого убедит. Не уступить - безумие и жестокость. И чем мягче, чем терпимее, чем разъяснительнее мы будем сейчас, тем больше надежды восстановить единство в будущем.

 

Пусть поживут, попробуют. Они быстро ощутят, что не все проблемы решаются отделением. (Из-за того, что в разных областях Украины - разное соотношение тех, кто считает себя украинцем, и кто - русским, и кто - никем не считает, - тут будет много сложностей. Может быть, по каждой области понадобится свой плебисцит и потом льготное и бережное отношение ко всем, желающим переехать. Не вся Украина в её сегодняшних формальных советских границах есть действительно Украина. Какие-то левобережные области безусловно тяготеют к России. А уж Крым приписал к Украине Хрущёв и вовсе с дубу. А Карпатская (Червонная) Русь? Проверим и на ней: требуя справедливости к себе, как справедливы будут украинцы к карпатским русским?) 

 

Лукьяненко выступал против СССР (конституционно). По вашему определению - диссидент.

 

Или важно еще с какой именно (правильной?)  позиции он выступал?

Ответить

Фотография Ученый Ученый 24.04 2021

Суд над Лукьяненко

 

 

965930_w_300.jpg?v=0

 

Основатель УРСС Левко Лукьяненко (слева) вместе с членом организации Иваном Кандыбой 

 

Правозащитника 32-летнего Левко Лукьяненко приговорили к смертной казни 20 мая 1961-го. Приговор вынес Львовский областной суд.

 

Уголовное дело против диссидента открыли в начале года в местном управлении КГБ, по доносу провокатора. Тот рассказал, что Лукьяненко вместе с соратниками создал подпольную партийную организацию. Тогда же была разоблачена "Українська робітничо-селянська спілка" и установлена ​​одна из ее первых программ.

 

Члены "спілки", которых было около 10 человек, стремились проводить ненасильственную борьбу за общественные, национальные, экономические права украинцев, а после бороться за независимость Украины.

 

 

Уже ночью, 21 января, Лукьяненко и остальных членов организации арестовали. На допросах получил обвинения в антисоветской агитации и пропаганде, а также в сепаратизме. В ответ сослался на ст. 17 Конституции СССР, которая провозглашала право свободного выхода союзных республик из состава СССР. Но это лишь вызвало смех у следователей.

 

На суде, который начался в мае того же года над большинством членов организации, был обвинен в том, что "с 1957-го вынашивал идею отрыва УССР от СССР, подрывал авторитет КПСС, возводил клевету на теорию марксизма-ленинизма". Как основатель и главный теоретик организации получил смертный приговор. Остальные получили от 15-10 лет. Только через 72 суток приговор изменили на 15 лет заключения. Наказание отбывал в Мордовской АССР.

https://gazeta.ua/ru...kazaniya/965930

Ответить

Фотография Ученый Ученый 24.04 2021

Лукьяненко выступал против СССР (конституционно). По вашему определению - диссидент.   Или важно еще с какой именно (правильной?)  позиции он выступал?

Я же сказал, что Лукьяненко нормальный диссидент, ничем не хуже других диссидентов. 

Ответить

Фотография Пугач Пугач 24.04 2021

Суд над Лукьяненко

 

 

ОК.

 

Итак, если критерий "известности на Западе" отбрасываем, то что же получается?

 

Именно Лукьяненко, а не Даниэль и Синявский - первый диссидент в СССР?

 

Или были диссиденты в СССР еще раньше?

Ответить

Фотография Ученый Ученый 24.04 2021

 

Суд над Лукьяненко

 

 

ОК.

 

Итак, если критерий "известности на Западе" отбрасываем, то что же получается?

 

Именно Лукьяненко, а не Даниэль и Синявский - первый диссидент в СССР?

 

Или были диссиденты в СССР еще раньше?

 

Были конечно. Тот же Пастернак с публикацией романа за границей. Советские власти злило не инакомыслие само по себе, а контакты с Западом.

 

Во-первых, если люди обращались со своими проблемами на Запад, значит они не верили в то, что партия и соввласть может им помочь.

 

Во-вторых трудно было объяснить, каким образом люди родившиеся и воспитанные в СССР, получившие образование и имевшие хорошую работу стали антисоветчиками. По идеи граждане капстран, должны были сочувствовать СССР и коммунизму, а происходило наоборот. Значит СССР не имеет исторической перспективы, не только весь мир его осуждает, но и собственные граждане отворачивается от советской политики.

Ответить

Фотография Ученый Ученый 24.04 2021

Почему же Лукьяненко и Пастернак не диссиденты, а Даниэль и Синявский диссиденты?

 

Потому что диссиденты это не единичные случаи, а постоянно действующая организация. Движение диссидентов можно сравнить с революционной партией или движением сопротивления. Можно вспомнить и  декабристов, потому что диссиденты представляли лишь незначительную часть советской интеллигенции, а связи и поддержки в  народе не имели.

 

В странах вост. Европы социальная база диссидентов была гораздо шире, потому что в этих странах большинство населения было против коммунистической системы в экономике и советского диктата, против присутствия советских войск. В вост.Европе диссидентам было легко поднять народ на восстание, как это было в Венгрии, Чехословакии и Польше. В СССР народ был в целом равнодушен к диссидентам, зато охотно слушал "вражеские голоса". Америка, Англия, Германия - это были авторитеты для советских людей, а к Солженицыну и Сахарову относились с насмешкой и недоверием.

 

После свержения коммунизма президентом Чехословакии стал диссидент Гавел, в пост-советских странах власть осталась в руках номенклатуры, перекрасившейся в демократов, диссиденты не получили никакого влияния в новой России. Можно сделать вывод что советские и российские люди больше доверяют представителям власти, чем творческой интеллигенции. Если даже под влиянием чрезвычайных обстоятельств россияне решаются на революцию, то затем раскаиваются и  фигурально выражаясь прячутся от сияющего солнца свободы в привычные сумерки авторитаризма.

Ответить

Фотография Пугач Пугач 27.04 2021

Почему же Лукьяненко и Пастернак не диссиденты, а Даниэль и Синявский диссиденты?

 

Я бы вам ответил, но я получил "предупреждение" за то, что пытался вместе с вами определить критерий - Кого можно называть диссидентом в СССР.

 

К слову, вы тоже получили предупреждение?

 

Ремарка - Ученый не любит использовать "Личные сообщения", о чем уведомил меня лично.


Сообщение отредактировал Пугач: 27.04.2021 - 00:05 AM
Ответить

Фотография Ученый Ученый 27.04 2021

 

Почему же Лукьяненко и Пастернак не диссиденты, а Даниэль и Синявский диссиденты?

 

Я бы вам ответил, но я получил "предупреждение" за то, что пытался вместе с вами определить критерий - Кого можно называть диссидентом в СССР.

 

К слову, вы тоже получили предупреждение?

 

Ремарка - Ученый не любит использовать "Личные сообщения", о чем уведомил меня лично.

 

Нет, я не получал никаких предупреждений, и не понимаю что плохого в обсуждении советских диссидентов, ведь СССР давно прекратил свое существование. 

 

Действительно я не люблю общаться в личке, но мне иногда пишут. Недавно Стан попросил поздравить публику с днем рождения Ленина, но я отказался, ведь наверняка это не понравится тем, кто рассылает предупреждения. Это как в СССР - там кроме цензуры была еще и самоцензура. А вот у вас, Пугач, с самоцензурой плохо дело, вы нуждаетесь в предупреждениях  :)

Ответить

Фотография Пугач Пугач 27.04 2021

 

 

Почему же Лукьяненко и Пастернак не диссиденты, а Даниэль и Синявский диссиденты?

 

Я бы вам ответил, но я получил "предупреждение" за то, что пытался вместе с вами определить критерий - Кого можно называть диссидентом в СССР.

 

К слову, вы тоже получили предупреждение?

 

Ремарка - Ученый не любит использовать "Личные сообщения", о чем уведомил меня лично.

 

Нет, я не получал никаких предупреждений, и не понимаю что плохого в обсуждении советских диссидентов, ведь СССР давно прекратил свое существование. 

 

Действительно я не люблю общаться в личке, но мне иногда пишут. Недавно Стан попросил поздравить публику с днем рождения Ленина, но я отказался, ведь наверняка это не понравится тем, кто рассылает предупреждения. Это как в СССР - там кроме цензуры была еще и самоцензура. А вот у вас, Пугач, с самоцензурой плохо дело, вы нуждаетесь в предупреждениях  :)

 

Ремарка - Напишите мне в Личку, в чем я нарушил законодательство? 


Сообщение отредактировал Пугач: 27.04.2021 - 00:22 AM
Ответить

Фотография Ученый Ученый 27.04 2021

 

 

 

Почему же Лукьяненко и Пастернак не диссиденты, а Даниэль и Синявский диссиденты?

 

Я бы вам ответил, но я получил "предупреждение" за то, что пытался вместе с вами определить критерий - Кого можно называть диссидентом в СССР.

 

К слову, вы тоже получили предупреждение?

 

Ремарка - Ученый не любит использовать "Личные сообщения", о чем уведомил меня лично.

 

Нет, я не получал никаких предупреждений, и не понимаю что плохого в обсуждении советских диссидентов, ведь СССР давно прекратил свое существование. 

 

Действительно я не люблю общаться в личке, но мне иногда пишут. Недавно Стан попросил поздравить публику с днем рождения Ленина, но я отказался, ведь наверняка это не понравится тем, кто рассылает предупреждения. Это как в СССР - там кроме цензуры была еще и самоцензура. А вот у вас, Пугач, с самоцензурой плохо дело, вы нуждаетесь в предупреждениях  :)

 

Ремарка - Напишите мне в Личку, в чем я нарушил законодательство? 

 

А я тут причем, разве предупреждение было от меня?


Еще раз повторяю для вас, г-н Пугач

Нет, я не получал никаких предупреждений, и не понимаю что плохого в обсуждении советских диссидентов, ведь СССР давно прекратил свое существование. 

Ответить

Фотография Пугач Пугач 27.04 2021

«Ясно, что нас в итоге арестуют»

 

e5039c2e8515f63c-2-1.jpg?itok=fhalvCEX

 

Я познакомился с Юрием Орловым, когда он уже состоялся и как физик, и как диссидент. Это было в 1974 или 1975 году в Москве. Тогда я был активистом еврейского движения, отказником. Мы участвовали в демонстрациях, организовывали петиции, нас поддерживал целый ряд международных организаций. Постепенно я стал неофициальным спикером движения — человеком, который связывает активистов с журналистами, с международными организациями, передает информацию. Тогда же на одном из политических судов я встретился с Андреем Сахаровым, который заочно оказал на меня огромное влияние своей гражданской позицией. Обнаружив, что у него не такие отлаженные коммуникации с журналистами, как у еврейского движения, я стал помогать ему в связях с прессой. Через Виталия Рубина, который был профессором, диссидентом и отказником, я познакомился с Людмилой Алексеевой, с которой у нас сразу завязалась дружба. А она уже представила меня Юрию Орлову.

Мы систематически встречались. Ни у кого из нас не было работы: всех поувольняли. Подрабатывали мы, в частности, тем, что давали друг другу уроки. Я давал уроки английского языка для тех, кто собирается уехать в Америку. Людмила Алексеева и ее муж Николай стали моими учениками одной группе из четырех человек. А Юрий Орлов вместе с женой Ириной и Андреем Амальриком — в другой. Мы занимались английским, в основном обсуждая проблемы диссидентского движения. Юрий Орлов отличался тем, что по происхождению он не был из интеллигенции, его семья жила в селе. И у него был здоровый, и трезвый взгляд на жизнь. Его мало интересовала иллюзорная привлекательность диссидентской жизни: возможность встретиться с важными иностранцами, журналистами, услышать свою фамилию по BBC. Он был физик-теоретик, и он был теоретик диссидентской жизни. До этого он был вынужден из-за своих взглядов уехать из Москвы в Армению, где стал членом-корреспондентом Академии наук. Но ему показалось, что пришло вернуться в Москву, он и вернулся.

Дальше произошло, как со временем стало ясно, очень важное событие: было подписано соглашение в Хельсинки. Его подписали 35 стран, включая СССР. В соглашении было три «корзины» договоренностей. Первая — политическая: признаются результаты Второй мировой войны и гарантируется, что не будут изменяться границы, а значит наконец-то признается право Советского Союза на владение захваченными частями Польши и Прибалтикой. Вторая часть — об экономическом сотрудничестве, в котором СССР был очень заинтересован. И третья — non-binding, соблюдение прав человека, в том числе указывалось право на воссоединение семей, на свободу мысли и так далее.

В среде диссидентов Хельсинские соглашения были восприняты почти как предательство со стороны Запада. Весь наш опыт показывал, что Советский Союз наконец-то получил то, что хотел политически и экономически, а что касается прав человека, то это окажется исключительно лицемерие и показуха. СССР будет, как обычно, говорить красивые слова, объяснять, что у него свое понимание прав человека, что зато на Западе много безработных, что иногда там «негров вешают». У нас тоже был огромный скепсис и пессимизм. Хотя все приезжавшие в Москву американские сенаторы и конгрессмены, с которыми я встречался и водил на встречи с Сахаровым и еврейскими отказниками, говорили: теперь они смогут проверить, насколько намерения Советского Союза серьезны.

Тогда мы — я, Юрий Орлов, Андрей Амальрик и Людмила Алексеева — начали обсуждать, как затруднить Советскому Союзу задачу превратить выполнение этой части соглашений в показуху. Я, опираясь на опыт еврейского движения, предложил написать письма разным международным организациям (особенно левым), что мы — граждане СССР, чьи права нарушаются, или свидетели нарушения чужих прав. И мы опасаемся, что Советский Союз попытается исказить смысл Хельсинских соглашений. Поэтому мы считаем важным выработать критерии их выполнения. Амальрику понравилась идея, он даже собрал 30 или 40 подписей разных диссидентов под таким письмом, но тут его выслали из страны.

Когда мы возвращались из аэропорта после проводов Амальрика, Юрий Орлов сказал мне: «Знаешь, я подумал и решил: опять будет говорильня, опять будем писать — нет времени. Если мы хотим, чтобы мир серьезно отнесся к вопросу выполнения Советским Союзом Хельсинских соглашений, мы должны сами провозгласить организацию, которая возьмет на себя наблюдение за тем, как они будут выполняться. Мы начнем публиковать документы, — их будет очень много, — пересылать их во все инстанции и добиваться того, чтобы они были в центре внимания».

И дальше он сказал: «Мне ясно, что нас в итоге арестуют. Но после этого Запад не сможет игнорировать эти нарушения». Он предполагал, что арестуют нас по 64-й статье УК, за «измену Родине», потому что это будет большой удар по Советскому Союзу изнутри. Но только так можно добиться реальных изменений. Я был более оптимистичен: сомневался, что это будет 64-я статья, мы же не при Сталине живем, — будет 70-я, «Антисоветская агитация и пропаганда». Но сказал, что если Юрий хочет этим заняться, то я присоединяюсь.

Через несколько дней он провозгласил создание группы, заявление об этом подписали 11 человек. А через 9 месяцев нас лидеров группы либо арестовали, либо выслали за границу. Но за эти 9 месяцев было издано 19 документов. Каждый такой документ — это десятки или даже сотни конкретных примеров нарушения прав. Чтобы издать его. надо было собрать массу информации. Конечно, у того же Александра Гинзбурга уже было много информации: он был распорядителем «Русского общественного фонда помощи преследуемым и их семьям», и поэтому большой документ о положении политзаключенных сразу же был подготовлен по его материалам. По еврейской эмиграции много информации было у меня. Но, например, мы выпустили документ о преследовании пятидесятников. Они обратились к нам, и мы послали к ним человека, который проверил, что там действительно арестовывают людей за то, что они обучают своих детей своей вере. Они ушли глубоко в Сибирь, отступили почти до Владивостока, но Советская власть и там их преследовала и сажала. Было много возмутительных случаев — например, человека в 75 лет посадили в третий раз за то, что он продолжал воспитывать своих детей и внуков в своей вере.

Надо было собирать эти материалы и проверять их. Потом КГБ-шники на допросах пытались заявить, что все это ложь, но не смогли найти ни одного свидетеля, который бы опроверг хоть какой-то из сотен описанных нами случаев. Затем надо было их распространить. Устраивали пресс-конференцию — это делал я под руководством Юрия Орлова. Он был на связи с украинцами, литовцами, — на Украине создали свою Хельсинскую группу во главе с Миколой Руденко, а в Вильнюсе — свою. Потом на Западе начали создаваться общественные группы солидарности. Одна из них возникла в Нью-Йорке. Шум по этому поводу нарастал. Дошло до того, что в Конгрессе США создали специальный комитет, существующий до сегодняшнего дня, который занимался только одним вопросом: соблюдением прав человека в странах, подписавших Хельсинские соглашения. В него вошли представители Сената, Конгресса, администрации президента. В итоге, если раньше я должен был скрытно передавать наши документы американслим дипломатам, то теперь американский посол просто обращался ко мне и просил передавать их прямо в день пресс-конференции. Естественно, после такого меня задерживали, допрашивали, запугивали, но все эти документы поступали на обсуждение прямо в американский Конгресс. И через 9 месяцев, когда нас арестовали, этот вопрос выполнения соглашений Советским Союзом был настолько в центре внимания, что стоял на всех международных переговорах с участием СССР вплоть до падения последнего.

Юрий был центром всего этого. Можно сказать, что Алексеева была мотором, я — языком, Гинзбург — архивом, а мозгом Хельсинской группы был Юрий Орлов. он был физик-теоретик, и именно он теоретически спланировал, как сделать права человека главным вопросом международных отношений. И если окажется, что для этого надо сыграть жертвенную роль, пойти в тюрьму, — он решил: значит, пойдем в тюрьму. А мы все уже следовали за ним.

В начале февраля обстановка накалилась до предела. Советский Союз был совершенно взбешен. К власти в США пришел Джимми Картер, который провозгласил права человека важнейшей частью своей политики, и это произошло в том числе благодаря деятельности нашей группы. Было очевидно, что вот-вот начнутся аресты. У нас был контакт в КГБ, Виктор Орехов — позднее стало известно, что это уникальный случай: оперативник госбезопасности стал помогать людям, за которыми должен был следить и вербовать. Мы, кстати, не очень ему доверяли, вплоть до его ареста. Но через него поступили сведения, что собираются арестовать Юрия Орлова. Юрию это, естественно, передали, да он и сам видел вокруг себя слежку и понимал, что происходит что-то серьезное. В ночь на 4 февраля, когда его должны были арестовать, он выпрыгнул из окна своего дома на первом этаже и убежал. С утра за ним пришли, а жена говорит, что его нет, и она не знает, где он. Юрия начали срочно искать по всем другим домам, поехали к его родственникам в деревню, но не нашли. Тогда они в тот же день арестовали Александра Гинзбурга.

Через несколько дней я получаю звонок от Люды Алексеевой. Она мне говорит: «Очень вас прошу, приезжайте сейчас». Я говорю: послушайте, я сейчас занят, приеду к вам после 2-3 часов. Она отвечает: «Ой, Толя, ну что же, никто обо мне не думает, а я так плохо себя чувствую, нездорова, мне нужна помощь…». Это было совершенно не похоже на нее. И я понял, что что-то происходит, о чем она не может сказать по телефону. Я срочно приехал к ней. Захожу, а из-за угла появляется Юрий Орлов. Я совершенно поражен, он, естественно, знаками просит не говорить ничего, потому что квартира прослушивается. Юрий, переодетый в какого-то рабочего, утром пришел к Алексеевой и сидит там тихо. И пишет мне: «Я хочу, чтобы ты организовал мне пресс-конференцию». Я отвечаю: «Юра, ты с ума сошел, тебя ищут по всей стране! Как только я приведу первого же корреспондента, он придут и арестуют тебя». А он пишет: «Мы — общественная организация. Наша сила в том, чтобы говорить слово правды миру. Скрываться больше невозможно».

Я привел двух корреспондентов. Он сделал свое последнее политическое заявление. Я пошел проверить, есть ли свободные выходы, а они все закрыты. КГБ-шники, которых я уже знаю в лицо, изображают целующиеся парочки. Я пошел в соседний подъезд, куда можно пройти через крышу, а и снаружи стоят машины КГБ. Тогда мы спели вместе «Возьемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке» Окуджавы и разошлись. На рассвете за Юрой пришли и забрали его.

После конференции мы уже говорили открыто, не скрываясь. Я говорю ему: «Ты не жалеешь, что начал это?». А он отвечает: «Абсолютно нет». Он чувствовал, что все идет как он запланировал. Единственное отклонение было в том, что его арестовали по 70-й статье, а меня, через четыре недели, по 64-й. То есть он предсказал мою судьбу, а я — его.

Дальше он очень честно и мужественно отсидел свои 7 лет. Потом он был в ссылке, и через полгода после меня его освободили.

В тюрьме мы не пересекались. Но на следствии у нас было много параллельных процессов. Все документы Хельсинской группы были у меня, у него и у Александра Гинзбурга. Естественно, когда допрашивают параллельно, всегда пытаются поймать на противоречиях. Я был совершенно спокоен, что ни Орлов, ни Гинзбург не будут придумывать никаких версийОни скажут: я беру на себя всю ответственность, считаю, что это была правильная работа, никаких подробностей сообщать не буду. Это была наша общая позиция. Было очень удобно иметь их подельниками, и не имея никакой связи, не зная, что происходит, быть полностью уверенными друг в друге.

После освобождения я встречался с ним несколько раз. Один раз в Конгрессе США, где мы вместе давали показания в 1987 году в той самой комиссии, созданной в ответ на наши действия. Потом он приезжал по моему приглашению в Израиль. У него уже была новая жена, американка, с которой они прожили долго и счастливо. И что интересно: это единственный случай, который я знаю, когда человек после стольких лет отрыва от своей науки вернулся и стал очень успешным физиком. Он стал работать в Корнеллском университете. И когда я встретил его на 25-й годовщине Хельсинской группы в Москве, он почти все время говорил со мной о физике. Буквально два года назад у него в университете был очень важный семинар по физике и дополнительно он вел семинар по правам человека.

В диссидентском движении было довольно много интеллектуалов. Но как правило, они мало занимались практикой. Были практики (скажем, Буковский, Александр Гинзбург или я), которые особенно не занимались теоретическими выкладками. Человек, который подходил к правам человека как к науке, как интеллектуальной задаче, но в то же время был готов не задумываясь поставить на кон свою свободу и жизнь ради успеха борьбы за права человека в Советском Союзе — вот кем был Юрий Орлов.

Тот факт, что Хельсинская группа была создана, что она так сильно повлияла на международные события — в основе всего этого лежала готовность Юрия совмещать все наши теоретические рассуждения с очень драматическими, сильными практическими шагами.

Мы, диссиденты, очень любили дискутировать на кухнях. потом это выходило в «Хронику текущих событий», в какие-то письма и так далее. А он сказал: надо заняться делом, которое, скорее всего, приведет нас в тюрьму, но только так мы достигнем того, чего мы хотим. Он был единственным, кто сказал это четко и ясно, пошел вперед, — и мы присоединились.

https://urokiistorii.ru/article/57317

Ответить

Фотография Ученый Ученый 27.04 2021


«Знаешь, я подумал и решил: опять будет говорильня, опять будем писать — нет времени. Если мы хотим, чтобы мир серьезно отнесся к вопросу выполнения Советским Союзом Хельсинских соглашений, мы должны сами провозгласить организацию, которая возьмет на себя наблюдение за тем, как они будут выполняться. Мы начнем публиковать документы, — их будет очень много, — пересылать их во все инстанции и добиваться того, чтобы они были в центре внимания».

 

 

 

Поскольку в наше время во всех пост-советских странах демократические свободы граждан признаются, получается что диссиденты были правы и советским властям следовало прислушаться к их мнению.

Ответить

Фотография Ученый Ученый 27.04 2021

Юрий Орлов в ссылке

 

orlov-fotogaleriya-3.jpg

 

Высылка в США

orlov-yuriy-papka-foto-31.jpg

 

Ю.Орлов с Ельциным

 

orlov-yuriy-papka-foto-28.jpg

Ответить

Фотография Ученый Ученый 27.04 2021

Откуда взялось диссидентство?

 

ИСТОРИЯ СОВЕТСКОГО ИНАКОМЫСЛИЯ В ВОСПОМИНАНИЯХ ОДНОЙ ИЗ ГЕРОИНЬ ДИССИДЕНТСКОГО ДВИЖЕНИЯ — ЛЮДМИЛЫ АЛЕКСЕЕВОЙ

 

Само слово «диссидентство» придумали не мы, а иностранные журналисты, которые заметили это явление. В сталинское время его не замечали, хотя оно тоже было, но тогда все молчали, потому что было очень опасно. А после ХХ съезда признали его существование и назвали своим словом «dissent», то есть «инакомыслие». Они начали постепенно употреблять это слово, а потом и мы сами.

 

«Диссидентство» — довольно широкое понятие, означающее инакомыслие 1960-х годов. Инакомыслящие были разные: и монархисты, и верующие, и националисты, и правозащитники. Мы все друг друга знали и знали тех, кто думал иначе. И они нас, и мы их. Но если, скажем, анархизм, монархизм, религия были вполне традиционными для российского общества формами инакомыслия, то защита прав человека и наше течение были чем-то совершенно новым. В России насчет справедливости во все века очень волновались, а вот с правом это никогда практически не связывали. Были, конечно, какие-то исторические предтечи: Кистяковский, Трубецкой, кадеты… В дореволюционной России что-то нарождалось, но не успело стать заметным общественным течением.

 

Мы, кто стал потом правозащитником, себя поначалу вообще никак не называли — мы попросту не знали, кто мы такие, и не знали ту часть нашей истории, которая могла считаться предтечей: в советское время все это убрали из библиотек, учебных курсов и из памяти людей. А если кто-то что-то помнил — не шибко рассказывали. Родители тоже ничего не докладывали, чтобы мы где-то не ляпнули и не оказались бы вместе с ними в лагере или под расстрелом. Мы ничего этого не знали.

 

Правозащитное движение уже существовало на Западе и вело свое начало с послевоенного времени, когда в Европе и Америке пытались осмыслить трагический опыт двух мировых войн. Такого прежде не было в истории человечества, и люди в ужасе об этом задумались. В Страсбурге был создан институт Кассена, в котором думали над тем, где Европа оступилась (что начались эти войны) и как сделать так, чтобы это больше не повторилось. В 1948 году плод этих раздумий был воплощен во Всеобщей декларации прав человека, принятой Организацией Объединенных Наций. Там речь шла об естественных правах человека, которые должны уважать все режимы и все правители, о том, что человек от рождения имеет права и человеческое достоинство вне зависимости от того, в какой стране он родился и к какой расе и какому социальному классу принадлежит. Декларацию принимало все большее число стран, и даже Советский Союз ее ратифицировал, но больше для внешнего мира, чтобы мы казались такой симпатичной демократической страной. В нашей стране даже сам текст декларации не распространялся.

 

Я, историк с высшим образованием и человек, которого всегда интересовали эти вопросы, не знала о существовании этого документа, да и все наше правозащитное движение понятия о нем не имело. Единственный человек, который об этом знал и пытался об этом рассказывать, — Александр Сергеевич Есенин-Вольпин. Для правозащитного движения он был как просветители для Французской революции. В этой совершенно не дающей никаких путеводных нитей для размышления советской действительности он приходил сам к идеям, которые сейчас кажутся простыми и логичными, а тогда были очень далеки от жизни и абсолютно в ней не воплощались. Рассуждением досужего ума казалось то, что закон должен быть одинаков для всех, его должны соблюдать и граждане, и правители. Второе его рассуждение: законы надо читать так, как они написаны, а не так, как их нам трактуют наши правители. Что интересно, написаны они, даже сталинская конституция, были совсем неплохо. Но у нас была такая шутка: там написано «свобода митингов, собраний и так далее». Правильно, «свобода собраний», а вот как насчет свободы ПОСЛЕ собраний? Ответ был совершенно очевиден.

 

Еще одна замечательная идея Александра Сергеевича (которого мы звали Аликом) — что очень много страдания и трагедий в жизни — от лжи и никому нельзя врать, никому. Я говорила: «Что, и в отделе кадров врать не надо?» Он: «Не надо». — «Ну это же специально на нашу погибель придумано!» Я считала так: врать не надо, но в отделе кадров и на допросах — можно, иначе пострадаешь не только ты, но и другие. Алик говорил: врать нельзя, но молчать можно, и если на допросах он говорил: «Я не буду отвечать» — людям было ясно, что попали в точку. Я могла соврать на допросах и не считала это грехом — и сейчас не считаю.

 

Надо сказать, что в первый раз мы услышали проповедь Вольпина в очень подходящем месте — в сумасшедшем доме в Ленинграде, куда его посадили именно за эти мысли, потому что они выглядели как бред сумасшедшего. Те, кто его туда сажал, действительно верили, что он «того», потому что нормальный человек так не рассуждает. Там он сидел с Владимиром Буковским и объяснял ему все это. Потом он объяснял это Ларисе Богораз, и она тоже очень внимательно его слушала. И все эти разговоры постепенно на какую-то часть людей, несогласных с той несправедливостью, которая вокруг творилась, как-то повлияли.

 

1968 год ООН объявила Годом прав человека во всем мире. Тогда самые видные, активные деятели будущего правозащитного движения собрались на даче у родственника Петра Григорьевича Григоренко. Там был сам Григоренко, еще Наташа Горбаневская, Лариса Богораз, Красин. Меня не было, и об этой встрече я узнала уже на допросах. Надо сказать, что у нас от сталинского времени осталась не очень ловкая такая, но все-таки осторожность. Когда мы делали что-то, что могло повлечь за собой преследование, у нас само собой выработалось такое правило: никому об этом не говорить, даже человеку, которому стопроцентно веришь. Говорить только тем, кому надо для этого дела. И это правильно было, потому что чем больше людей знает, тем быстрее это перестает быть секретом. Кроме того, если человека вызывают на допрос и начинают о чем-то расспрашивать, ему гораздо легче говорить, что он ничего не знает, если он правда не знает.

 

Поэтому Лариса, которая была моей лучшей подругой, мне не рассказала про эту встречу. А собрались эти люди там вот с какой идеей: в это время уже не было такого зажима, как в сталинское время, не было массовых репрессий, и страх постепенно ослабевал у людей, но цензура во всем была такой же жесткой, как при Сталине. Информация если и проникала к нам, то не через официальные источники. После 1956 года стали в массовом порядке освобождать людей из лагерей, и мы очень многое узнали о той жизни, но мы по-прежнему узнавали из устных разговоров, а не из газет или телевидения. И такой информации было очень много, не только о лагерях.

У людей развязались языки, и они перестали бояться, они начали рассказывать кто что знал. То, что раньше знали только семьи, теперь рассказывалось всем. И у нас накопилось довольно много знаний о происходящем в стране. Сначала мы просто собирались в компании и друг другу это все рассказывали, а вот уже в 1967 году стало очевидно, что этого недостаточно, что нужно какое-то систематическое распространение наших знаний. Мы уже читали и печатали самиздат, но по отдельным поводам и по отдельным вопросам, а тут хотелось систематичности, необходим был какой-то информационный бюллетень. И вот тогда, на даче, они решили, что Год прав человека, объявленный ООН, в Советском Союзе отметят изданием такого бюллетеня, который будет выходить раз в два месяца.

 

file.jpg

 

https://www.colta.ru...s-dissidentstvo

Ответить

Фотография ddd ddd 12.11 2023

Некрасивая история. Владимир Буковский VS Андрей Синявский

События и публикации 12–13 января 1993 года комментирует обозреватель Аркадий Дубнов

Признаюсь, с некоторой опаской я решил прокомментировать огромную статью Марии Васильевны Розановой, ныне уже вдовы Андрея Донатовича Синявского, опубликованную в двух номерах «Независимой газеты» от 12 и 13 января 1993 года. «Абрам да Марья» называется статья. Опасение связано с исторической невозможностью, на мой взгляд, назвать правых и виноватых в бесконечном споре правозащитников и диссидентов советских времен, — что есть сотрудничество с КГБ и кто заслуживает обвинения в этом грехе.

Напомним, Андрей Синявский и Юрий Даниэль — советские литераторы, арестованные в 1965 году и приговоренные судом в 1966 году, соответственно, к семи и пяти годам заключения в колонии строгого режима за публикацию своих произведений на Западе. Судебный процесс, или дело Синявского и Даниэля стало этапным не только в истории правозащитного движения в СССР, но и вообще в эволюции советского режима в самом начале брежневского правления. После ХХ съезда КПСС, развенчавшего культ личности Сталина, прошло в тот момент уже десять лет, хрущевская «оттепель» сменилась «заморозками» начала 60-х, карибский, затем берлинский кризис, привели к ужесточению идеологического пресса. Любые контакты с Западом, чреватые проникновением тлетворного буржуазного влияния на нормы социалистической морали и нравственности подлежали строгому осуждению и должны были пресекаться.

Публикация литературных текстов на Западе без разрешения советских властей с этой точки зрения была недопустимой. Дело Синявского и Даниэля замысливалось как показательное и должно было служить острасткой для всей советской интеллигенции.

Мария Розанова начинает свою статью, напечатанную в рубрике «Мемуары» с преуведомления:
«Эта статья вызвана некоторым переполохом, который произвело распространение В.Буковским и В.Максимовым ряда документов по делу Синявского-Даниэля из архивов ЦК КПСС.

Со страстной, неукротимой, на грани патологической влюбленности, ненавистью ко мне и Синявскому они пытаются нас разоблачить и доказать всему свету, что мы не те, за кого себя выдаем. Перед лицом таких почти шекспировских страстей пришлось забраться на странички воспоминаний, которыми я балуюсь в свободные минуты, и прикоснуться к азам моих с Андреем Синявским отношений».


Мария Васильевна излагает историю студенческих лет, когда ее будущему мужу КГБ предложил войти в близкую связь с французской студенткой Элен Пельтье, учившейся вместе с ним МГУ и доносить на нее.
«…А Синявский, вместо того, чтобы работать на органы, вспоминает Розанова, все рассказал француженке. На юридическом языке того времени совершил измену родине, выдав иностранке государственную тайну. Не сдался, не сломался, не струсил, не предал, а спас.
И я сочла, что вот ЭТО и есть для меня единственно надежный и самый заманчивый вариант: ни за Ваню, ни за Петю, ни за Жору, ни за, а только с Синявским. И надо сделать все, чтобы выйти За него замуж и обеспечить себе тем самим интереснейшую жизнь».


Вряд ли это кокетство. Мария Васильевна Розанова авантюристка, сегодня молодые сказали бы: «по приколу», глядя на то, что она делала полвека назад.

«На горизонте маячит новый сюжет с приключениями: Синявский пишет произведения, Элен возит их заграницу, и чтобы никто, кроме меня, про это не знал. Конечно, если все получится по задуманному, Синявскому в результате придется сидеть, а мне носить передачи. Но ведь можно этот арест оттянуть и сесть как можно позже, а до ареста столько шороху наделать! А чтобы позже посадили, надо постараться понять, что это за таинственное учреждение, которое сажает, — Лубянка. Как она работает? В чем ее сила и есть ли у нее слабости?».

Могу предположить, что неуемный азарт молодой Розановой, с которым она «мчалась на допрос, как, простите, на шахматный турнир, как в разведку, рассчитывая, что вот сейчас не следователь из меня что-то вытрясет, а я из него сейчас постараюсь что-то вынуть», мало кто сегодня смог бы разделить. А уж в те первые послесталинские годы, тем более… Но именно это время, до которого дожила страна, освободившись от тирана, придавало ощущение восторга и уверенности, мол, страшнее быть уже не может…

Но ведь можно понять и старых лагерников, как, впрочем, и тех, кто прошел через Лубянку и после Сталина, для которых любая форма со-трудничества с КГБ, даже «по приколу» представлялось делом немыслимым и предательским.

Как себя вести в ситуации допросов, спрашивает Розанова?

«Для Синявского допрос, пишет она, — это была тяжелая, неприятная и опасная работа, когда он ждал, что его будут ловить на противоречиях и чтоб не сказать лишнего (на нем же висела отправка еще нескольких авторов)…, для меня допрос — это почти что творческий процесс с его радостями (и смертной бездны на краю…)».

Признаюсь, этот «творческий процесс» не по мне. Это могло бы напомнить атмосферу состязания, в которую по воле Федора Михайловича Достоевского вовлек его бессмертный следователь Порфирий Петрович убийцу старухи-процентщицы, Родиона Раскольникова. Но я почему-то верю Марии Васильевне, поскольку неплохо представляю себе ее неблагодарный для общения с определенным человеческим типажом характер — мои друзья много лет подряд пользовались ее гостеприимством во Франции…

Да, конечно, когда описывая свой стиль общения, она любуется собой, я понимаю, — это художественное преломление мерзкой реальности.

«Если мне удастся, говорит она, толково себя вести и заманить несчастного в свои гнусные сети, он проговорится даже своими вопросами, своим интересом к той или иной детали, он многое даст мне понять! Потому что была у меня четко разработанная теория, я считала, что мы, интеллигенты, сильнее кагебешной сволочи и сильнее в принципе очень многих — на вот этом самом разговорном поприще. В конце концов — зря мы, что ли, ночами напролет трепались на кухнях и положили столько времени на болтовню? Естественн, я должна его переговорить, а не он меня». Кагебешников, утверждала она, «можно заставить делать то, что нам надо».

Но именно эта тактика и делала Розанову уязвимой в оценке своих действий со стороны бывших лагерников и значительной доли диссидентов, считавших такую тактику сотрудничеством с КГБ.

«Мне удалось вывести Синявского из лагеря на 15 месяцев раньше срока, пишет Мария Васильевна во второй части своей статьи в „НГ“. Ничем при этом не поступившись. Если бы сейчас мы снова шли через наше дело, я повторила бы все слово в слово. Шахматную партию по освобождению человека из лагеря я выиграла».

Синявских выпустили из СССР, и они уехали во Францию.

Думаю, нашлись люди, и их было не так уж мало, которые Розановой и ее мужу этого не простили. Ведь Даниэль отсидел на всю катушку свой срок, без помилования и снисхождения. Отсюда и длинный шлейф подозрений в сотрудничестве жены Синявского с КГБ.

Собственно, эти подозрения, а точнее, связанные с ними слухи и домыслы и стали причиной обращения главреда «НГ» тех лет Виталия Третьякова к М.В. Розановой с просьбой ответить на разосланные в различные российские СМИ копии документов из архивов президента России, которые касались дела Синявского-Даниэля.

Розанова в статье цитирует свое письмо президенту Ельцину.
«Уважаемый Борис Николаевич!
В интервью газете «Русская мысль» (Париж.31.07.1992) В.Буковский заявил, что в президентском архиве, где получить бумаги можно только с разрешения Ельцина, он обнаружил документы, имеющие отношение к делу Синявского-Даниэля. 11 сентября 1992 года в израильской газете «Вести» с целью дискредитации А.Синявского в искаженном, фальсифицированном виде (из двух страниц документа была смонтирована одна) было опубликовано письмо Андропова в ЦК КПСС, вынесенное Буковским из Вашего архива. Так как документ этот не был рассекречен и никому не выдавался, подделку удалось обнаружить чисто случайно. А теперь вопрос: сколько еще таких документов на руках у Буковского и как он будет ими распоряжаться? Если один документ он подделал, где гарантии, что в погоне за сенсациями или для сведения личных счетов не будут подделаны другие?…».


В 2011 году журналист Андрей Трезин вспоминал в своем ЖЖ о встрече с М.В. Розановой в 1993 году в ее доме во Франции, где она показывала ему сокращенную ксерокопию письма Юрия Андропова. Будучи тогда корреспондентом «Московских новостей» по Санкт-Петербургу, он рассказал об этой истории известной журналистке «МН» Наталии Геворкян, которая провела собственное журналистское расследование.

Дальнейшее изложено в книге руководителя Федеральной архивной службы России, члена-корреспондента РАН В.П. Козлова «Обманутая, но торжествующая Клио. Подлоги письменных источников по российской истории в XX веке». М: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2001.

Вот отрывок из нее:
«Распоряжением Президента России была создана Специальная комиссия по архивам, в состав которой вошли представители МИД, МБ, МВД, других ведомств, в том числе и Росархива. На Росархив, который в комиссии представляли Р.Г. Пихоя и автор книги, была возложена задача организационного и документационного обеспечения деятельности Комиссии. Возглавил комиссию один из тогдашних вице-премьеров М.Н. Полторанин, предложивший довольно жесткий режим работы по выявлению, рассекречиванию и копированию документов, а также весьма своеобразные критерии рассекречивания и процедуру доступа к рассекреченным материалам широкой общественности…

После того как рассекреченные секретные и совершенно секретные, а также особой важности архивные документы стали появляться на страницах печати, в стенах Росархива начал мелькать почти всегда нетрезвый бывший диссидент В.Буковский (оставим на совести автора книги эти утверждения — А.Д.). Вел этот человек себя довольно высокомерно, однако именно он поставил перед Специальной комиссией задачу выявления и рассекречивания архивных материалов по истории инакомыслия в СССР. Это была благородная и сравнительно с другими легко решаемая проблема. Нам открывалась изощренная и мерзкая картина преследования тех, кто в разные годы сумел найти силы и мужество, чтобы говорить правду о нашей истории и современности.

Сотни документов были рассмотрены комиссией и стали достоянием общественности. Буковский был одним из первых читателей. Скоро он вооружился сканнером и в течение нескольких дней копировал рассекреченные материалы. 22 июля 1992 г. в комиссию была представлена очередная порция документов для рассекречивания, связанная в основном с так называемым «делом Синявского и Даниэля», известных советских литераторов середины 60-х годов, осужденных после того, как КГБ СССР установил, что один из них — Андрей Синявский — публиковал на Западе повести и рассказы под псевдонимом «Абрам Терц». Синявский был осужден на семь лет лагерей, отсидел большую часть срока, затем был помилован и уехал в Париж, где вместе со своей женой, известным литературоведом М.В. Розановой, основал журнал «Синтаксис».

Рассекречивание шло легко и спокойно, поскольку ни один из документов не содержал каких-либо признаков государственных секретов. Однако внимание автора книги привлек документ, подписанный председателем КГБ СССР Ю.В. Андроповым и датированный 26 февраля 1973 г., за номером 409-А. Андропов докладывал в ЦК КПСС о том, что КГБ СССР проводится работа «по оказанию положительного влияния на досрочно освобожденного из мест лишения свободы» Синявского. Принятыми мерами, сообщал Андропов, удалось скомпрометировать имя Синявского в глазах творческой интеллигенции, в том числе с помощью слухов о его связях с органами КГБ СССР, а через его жену «удалось в выгодном нам плане воздействовать на позиции отбывших наказание Даниэля и Гинзбурга, в результате чего они не предпринимают попыток активно участвовать в так называемом «демократическом движении», уклоняются от контактов с группой Якира».


Документ производил странное впечатление. КГБ СССР ходатайствовал перед ЦК КПСС о разрешении Синявскому вместе с семьей выехать на три года во Францию. Не признавая факта сотрудничества Синявского с КГБ СССР, Андропов сообщал, что в кругах творческой интеллигенции слухи об этом имеются в соответствии с «принятыми мерами». Осознавая, каким может быть резонанс от рассекречивания письма Андропова, автор книги предложил комиссии сохранить имевшийся на нем гриф секретности до лучших времен. Комиссия с этим согласилась.

Однако уже спустя месяц в кабинете автора появилась взволнованно-настороженная Розанова. В ее руках имелась ксерокопия нерассекреченной записки Андропова, представляющая ее сокращенный вариант. Розанова сообщила, что на Западе широко распространяется эта ксерокопия. Она ждала объяснений, которых автор книги в полном объеме ей дать не имел права.

В самом деле, в руках Розановой находился доклад КГБ СССР в ЦК КПСС за подлинным номером и с подлинным содержанием, хотя и не с полным текстом. С другой стороны, автор не мог сообщить, что этот доклад рассматривался комиссией и не был рассекречен. Оставалось одно: заявить, что в руках Розановой находится фальшивка. На этом мы и расстались, вполне, как мне кажется, удовлетворенные состоявшимся разговором. Увы, события продолжали развиваться дальше. Осенью 1992 г. вместе с Пихоей я был вынужден снова принимать Розанову, теперь уже вместе с Синявским. К этому времени в израильской газете «Вести» на целый разворот под рубрикой «Вчера тайное — сегодня явное» была помещена статья М.Хейфеца «Новые грехи старого Абрама. Андрей Синявский как агент КГБ».

Это был приговор, т. к. в конце статьи фигурировала фотокопия злосчастного документа за номером 409-А в его сокращенной редакции. В нем были опущены две очень важные части текста…

У нас не было никакого желания постигать мотивы внутриэмигрантской «разборки», продемонстрированной в этой статье. Но Синявский и Розанова были последовательны в своем требовании получить официальное заключение по существу опубликованного документа. Экспертиза не требовала больших усилий и интеллекта. Уже через час мы передали гостям докладную записку, подписанную секретарем Специальной комиссии по архивам при Президенте РФ Н.А. Кривовой.

«Указанный документ, — писала Н.А. Кривова, — является подделкой, выполненной с помощью ксерокса, и представляет собой сокращенный вариант подлинной записки номер 409-А от 26.02.73. Из копии подлинного текста вырезаны угловой штамп бланка КГБ, штамп общего отдела ЦК КПСС, первый, второй, третий, шестой, седьмой, девятый абзацы, подпись, вырезки склеены и отсняты на ксероксе. На ксерокопии явно видны следы склеивания и неровности, оставленные при разрезании. Подлинная записка номер 409-А от 26.02.73 хранится в фондах Архива Президента РФ».

…В самом деле, неизвестный фальсификатор всего-навсего сократил текст, исключив из него те части, которые свидетельствовали о непричастности Синявского к сотрудничеству с КГБ СССР. Однако можно было бы в таком случае не считать это подлогом только при одном условии: когда существовало бы указание на эту изъятую часть. Поскольку же такого указания не имелось, читателям был предложен никогда не существовавший документ, т. е. подлог, намекавший на связи Синявского с КГБ СССР. Ясно, для чего это было сделано. И точно так же можно догадываться и о том, кто это сделал. Текст, опубликованный в израильских «Вестях», по словам их редактора Э.Кузнецова, был получен им от известного писателя, в прошлом диссидента, В.Максимова. Когда Розанова стала проводить расследование сама, выяснилось, что этот текст был передан Максимову Буковским.

Уже после того как стал очевиден его фальсифицированный характер, темпераментная и отчаянно-бескомпромиссная журналистка газеты «Московские новости» Н.Геворкян решила провести собственное расследование.

Процитируем заключительные слова ее рассказа о злоключениях письма Андропова.
«Из всех фамилий, фигурировавших выше, один человек стопроцентно читал подлинник в президентском архиве… Я предприняла несколько безрезультатных попыток дозвониться Буковскому в Кембридж. Так или иначе, он находится где-то в начале цепочки людей, державших в руках подлинник. Поскольку образ колдующего над ксероксом «липача» несовместим в моем сознании с образом Буковского, то мне было интересно выслушать его версию появления в прессе укороченного варианта записки Андропова… Противно думать, что кто-либо из уважаемых людей причастен к этой некрасивости».

И она была, видимо, права.
Мне нечего добавить к словам моей коллеги Наташи Геворкян. На днях отмечалось 70-летие Владимира Буковского, того самого «хулигана», которого «обменяли на Луиса Корвалана».

Жаль, что уважаемый, мужественный и бескомпромиссный, один из самых известных советских диссидентов, — дай Бог ему здоровья, — так и не внес ясность в эту некрасивую историю.

Аркадий Дубнов. Международный обозреватель газеты «Московские новости». Закончил МЭИ, работал в НИИ и на АЭС. В журналистике с 1990-го: «Демократическая Россия», «Новое время», «Радио Свобода», «Время новостей». 20 лет наблюдает за тем, что происходит на месте бывшего Союза.
Источник

Ответить

Фотография stan4420 stan4420 12.11 2023

1. образ колдующего над ксероксом «липача» несовместим в моем сознании с образом Буковского

 

2. Противно думать, что кто-либо из уважаемых людей причастен к этой некрасивости».

1. а зря

 

2. В октябре 2014 года полиция Великобритании выяснила ещё одну некрасивость диссидента буковского...

 

кагебешной сволочи

всегда впадал в ступор от беспардонной наглости всех этих "людей с хорошими лицами и чистыми душами"

кто им давал право считать себя умнее, чище, выше других?

что за похабное желание навешивать на других презрительные ярлыки?

 

и ещё

когда все эти анти-государственники становились на путь борьбы с властью, им не приходило в голову, что это вовсе не односторонний процесс и в ответ государство тоже с ними будет бороться и пресекать их деятельность?

- наверно не приходило

потому что во всех подобных историях то с возмущением, то даже с недоумением звучит фраза "...и ему дали 5 лет лагерей"

- интересно, а чего они ожидали?

почётной грамоты от ЦК КПСС и благодарности от КГБ ?

Ответить