←  Новейшее время

Исторический форум: история России, всемирная история

»

Из жизни села. Воспоминания очевидцев

Фотография Зырянин Зырянин 15.02 2016

Из Протокола № 18
заседания Президиума Кайского Районного Исполнительного Комитета
от 11 июня 1938 года:

Параграф 14
Об организации в селе Кай музея памяти Ф.Э. Дзержинского

Постановили:
Одобрить предложение по организации музея в селе Кай памяти Ф.Э. Дзержинского.
2. предоставленную смету на реставрацию дома, оборудование, оформление и содержание его в сумме 35000 рублей, утвердить.
3. Просить Президиум Облисполкома, ускорить отпуск необходимых средств, связанных с расходами на реставрацию дома, оборудование, оформление и содержание аппарата музея.
Ответить

Фотография Зырянин Зырянин 15.02 2016

Проект
мероприятий по полной ликвидации дореволюционного землепользования по Кайскому району Горьковского края
 
Одна из основных задач, поставленных решением Пленума Крайкома и сессии Крайисполкома от 10-13 января 1931 г. о повсеместном проведении ликвидации всех остатков преимущественно кулацкого землепользования и последующего постановления Крайисполкома от 1 октября 1932 г. по подъёму и дальнейшей социалистической реконструкции сельского хозяйства, - со всей категоричностью вновь ставить проблему по закреплению проведённой работы по ликвидации хуторов и отрубного землепользования, в основе чего должна быть помощь бывшим хуторянам в переносе построек в селения и колхозы.
 
В соответствии с чем задача дальнейшего углубления и конкретизации данной области состоит в организации и проведении до 1 января 1933 года проверки выполнения решений Пленума Крайкома и сессии Крайисполкома, что является актуальнейшей задачей для данного отрезка времени, как важнейший для всей системы руководства сельским хозяйством. Этим самым раз и навсегда положить конец столыпинской и вообще дореволюционной форме землепользования и феодально-крепостническим пережиткам, являющимся в громадной степени в ущерб интересам основной бедняцко-середняцкой массе деревни, так как почти во всех случаях хуторские хозяйства по сравнению с хозяйствами колхозов и земельных обществ имеем во много раз больше и лучше по качеству земли, что в корне противоречит текущей земельной политике Советской власти.
 
Дабы создать в последующее время равномерное землепользование и вообще правильную организацию хозяйственной территории и расположения на ней населённых пунктов, для чего и должны быть уничтожены границы хуторских земель, ранее являющихся символами неприкосновенности к частной собственности.
За период времени 1931-32 г. по Кайскому району работа по ликвидации равномерного как только землепользования в основном закончена, а много ли сделано в области переноса построек хозяйств этих землепользований?
К сожалению, приходится констатировать, что в этом вопросе не только на местах, но и в Райорганизациях все ещё перелома нет. Несомненно, что результат недооценки значения и роли планирования в общей системе руководства сельским хозяйством.
 
Во исполнение и практическое осуществление выше сказанных задач, поставленных партией и правительством, Кайский Райком ВКП/б и Райисполком постановляют:
1. Провести до 1 января 1933 года проверку решений Пленума Крайкома, сессии Крайисполкома, по всему району выяснить, в какой степени проведены в жизнь, как сельсоветами, так и отдельными хозяйствами хуторов и малодворных починков, постановления о ликвидации ихних землепользований.
2. Для проведения этой работы в помощь сельсоветам выделить в количестве 8 уполномоченных состава сотрудников районных организаций, с последними Райзо должно провести не позднее 6 декабря инструктивное совещание в присутствии представителей Райкома и РИКа, а также Райземлеустроителя и Райагронома.
3. Заручившись всеми необходимыми сведениями и материалами после инструктажа на второй день, т.е. 7 декабря, выявленный актив в качестве ответственных лиц по делу проверки ликвидации неравномерного землепользования обязывается выехать в назначенные места и приступить к исполнению своей обязанности.
4. Каждый выделенный уполномоченный порученную ему работу должен закончить в строгом соответствии с установленными сроками календарным планом, отсюда вменяется в обязанность и сельсоветам привлекать в эту работу все культурные силы с/советов, колхозный и сельский актив, в наряду с этим принимать в данном деле непосредственное участие всем местным партийным, советским и общественным организациям.
 
5. Проверкой должны быть выяснены, насколько выполнены условия, установленные актами при ликвидации хуторского землепользования, а равным образом и проверить условия актов, насколько они правильны были установлены в соответствии с нижеследующими положениями:
- в весенние посевные кампании 1931-32 г. должны быть ликвидированы хуторские и отрубные землепользования, а также и населённые двух-дворки, кроме того и в тех селениях, где не было переделов за всё время революции и землепользование протекало по ревизским душам, тяглам, паям и т.д. Должны быть проведены переделы по классовому признаку.
- излишки земель, образованные в результате ликвидации, должны быть использованы в первую очередь на расширение землепользования социалистического сектора (совхозы, коопхозы, колхозы) и только при отсутствии этих форм идти в передел.
- на местах проведения - широкая разъяснительная работа, и на основании собранного на местах материала (организация новых колхозов, объединение хуторов и отрубов в земельные сообщества) по оставшимся хуторам и отрубам сельсовет вносит решение о ликвидации или путем объединения в самостоятельное земельное общество при наличии не менее 5 хуторов или о присоединении к близлежащим земельным обществам с указанием сроков переноса построек в зависимости от мощности хозяйства.
Данное решение немедленно в копии сообщить в РАЗО и в 10-дневный строк недовольными сторонами может быть обжаловано в РИК, решение которого окончательно.
- отдельные хуторские и отрубные участки, а также и поселки, имеющие по два двора, - ликвидация путем присоединения их к близлежащим селениям и включение в общий передел земли, а при нецелесообразности проведения общего передела таковые ликвидируются путем скидки-накидки. В этих случаях хозяйства хуторян и малодворных починков включаются в состав земельных обществ этих селений.
Поселки от 3 до 5 дворов ликвидируются с осуществлением в общинные формы землепользования исключительно только при наличии согласия этих хозяйств и при наличии хозяйственной целесообразности, но когда такие малодворные поселки расположены по смежеству и на расстоянии не более 3 километров, в таких случаях, когда мелкие поселки расположены по смежеству между собой, то они могут быть объединены в одно земельное общество.
- при ликвидации хуторов бедняцко-середняцких хозяйств жилые и хозяйственные постройки могли быть оставлены на месте на срок до 2 лет с необходимым минимальным количеством земли для усадьбы, остальные идут в передел. В тех случаях, когда хутора находятся в пользовании кулацких хозяйств, таковые ликвидируются в течение 1931 года и земля идёт в передел в полном объёме.
- в селениях, имеющих отрубную или участковую форму землепользования, а также в тех случаях, когда имеется значительная группа хуторов и отрубов, расположенных по смежеству, необходимо с особой настойчивостью добиваться организации их в колхозы.
- в случаях невозможности в данный момент организовать колхоз, необходимо принять меры и переводить их на общую форму землепользования и одновременному переделу земли по едокам и классовому признаку. Передел производится с принятием многопольного севооборота с отводом бедняцко-маломощным хозяйствам лучших земель, а зажиточно-кулацким - дальних и худших.
- после принятого севооборота в свою очередь разбиваются на участки с учетом количества и качества земли и расположенных их таким образом, чтобы эта разбивка создавала благоприятные условия для наделения колхоза, а при его отсутствии - бедноты лучшими и залежными землями. Количество в каждом поле не должно превышать 3 полосы на каждый двор.
В целях выравнивания усадеб бедняцко-середняцких хозяйств при переделе устанавливается запасной усадебный фонд из ближайших земель.
 
6. Попутно с проверкой ранее произведённых работ по ликвидации дореволюционного землепользования ставится в прямую обязанность каждого уполномоченного провести работу по ликвидации 3-5 дворовых землепользований, в таких случаях не было ранее проведено данной работы, что должно быть также закончено, в установленный срок календарным планом по этим землепользованиям.
7. При проведении работы на практике нужно чётко соблюдать интересы бедноты, не допускать ущемления интересов середняка и решительно бороться с захватническими стремлениями кулачества, которое, несомненно, будет стремиться под тем или другим предлогом сорвать намеченные мероприятия и сохранить свои преимущества в землепользовании. И вся работа должна проводиться исключительно на основе широкого массово-разъяснительного характера, решительно не допускать администратирования.
 
8. В области построек на новые места хозяйств с ликвидированным землепользованием должно быть обращено серьёзное внимание со стороны сельсоветов и всей общественности по оказанию всесторонней помощи, а в частности, следующего характера:
- перед началом перевозки построек подыскать в тех селениях, в которых будут восстанавливаться эти постройки, свободные жилые и хозяйственные помещения, предоставлять их в бесплатное пользование переселяющимся хозяйствам на время, которое потребуется для возведения иных построек. Для чего вменяется в обязанность сельсоветов выделить ответственного человека сельсовета в организации этой работы.
- развернуть массовую работу среди населения в организации субботников по перевозке построек и в нужных моментах оказать помощь в снабжении фуражом.
 
9. Уполномоченные РИКа должны строго выявить на местах мощности каждого хозяйства, постройки которого подлежат сносу, для чего и нужно составлять подворно-имущественные списки на каждое такое хозяйство по преподанной форме Райземотделом.
10. Выявить, какие хозяйства, каких хуторов и малодворных починков могут или изъявят согласие перенести постройки за свой счет без государственной помощи, а для этого уполномоченный РИКа должен умело и толково разъяснить тем и другим хозяйствам цели и задачи переноса построек. В чем и должно заключаться значение уполномоченного. Равным образом выявить из маломощных хозяйств, которые не в состоянии перевозить постройки за свой счёт.
11. Проработать вопрос в с/советах при участии хозяйств с ликвидированным землепользованием, будет ли являться необходимостью перевозить все лишние строения или сообразуясь с амортизацией и ветхостью, дабы на те объекты не затрачивать труда и времени как совершенно, быть может, бесцельно, а использовать для каких-либо потребностей (сжечь на уголь, сдать-продать организациям, употребить как дрова) все объекты, подлежащие этой категории, должны быть учтены титульным списком по календарному списку хозяйству решение о назначении их использования, также учесть желание хозяйств, какие строения будут являться необходимо нужным в восстановлении на новых местах.
12. Постройки бывших хуторских и малодворных хозяйств, землепользования которых ликвидированы в связи с вступлением их в члены колхоза, по мнению Районных организаций такие хозяйства находятся в пределах Бутинского, Волокитинского, Кайского, Кичановского, Минеевского и Гилевского с/советов, могут быть перенесены за счет соответствующих колхозов, сообразуясь с ихней мощностью.
13. Срок переноса восстановляемых построек на новые места устанавливается до 1 января 1934 года.
14. Необходимо не только осознать цели и задачи ликвидации вообще дореволюционного землепользования и переноса построек в земобщества, но и надо быстро мобилизоваться и мобилизовать всю общественность на самую широкую кампанию в этой области.


ОТЧЁТ
о ходе ликвидации дореволюционного землепользования

Согласно поставновления сессии Крайисполкома от 10-13 января 1931 года должно быть проведено повсеместное ликвидирование дореволюционного землепользования, т.е. хуторов, отрубов, починков двух-дворок и слияние мелких починков от 3-5 дворов в одно земельное общество, кроме того, в тех селениях, где не было переделов со дня революции и землепользование протекало по ревизским душам и т.п., должны быть проведены уравнительные переделы земли по классовому признаку.
На основании указанных директив правительства и во исполнение которых, со стороны Райзо были проведены следующие мероприятия:
1. Выявление населённых пунктов с дореволюционной формой землепользования.
2. Инструктирование уполномоченных РИКа, выделенных для указанных целей и дачи им соответствующих материалов.


Сколько было на 1 января 1931 г.:

Хутора в семи селениях, в которых 2 бедняцких хозяйства площадью 5,31, 4 середняцких общей площадью 161,57, 2 зажиточно-кулацких площадью 31,35. Всего 8 хозяйств площадью 191,92 га.
Выселки-двухдворки в шести селениях: бедняцких нет, 8 середняцких общей площадью 275,49, 2 зажиточно-кулацких площадью 232,04 га.
Починки от 2-5 дворов в 26 селениях, среди них 2 бедняцких, 134 середняцких площадью 2824,57, 2 зажиточно-кулацких площадью 65,63.


Бюро Кайского РК ВКП (б) от 10 ноября с/г (1932????)

О хуторских хозяйствах
1. Констатировать, что хуторские хозяйства в землепользовании в районе ликвидированы - 158 хозяйств, из них к настоящему моменту коллективизировано 67 хозяйств и остаются единоличниками 91 хозяйство. Практическое перемещение не произведено и массовая работа по данному вопросу до сих пор не проводилась.
2. Предложить фракции РИКа и партчасти Райколхозсоюза развернуть широко массовую работу и подготовить эти хозяйства к практическому перемещению к месту приписки. Кроме того, к 25 ноября с/г составить план перемещения и смету расходов по переезду этих хозяйств и представить на утверждение в Краевые организации на предмет отпуска средств.


ПРАВОСЛАВНЫЕ ГУЛЯНЬЯ

Религиозные праздники были под запретом, но мы праздновали!

Нелёгкими, полными лишений были наши детство и юность. Мы с ранних лет привыкали работать наравне с взрослыми, но успевали и бегать, играть, летом купаться и ходить в лес по грибы и ягоды, а зимой катались на санках и самодельных ледянках.
У нас не было электричества, радио, телевидения, компьютеров, но мы умели отдыхать, гулять, веселиться по праздникам, да и вечерами (у деревенских жителей не было выходных и отпусков). В послевоенные годы, которые мне больше запомнились, массовое гулянье на религиозные праздники было под запретом, но в деревнях их всё равно отмечали. Церковные праздники были распределены по деревням. В деревне Баталово их было три: Егорьев день (16 ноября), Иванов день (7 июля) и Ильин день (2 августа).
К празднику Ильина дня мама делала деревенскую овсяную бражку и варила пиво. Брала 2-3-ведёрную корчагу, заливала кипятком ржаной солод и ставила корчагу в русскую печь, предварительно замазав тестом крышку корчаги. Чело печки замазывалось глиной, чтобы не уходило тепло. Через сутки корчагу добывала и выливала её содержимое на редкую скатерть. Я любила пить сладкое пресное сусло. Его сливали сверху, а оставшуюся кашу разбавляли кипячёной водой. Когда всё протечёт сквозь скатерть, выжимки оставляли для пивного кваса, а охлаждённое сусло заквашивали мелом и спускали в подполье. В праздник с утра мы с мамой шли в лес по малину. Ягоды добавляли в бражку, и она становилась очень душистая. Гости пили её и хвалили хозяйку: «Ну, Яковлевна, только у тебя такая вкусная бражка!». После работы, вечером, шли гости-родственники из других деревень. Мать угощала их стряпнёй: шаньгами с картошкой и крупой, пирогами с капустой и морковью.
Молодёжь бежала на танцы в клуб, но заведующая клуб не открывала (это запрещалось в религиозные праздники). Мы умоляли её открыть хотя бы сени. Тётя Катя Артюх давала нам ключ, и мы бежали за гармонистом. Валентин Кусков был лучшим гармонистом на все деревни. Его мать продала корову и купила сыновьям гармонь. Оба сына хорошо играли любую мелодию на слух. В те времена танцевали вальс, танго, фокстрот и деревенскую топотуху-«принудиловку» из многих колен в несколько пар. Танцевали до утра, пели частушки.

Вторым важным праздником была Пасха, к которой готовились все деревни. Партия не могла запретить её отмечать. Раньше в с. Волоснице была церковь (одна на все деревни), в её приход входили Горевка, Русановка, Баталово, Мордвино, Бабиково, Прислон, Козидвор и другие мелкие деревни. Там крестили и записывали детей, венчали молодых, отпевали умерших, туда ходили в праздники. Но в советское время церковь закрыли, сделали в ней клуб и библиотеку, а потом вообще прикрыли, когда не стало деревень. В 90-е годы эту церковь разобрали и перевезли в Рудничный.
К Пасхе готовились очень основательно. Мама убирала ткацкий стан, который всю зиму стоял в избе (ткала пестрядь). Выставляли и убирали зимние рамы, убирали курятник (садку для кур) на двор, белой глиной белили в избе потолки и стены. Обоев и мела в то время не было, но раз в год занимались побелкой – белую глину, как мел, готовили с осени.
Место с этой глиной старые люди нашли давно, но теперь оно забыто, заросло лесом и потерялось. А называлось это место Мосино и располагалось в лесу около деревни Прислон, у Гужового ручья. Женщины брали лошадь с телегой, мешки, лопаты, топоры и ехали за белой глиной. Ею белили не только избу к Пасхе, но и русскую печь. К празднику Пасхи мыли полы, сени, стирали, топили бани и мылись. Готовили стряпню: шаньги и пироги, разносолов тогда не было. Были голодные годы. Красили луковой шелухой яйца.
Никаких постов деревенский люд не соблюдал – каждый день для взрослых и детей был пост (даже дети не видели парного молока, пили только перегон), всё сдавали государству: мясо, масло, молоко, яйца, шерсть, картошку и т.д. Вначале для фронта, а потом для восстановления разрушенной страны. Малышам и подросткам Пасха запомнилась на всю жизнь тем, что в праздник целую неделю наедались досыта, а ещё качулями (так в деревне называли качели).
Малышам качели делали в избе – привязывали верёвку (вожжи) за брус полатей и укладывали на неё стиральное деревянное корыто. И всю неделю детишки качались. Подростки выпрашивали на конпарке у конюха цепь и делали качулю на улице. В заулке был нежилой дом со всеми постройками. После войны хозяин перевёз семью в леспромхоз, и позднее в этом доме сделали магазин. Ловкие пацаны забирались во дворе этого дома на перекладину (бревно-балка) и закрепляли цепь, затем находили крепкую длинную доску – и качели готовы. На доску усаживалось человек десять, двое стояли по краям, чтобы раскачивать качели (качельщики менялись). Когда раскачивали парни, то качели летели до крыши, кругом стоял визг. Девочки даже опасались качаться, рисковали только самые отчаянные.

Ещё хорошо запомнился праздник Святой Троицы. Ближе к вечеру, после работы, молодёжь от 14 до 18 лет, парни и девчата, собирались к дому Зины Истоминой (она в те годы была организатором всех гуляний). Зина парням давала команду принести из леса молодую берёзку, а девчата должны были найти для деревца наряд. Из веточек делали руки, голову и наряжали молодую девушку-берёзку в одежду: платок на голову, кофточку, юбку или сарафан, фартучек. Наряженную «девушку» с песнями носили по деревне, а малышня от 5 до 12 лет шла по пятам. Избы украшали ветками берёз, зеленью. Поздно вечером, находившись, молодёжь усаживалась на завалинки и пела песни.
Вот так в 40-50-е годы отдыхали и веселились деревенские жители.

Раиса Кускова
Сообщение отредактировал Зырянин: 15.02.2016 - 20:50 PM
Ответить

Фотография Зырянин Зырянин 15.02 2016

Радио-Вестник Роста
Из Москвы № 2770/6
24/1 22-40

Воскресенье 27 Января с./г. момент опускания гроба товарища Владимира Ильича УЛЬЯНОВА (ЛЕНИНА) ровно шестнадцать часов (четыре часа) по Московскому времени должен быть произведен одновременный салют всей территории Союза СССР абзец На фабриках заводах всей территории СССР салют производится гудками в течении трех минут абзец Это же время приостанавливается всей территории Союза СССР работа всех предприятиях кои роду своей деятельности эту работу воскресенье производят и кои техническим условиям могут быть приостановлены Приостанавливается движение всякого рода транспорта Водного железнодорожного и других абзец

Председатель Комиссии при Союзе СССР ДЗЕРЖИНСКИЙ
Ответить

Фотография Зырянин Зырянин 15.02 2016

Характеристика на члена колхоза «Герой труда» Минеевского с/совета Попонина Ивана Ивановича.

Попонин Ив. Иванович родился в 1903 году в семье крестьянина. Хозяйство его отца Попонина Ивана Кирьяновича представляло из себя кулацкое зажиточное. Имело имущества лошадей около 4 шт., коров до 12 шт., изб 3 шт., амбаров 3 шт., конюшен 2 шт., земли пашни 7 едоков около 8 га (земля постоянная), кроме этого, арендованной 3 га, сенокоса 1 га, леса 0,5 га. Хозяйство его отца имело полную связь со всеми чиновниками, попами и торговцами. Занимались торговлей в д. Картасики, имели собственную лавчонку. Имели систематически наёмный труд до 20 человек, в том числе постоянных раб. по 2 и выше. Оперировали золотой монетой, давали её в кредит и на хранение людям. Пример: дали около 200 рублей золотом бывшей Сталиковой С.В.
Сам Попонин Иван Иванович после смерти отца в 1922 году получил хозяйство полностью после отца в следующем виде: домов 2, которые имеются до настоящего времени, амбаров 3 шт., конюшен 2, лошадей 4, коров 8 шт. Мелкого скота, овец до 20 шт. До вступления в колхоз имел домов 2, амбаров 3, конюшен 2, лошадей 4, коров 9 и мелкого скота 15 шт., имел земли пашни до 6 га, луга до 8 дес. и леса. И кроме того, засевал у бедняков дер. Лезиб. Эксплуатировал наемный труд (пример смотри в прилагаемом материале) за хлеб, картошку и живой и мертвый инвентарь, о чем подтверждают Морозов К.П., Морозов И.А., Шилохвостова Е.М., Шилохвостов Ф.Ф.
Попонин Иван Ив. вступил в колхоз с начала его организации в 1929 году, и при вступлении его в колхоз имелось имущество изб 2, амбаров 3, конюшен 2, коров 3, лошадей 2, а остальных коров 6 и лошадей 2 и часть мелкого скота растранжирил и продал. Идеология его при вступлении в колхоз оставалась старая, частного кулацкого хозяйствования и эксплуатации. Но его положение (как крепкое кулацкое хозяйство) в целях скрытия от раскулачивания заставило войти в колхоз, щеголяя, хотя оставшимся имуществом упрекал бедняцкие хозяйства, которые в то время вступили в том, что бедняк пришел с малым количеством имущества в колхоз.
Пользуясь авторитетом среди близких по идеологии и мощности хозяйств, хотя бывших крепких середняков, от которых ему всегда была поддержка во всех его прошлых шкурнических делах, он был выбран на должность председателя правления колхоза «Герой труда» в 1931 году, работал до настоящего времени. В период этой работы была реорганизация колхоза в промколхоз, где он не работал на должности пред. колхоза 3 месяца.
За период работы на должности пред. колхоза Попонин И.И. проявил себя как явный классово чуждый элемент в деле колхозного строительства.

Вставка в характеристику:
В бывшем Нелысовском с/совете проходило землеустройство, где от гр-н д.д. Картасики, Нелысово были выбраны уполномоченными граждане Попонин Ив.Ив. и Морозов Дм.М, последние стремились в получении большего количества земли и лучшего качества и фактически благодаря ихнему упорству и настойчивости была нарезана земля в лучшем качестве в середине наделов земли близлежащего участка и лишку на 0,24 га, а остальные граждане д. Нелысово получили отдалённые участки плохой земли. Этим самым развили антагонизм между селениями Нелысово и Картасиком и пастухов, идущих мимо ихнего участка земли.

Взяв в свои руки руководство колхоза, всеми мерами старался втянуть в руководство близких по идеологии и классу и родственников. Пример: завхоз Попонин Ф.Н., такой же прототип; кладовщик Попонин А.Ф., двоюродный брат; бригадир бригады № 1 Морозов А.С., бывший белобандит; бывший бригадир Шилохвостов И.Е, крепкий середняк. С этой организованной под его руководством группой вёл разлагательную работу среди колхоза и колхозников в нижеследующем: на сегодняшний день дисциплина ряда колхозников расшатана до невозможности. Факт: упорство в даче рабсилы на химпроизводство, требовалось 30 человек, а работало до 6 человек, в настоящий момент до 3 человек; невысылка на лесозаготовки рабсилы и тягла, не выполнено лесозаготовок около 30%.
Занимался очковтирательством в выполнении плана вес. посевной кампании 1932 года, в сводках Райзо посев … га, фактически посеяно всех культур … га (забыли вставить цифры).
В колхозе план уборочной кампании выполнен недостаточно по некоторым культурам. Убрано картофеля всего на 50%, несвоевременно убран овёс в бригаде № 4, плюс к этому произведена потрава 8 га овса, потрава озимых в бригаде № 2 – 4 га. Не убрано сенокоса около 4 га. Посев озимых производился не всхожими семенами благодаря чему требуется пересев озимых … га (не вставлено).
Благодаря ихней же, вместе с группой в правлении, вредительской бесхозяйственности, произведена потрава сена в стогах на 15 возов во всех бригадах.
Скот в зимовку пошёл в неподготовленном виде. Условия содержания след. Помещений конных дворов 4, из них 4 плохих, хотя новые. В настоящий момент один провалился (на что имеется материал). Круп. рогатый скот стоит у колхозников.
Развитию животноводства не придавал значения, а наоборот хищнически зарезано из 222 коров 57 голов, осталось 165 голов. Молодняка из … голов осталось … голов. Свиней из … голов осталось …. голов. (не вставлено)
К данной характеристике прилагается материал о подготовке к весенней посевной кампании.
Члены группы бедноты:
несколько подписей неразборчиво.
Неграмотные: Шилохвостов Ф.Ф., Шилохвостова Е.И., Овчинников С.С., Овчинников Т.А., Шилохвостова А.А.

Характеристика на члена колхоза «Герой труда» Минеевского с/совета Попонина Ф.Н.

Попонин Фёдор Николаевич родился в 1907 году в семье крестьянина. Хозяйство его отца Попонина Н. Егор. представляет из себя кулацкое зажиточное. Имело имущества лошадей 3, коров до 5 шт., домов 2, амбаров 2, конюшен 2. Имело земли пашни на 6 едоков до 5 дес. основной и засевал у бедняков д. Лезиб до 20 га, сенокосу своего и чужого до 20 га. Хозяйство отца имело полную связь с старыми до революции чиновниками, попами, торговцами. Имел наемный раб. труд до 10 чел.
Хозяйство Попонина Ф.Н. представляло из себя до вступления в колхоз то же самое, что и у его отца, т.е. домов 2, амбаров 2, конюшен 2, лошадей 3, коров 5 и мелкого рогатого скота до 10 шт.
Занимался эксплуатацией чужой рабочей силы до 10 человек, при вступлении в колхоз в 1931 году идеология его была явно противоколхозная. Он имел под своим влиянием часть бедняцких хозяйств, которые не вступали в колхоз до его вступления. Заставило его войти в колхоз это его положение хозяйства и найти выход и спрятаться от раскулачивания.
В колхоз он вступил со следующим имуществом. Домов было 2, амбаров 2, конюшен 2, коров 2, лошадей одна, а остальное вместе с сельхозинвентарём продал, и что осталось у него из имущества, занимался укрывательством, в частности, кожсырья и агитировал колхозников против сдачи кожсырья государству.
Попонин Ф.Н. участвовал вместе с Попониным Ив.Ив. в разделе хорошей земли и тоже получил хорошей земли больше на 0,24 га на едока против остальных. Участвовал на почве антагонизма между селениями Картасики и Нелысово и настраивал массу производить побои Нелысовского скота и пастухов.
В колхозе Попонин Ф.Н. участвовал и вместе работал на развал колхоза с Попониным Ив.Ив., творил разлагательскую работу поступками в нижеследующем. По его распоряжению убивался колхозный скот, благодаря чему произошло снижение поголовья с 222 голов до 165 голов. Скот пошел в зимовку в неподготовленном виде. Нет устроенных скотных дворов и плохие конные дворы, из них в настоящий момент у одного провалилась крыша, при строительстве последнего участвовал непосредственно он. Участвуя в группе у Попонина Ив.Ив., не обеспечил картофеля, благодаря чему 50% картофеля пошло под снег. А также и в уборке других культур, в частности, овса, были большие опоздания, чуть ли не срыв.
В подготовке в весенней посевной кампании из-за его творились некоторые безобразно преступные моменты. В использовании лошадей имеется полная обезличка. Фуражные фонды грубых кормов созданы недостаточными. Не обеспечат подготовку, весенний сев и пары. Сбруя отремонтирована на 50%. Навоз не вывожен по заданию Райзо на 75% от накопления 1932-33 г. Семена не отсортированы. Инвентарь не отремонтирован. На все эти моменты преступно халатного отношения он, как завхоз, примирялся и примиряется, делая то, чтобы колхоз не в полной готовности подошел к севу.

Члены группы бедноты:
несколько подписей неразборчиво.
Неграмотные: Шилохвостов Ф.Ф., Шилохвостова Е.И., Овчинников С.С., Овчинников Т.А., Шилохвостова А.А.

Характеристика на члена колхоза «Герой труда» Минеевского с/совета Шилохвостова Ив. Егоровича

Шилохвостов Ив. Егорович родился в 1890 году в семье зажиточного середняцкого хозяйства. Отец его имел хозяйство в след. размерах: домов 2, конюшен 2, амбаров 2, коров до 4 голов, лошадей до 3, мелкого скота до 15 голов. Был сельским старостой. Эксплуатировал наемный труд до 10 человек. Имел земли очень много. Был сам землемер. Имел постоянно работников до 2 человек.
Сам Иван Егорович после смерти отца в 16 году стал развивать свое хозяйство, которое было развито до след. размеров благодаря наемной силе: домов 2, конюшен 2, амбаров 1, лошадей 2, коров 4, мелкого скота до 15 голов. По идеологии он представлял мелкий хозяйник зажиточный. Эксплуатировал наемный труд до 15 человек. Имел земли захватнической без счёту. Неизвестно сколько. При распределении земли чуть не зарубил Шилохвостова Е.К., о чем подтверждает он сам, Егор Кириллович.
Вступил в колхоз с начала организации колхоза в 1929 году, при вступлении в колхоз продал лошадь, а вторая пропала. Участвовал и разлагал работу колхоза вместе с Попониным Ив. Ивановичем и Попониным Ф.Н.
Благодаря близким отношениям с пред. колхоза Попониным И.И. был поставлен на должность бригадира бригады № 4. При работе бригадиром развалил дисциплину в бригаде. Производил умышленно вредительские работы. Примеры.
Члены группы бедноты:
несколько подписей неразборчиво.
Неграмотные: Шилохвостов Ф.Ф., Шилохвостова Е.И., Овчинников С.С., Овчинников Т.А., Шилохвостова А.А.

Характеристика на члена колхоза «Герой труда» Минеевского с/совета Морозова Афанасия Степановича

Морозов А. Степ. сын крестьянина бывшего кулацко-зажиточного хозяйства, родился в 1898 году. Отец его Морозов Степан Нестерович, до революции его хозяйство занималось торговлей, имело свою собственную лавочку (д. Нелысово). Имущества: 4 избы, 3 конюшни, 3 амбара, 4 лошади, крупного рогатого скота до 8 голов, мелкого скота до 15 голов. До коллективизации произвели умышленный раздел хозяйства…
Морозов А.С. участник белой банды 1918-1919 гг. Ушёл на встречу стоящим войскам белой банды на Черно Веслянском участке с доложением о раположении красный войск, после чего приблизились в Кайский рай он белобандитские войска и находили участников Красной армии, применяли нагайки, избивали людей и арестовывали. Благодаря упорной настойчивости Красноармейских войск были удалены белобандитские войска из пределов Кайского района, Морозов от красных войск скрывался в лесах близ своего жительства.
Его хозяйство при вступлении в колхоз в 1929 году (затем вышел). При выходе из колхоза продал лошадь и корову. Вошёл второй раз в колхоз в 1931 году благодаря председателю колхоза Попонину Ив.Ив, который упорно настаивал в приеме, но масса протестовала в его приеме. Благодаря же Попонину Ив.Ив. он был поставлен бригадиром бригады № 1 с апреля 1932 года и работал до февраля месяца.
Члены группы бедноты:
несколько подписей неразборчиво.
Неграмотные: Шилохвостов Ф.Ф., Шилохвостова Е.И., Овчинников С.С., Овчинников Т.А., Шилохвостова А.А.
Ответить

Фотография Зырянин Зырянин 15.02 2016

Тунеядец тот, кто держит скот!

Экономический подъём Кайского района в середине прошлого века начался с сельского хозяйства и развития промышленных предприятий. Бывший председатель когда-то самого крупного в районе Пушейского совхоза Иван Яковлевич Филиппов вспоминал, что деревня стала бурно развиваться в 1954-1955 гг., во времена реформ Председателя Совета министров СССР Г. Маленкова. И на то были объективные причины!
Для колхозников отменили трудгужповинность (на ремонт местных дорог, на лесозаготовки), отнимавшую много времени и сил. Соответственно, высвободились рабочие руки, и село сразу стало преображаться. Разворачивалось и частное, и кооперативное строительство. Стали достраиваться начатые ещё до войны дома, обновляться животноводческие фермы. Возле Пушьи и Лойно на речках Има и Кым были построены гидроэлектростанции.
В 1958 г. для крестьян был вдвое снижен сельхозналог и отменён так называемый натуральный оброк – обязательные госпоставки мяса, молока, масла, яиц, шерсти и т. д., которыми облагались коллективные и личные хозяйства. Причём от поставок не освобождались хозяйства, не имеющие живности. Никого не волновало, что у крестьянина нет, допустим, коровы, овец и кур, всё равно масло, молоко, шерсть и яйца – отдай. В отдельных случаях колхозам списывались все прежние долги. И, кстати, не надо было уже покупать облигации государственного займа (они выпускались с 1927 по 1958 годы), которые были обязательны к приобретению. А в 1959-м, первом году семилетнего плана, когда колхозы и сельхозартели начали постепенно переходить на денежную оплату труда, сдача молока, мяса, яиц, зерновых культур и льна государству сразу выросла, в отдельных случаях – в разы. За «живые» деньги, в отличие от трудодней, колхозники стали работать эффективней, производительность труда увеличилась, и это не могло не отразиться на объёмах производства.
Надо учесть, что тогда максимум внимания уделялось исключительно коллективным хозяйствам. На личном подворье хозяину держать скотину было не так просто. Покосы для личного подворья либо вообще не выделялись, либо выделялись исключительно в «неудобьях» – самых дальних, плохих и неудобных местах, которые колхозу были не нужны. Считалось, что общественный труд должен постепенно заменить личный, направленный на собственные нужды человека. И всё делалось для этого.
Согласно Указу Президиума Верховного Совета РСФСР от 4 мая 1961 года, лица, уклоняющиеся от общественно-полезного труда и ведущие антиобщественный образ жизни, должны принудительно привлекаться к общественному труду. Всё правильно... Однако этим же указом к тунеядцам стали почему-то относить и тех, кто «создаёт своё благополучие на нетрудовые доходы – излишне, сверх нормы, содержит скота в личных хозяйствах». Как было подсчитано, в районе оказалось 1024 личных хозяйства, где имелось больше скота, чем предусмотрено законом.
На районном Совете депутатов трудящихся прокурор района в выступлении «О состоянии преступности» отметил некоего Леонтьева, лесничего Созимского леспромхоза, который «имел в своём хозяйстве корову, быка-производителя, свинью и трёх овец с приплодом». Причина столь жёстких мер по отношению к такого рода «тунеядцам»: они «скармливают скоту хлеб, приобретаемый в государственных магазинах и предназначенный для населения».
Такая политика, естественно, не могла не отразиться на поголовье в личных хозяйствах. Если в 1960 г. во дворах колхозников насчитывалось 4100 коров, в колхозах – 1534, то в последующие годы частный скот стал быстро убывать, а общественный, наоборот, увеличиваться. Причём падение числа личного поголовья в разы превышало рост общественного скота.
Но даже вопреки закону и повышенному налогообложению на скот сверх нормы, многие люди с былой крестьянской жилкой по-прежнему держали не по одной корове. А во время переписи старались укрыть «лишнюю» скотинку от зоркого глаза инспектора. Так, во время Всесоюзной переписи крупного рогатого скота, свиней, овец, коз и лошадей, проводившейся весной 1964 года во всех хозяйствах было «допущено очень много укрытий скота», как указывалось в протоколе Кирсинского районного (промышленного) совета депутатов трудящихся. В Камском сельсовете оказалось укрыто 3,4% голов КРС, 8,9% – свиней, Кирсинском поссовете – 1,6% голов КРС и 3,1% свиней.
Не в этих ли «перегибах» прежней государственной политики истоки нынешнего нежелания крестьян заниматься собственным подворьем? Ведь всеми способами отучали от привычки держать свою скотинку, обрабатывать личную, а не колхозную землю. В итог отучили…

М. Федотов.
Ответить

Фотография Зырянин Зырянин 15.02 2016

Материал из книги «Слободской уезд Вятской губернии в географическом и экономическом отношениях», который составил действительный член Вятского губернского статистического комитета стат. сов. М.И. Куроптев в 1881 году:

Сбор грибов и ягод

Собирание ягод составляет почти главное летнее занятие жителей женскаго пола севера уезда, особенно в дождливое время, когда невозможна полевая работа. В Кирсинском же заводе, где хлебопашества не существует, после сенокоса, женский пол только и занимается тем, что собирает ягоды и грибы, что, по отсутствию других занятий, составляет прибыльный промысел в женском народонаселении. С промышленною целию собиранием ягод занимаются в следующих волостях: Кирсинской (100 чел.), Высоковской (36 жен.), Трушниковской (15 чел.), Кайгородской (100 чел., в том числе 15 м. и скупщиков) и Сочневской (14 жен.); а всего 250 женщин 15 мужчин скупщиков; кроме того в Кайгородской волости собиранием брусницы (брусники) бывает занят и мужской пол.
Из растущих ягод в уезде прежде всех поспевает земляника с 25 июня до 15 июля; в конце этого периода поспевает морошка, сбор которой продолжается до августа. Обыкновенно ее начинают собирать незрелой; дозревает же она сорванная, полежав несколько времени разсыпанной на свету. Когда же, в конце сбора, она берется зрелой, то, пока несут ее домой, она, по нежности своей, совершенно переминается. Потом с 20 июля, когда поспевает рожь, начинается сбор ягод: черницы (черника), поленики (род малины, темно-вишневаго цвета с одной стороны, а с другой – зеленоватаго), голубики, смородины и брусницы.
Сбор ягод продолжается до конца августа. Особенно громадный сбор бывает брусницы, который начинается около 10 августа, в северной части уезда, где почти сплошные болотистые леса. Там она бывает крупная и очень приятная на вкус; а к концу августа брусница поспевает и в остальной части уезда. Брусницы набирают до 150 тыс. пуд. И продают по 80 к. за пуд. В Кайгородской и Трушниковской волости брусницу собирают крестьяне обоего пола, для чего переходят обширныя Кайския болота и собранную ягоду на месте оставляют в колодах, сделанных из разных пород леса, которыя оттуда вывозят зимой, когда подмерзнет болото и проезд сделается возможным. Господствующая ягода Кайскаго края – брусница отличается сладким вкусом и величиной. Черника идет в продажу сушеная до 1 руб. 60 коп. за пуд, а в городе Слободском скупщиками продается до 8 руб. за пуд. Большая часть ягод идет на собственное употребление и запасается на зиму, как лакомое блюдо на стол крестьян, а остальная часть продается скупщикам. 15 человек Кайгородской волости скупают брусницу, как на месте у себя в волости, так и в Вологодской губернии, для продажи в Пермской губернии, где ея мало родится. Осенью начинается сбор клюквы, которой здесь очень много и хорошего качества, такой крупнины, что достигает до величины хорошей вишни, имея и ея цвет. Клюква в г. Слободском продается от 3 до 6 коп., смотря по урожаю. Одна ягодница, кроме собственнаго употребления, продает ягод средним числом на 10 руб. и всеми ими выручается на ягодах до 2500 руб.; а всего получается дохода от ягод более 3 тыс. рублей.
Если в конце июля и начале августа перепадают сильные дожди, которые имеют влияние на сильный рост грибов разнаго рода и груздей, то с 15 августа начинается их сбор для засолу на зиму. Как только начинается сбор ягод и затем грибов и груздей, то по всем северным дорогам встречаются толпы сборщиков, в числе которых не редко находятся и малолетния дети, 9 и 10 лет. В дальния же места всегда ездят на лошадях, при чем в сборе участвует и мужской пол.
Это хождение в обширных лесах не обходится без несчастий, из которых приведем известныя нам, бывшия лете 1871 года. Около 20 июля нашли в лесу мертвую старуху, изъеденную оводами, комарами и другими насекомыми. А о заблудившихся разсказывают каждый день во все время сбора ягод и грибов. В том же году нам привелось слышать разсказы о трех случаях: две девочки Рудаковы, из Кирсинскаго завода, по 9 дет, только на третьи сутки отыскались, выйдя из лесу в другом месте верст за 5. Девочка Марья Федорова Катаргина, 9 лет, Высоковской волости, починка Катаргинскаго, нашлась чрез 13 дней, выйдя к починку Козловскому, на разстоянии от своего починка 16 верст. Она бродила уже без всякаго сознания, и на зов, увидавших ее детей, не только не отвечала, но и ничего не понимала; худа и слаба была так, что едва передвигала ноги и на руках была внесена в избу. В с. Троицком, глупенькая женщина отыскалась дней чрез 10, лежащей, от истощения, без чувств, на проезжей дороге.
Здесь кстати привести удивительную пропажу, почти мгновенную, человека, при обходе с межевщиком межи предполагаемых к отрезкам из казенной дачи лесов к Холуницким заводам. Разсказывают, что во время проруба просеки, один рабочий отошел в сторону, а через полчаса уже его не могли найти до сих пор, хотя первое время, в 1871 г., и принимали все меры к отысканию. В недальнем разстоянии от места потери человека есть яма, известная в просторечии под именем омута, в которую предполагают, что он упал, и в тине потонул, но чрез час после пропажи шестами ничего не могли ощупать в яме, наполненной грязной жидкостью.
Ответить

Фотография Зырянин Зырянин 15.02 2016

Начало большого лесоповала

Лес в богатом на лесные угодья Кайском крае добывали всегда. Первые лесоустроительные работы лесов Кайской дачи проводились в 1899-1902 годах. До 19 века леса в основном принадлежали крупным монастырям. Например, леса Кирсинской дачи до 1908 года находились во владении Екатерининского монастыря, но после лесоустройства в 1908-1910 годах они перешли во владение государства. И упорядочилось выделение лесов для лесозаготовки. Всеми делами в лесу заведовал лесной департамент, делянки на вырубку отводили кордонные лесной стражи. Они же контролировали весь процесс заготовки древесины: от рубки и до складирования леса на плотбище.

Леса Кирсинской дачи использовались в основном для нужд Кирсинского железоделательного завода, леса Кайской дачи – для сплава деловой древесины в низовья р. Камы и далее до волжских городов, где она пользовалась хорошим спросом. Кайские лесопромышленники Михаил Шутов и Иван Гурдин на добыче и сплаве леса до революции 1917 года зарабатывали хорошие деньги. Занимался лесозаготовкой в кайских лесах и московский лесопромышленник Фаддей Фадеев, который скупил лес по обе стороны Нырмыча.
Лес рубили в основном в местах, прилегающих к сплавным рекам. На лесозаготовках преобладал ручной труд. Двуручная пила и топор для обрубки сучьев долгое время были единственными инструментами для заготовки леса. Единственное подспорье – лошадь, с помощью которой вывозили бревна на берег реки, на плотбища. Готовую к сплаву древесину укладывали рядами, бревно к бревну, и перевязывали (это называлось «собрать целенья»). Для сплотки брёвен применяли мочало и еловые вицы.

После гражданской войны заготовкой леса у нас занимались сезонные артели треста «Волго-Каспий-лес», которые приезжали в Кайский край осенью, всю зиму рубили лес, а весной на плотах сплавлялись вниз по Каме и Волге. Для организации постоянной работы артелей трест 1 декабря 1927 года создал Кайский лесозаготовительный участок. Позднее участок передаётся в ведение «Ураллеса» и меняет название на Кайский учлеспромхоз. По данным архива, в 1928 году учлеспромхоз имел следующие пристани на реке Каме и её притоках: Сенькина Пожня, Кужва, Красный Бор, Чус, Волосница, Усть-Има, Кым и Нырмыч. Через год с небольшим к ним присоединилась ещё пристань Орловская Старица, располагавшаяся на р. Кужве.
Но лесорубы учлеспромхоза не могли обеспечить растущую в стране потребность в древесине, леса с каждым годом требовалось всё больше и больше. В конце ноября 1929 года создаётся Кайский леспромхоз. В его состав вошли участки: Гидаевский, Перервинский, Лойнский, Скачковский, Рудниковский и Красный Бор. Первоначальный план заготовки леса новоиспечённому леспромхозу установили в пределах 90 тыс. куб. м, но уже на будущий год его повысили до 125 тыс. куб. м.

В 1932 году появляется Перервинский леспромхоз с лесоучастками: Перервинский, Порышевский, Быстряки, Тупик, Жекан и цехом лесохимии.
Зимой леспромхозы все силы направляли на заготовку древесины, весной – на сплав леса, а летом запасали корма для лошадей, строили жильё, административные и бытовые здания, ремонтные мастерские. Вслед за предприятиями появились и новые посёлки лесорубов: Кряжевской, Скачок, Ожмегово, Жекан, Порыш, Перерва, Тупрунка.
На первых порах условия работы на лесоучастках были очень тяжёлыми, а оплата труда крайне низкой. Отсутствие дорог приводило к перебоям в снабжении продовольствием. По этой причине дефицит кадров на лесных участках рубил под корень все планы по увеличению лесозаготовок. Эта проблема была успешно решена с помощью спецпереселенцев. Значительная часть, а порой и всё население первых лесных посёлков, состояла из спецпереселенцев, в первую очередь крестьян-кулаков и других, попавших под жернова сталинских репрессий в период принудительной коллективизации.

Если отвратительные – даже по официальным характеристикам – условия быта приводили к массовому уходу вольнонаёмных рабочих в другие секторы экономики, то спецпереселенцы были лишены этого права и не могли покинуть своё место работы. Хотя, как правило, они работали на самых удалённых и тяжёлых лесных участках.
Но и спецпереселенцы на местах не решали всей проблемы нехватки рабочей силы в лесной отрясли. И с середины 1930-х годов появилась практика принудительного привлечения на лесозаготовки крестьян сельхозартелей. Колхозное крестьянство привлекалось к трудовой и гужевой повинности на протяжении всего года, причём количество дней работы на лесозаготовках в порядке трудгужповинности постепенно возрастало и достигло до одной трети года.

Каждому мобилизованному вручалось через председателя сельского Совета персональное извещение с указанием места и срока обязательной работы в лесу, а также установленного ему сезонного задания по заготовке и вывозке древесины. Привлечённые к трудгужповинности колхозники обязаны были выполнить в течение осенне-зимнего сезона фиксированное количество работ: для «пеших» рабочих устанавливалось 110 дневных норм, для возчиков с лошадьми – 100 норм.
Вместе с рабочими леспромхозов они вручную валили лес и на лошадях вывозили древесину на нижний склад. При этом часто жили в наспех сколоченных бараках, насквозь продуваемых, при отсутствии элементарных человеческих условий проживания. Это способствовало тому, что многие крестьяне сбегали из леспромхозов домой, но их находили и возвращали на место работы.

В 1930-х годах в Кайском районе были проведены лесоустроительные работы, которые выявили достаточные запасы древесины. Это послужило причиной для создания дополнительных лесоучастков и образования в последующие годы новых леспромхозов – Верхне-Сысольского и Созимского. В 1939 году на базе лесов, выделенных из Кайского и Верхне-Сысольского леспромхозов, образуется Рудниковский мехлесхоз, который кроме рубки леса стал заниматься ещё и лесонасаждениями.
Лесные посёлки постепенно обустраивались, там появились школы, магазины, медпункты или больницы, детсады, клубы, библиотеки, столовые и т.д. Большой толчок в увеличении объёмов лесозаготовок дало стахановское движение. Коллективы участков брали на себя повышенные обязательства, соревновались между собой и в разы увеличивали объёмы производства. В 1935 году в лидеры выбились бригады Ожмеговского лесоучастка Кайского леспромхоза, они первыми завоевали право называться стахановскими. В следующем году победителями стахановского движения стали рабочие Перервинского лесоучастка.

В конце 1930-х годов объёмы рубки леса стали превышать возможности леспромхозов самостоятельно сплавлять лес по рекам до потребителей, и появилась необходимость создания отдельной лесосплавной организации. Так, в 1939 году возникла Лойнская сплавная контора, которая уже весной будущего года приступила к сбросу заготовленной древесины с плотбищ и молевому сплаву на расстояние 340 км. Сплавконтора со временем будет сплавлять древесину не только Кайского, но и Бисеровского, Зюздинского районов (позднее эти два района объединятся в Афанасьевский).
Плановые объёмы лесозаготовок леспромхозам увеличивались каждый год. И почти каждый год они справлялись с заданием. Но вскоре стало понятно, что, во-первых, надо разделять функции лесозащиты и лесозаготовок, это должны быть две разные организации; во-вторых, рубить лес без лесопосадок нельзя. И по всей стране стали создаваться лесхозы.
В 1939 годы организуются Кирсинский, Рудниковский и Кайский лесхозы. В частности, в Кирсинский лесхоз входят четыре лесничества: Барановское, Пещёрское, Песковское и Лупейское. В 1967 году за счёт разукрупнения Барановского и Пещёрского лесничеств создаётся ещё Кирсинское лесничество. Посадку леса они проводили ежегодно на площади более чем 600 гектаров. В 1940 году леспромхозы заготовили 215 тыс. куб. м древесины.

Наталья Хитрова
Ответить

Фотография Зырянин Зырянин 15.02 2016

Они не должны лежать в безвестности…

В истории г. Кирса много «белых пятен», потому что многие подробности ушедших десятилетий уходят вместе с её очевидцами. Особенно много «белых пятен» о жизни тех, чья судьба была связана с церковью и служению Богу. Причина известна: эту тему в лучшем случае обходили стороной либо выискивали в жизни таких людей только отрицательные моменты.
Шесть лет назад на похоронах прихожанки Кирсинской церкви Богомолки Татьяны, как называли её люди (Татьяны Ивановны Русских), я узнала, что на старом Кирсинском кладбище есть могилки репрессированных в советские годы священнослужителей. Нашла их… За пятьдесят прошедших лет могильные холмики осели, оградки пришли в неприглядный вид. Батюшка Анатолий Баталов (в те годы настоятель церкви) благословил привести могилки в порядок и заменить оградки.
Там рядом находятся две могилки священников Аркадия и Ефима. Недалеко от них упокоились иеросхимонах Маврикий, игуменья Анна и монахиня Анфиса.
Кто они? Откуда? Известно, что в советские времена многие попавшие под репрессии священнослужители, отсидев по печально знаменитой 58-й статье УК РСФСР, не могли уехать домой на родину, так как были невыездными и с поражением прав. До самой смерти они жили там, куда были сосланы.
Заинтересовавшись их судьбой, я стала собирать материал. И «Журнале Московской патриархии» за 1965 год нашла некролог о священнике Аркадии. Это был протоиерей Аркадий Феодорович Соловьёв (1888 – 01.02.1965), он прослужил в священном сане 50 лет, умер от болезней. Своё взяли репрессии и выживание в тяжелейших условиях заключения. Об остальных ушедших из жизни и упокоившихся на Кирсинском кладбище священниках официальных сведений я не нашла. О них сегодня можно узнать только из воспоминаний кирсинских старожилов. По крупицам удалось узнать следующее.
Священник Ефим последнее время служил в домовой церкви, которая находилась на углу улиц Боровой и Карла Маркса. Вспоминают, что «был он мал росточком, но стяжал своё тело верёвками от плеч до колен, чтобы плоть укротить».
Игуменья Анна (Агния Ивановна Попова, 11.01.1887– 11.02.1972) и монахиня Анфиса (Анфиса Николаевна Никитинская, 09.08.1889 – 19.02.1967) запомнились кирсинцам очень хорошо. Они служили в женском монастыре в Архангельской области. В 1930-е годы были репрессированы, осуждены и отправлены в Вятлаг. Когда они отсидели там назначенный срок, их потом, видимо, определили на постоянное жительство в посёлок Кирс.
Жили они в маленьком домике на три окна по улице Милицейской, дом № 4. Монахини занимались рукоделием, делали искусственные цветы, шили ватные одеяла. Этим жили и кормились. Кирсинцы вспоминали: «Когда монахини шли по улице, Анфиса всегда поддерживала под локоть игуменью Анну. Анфиса была пониже, симпатичнее, Анна ¬– высокая ростом, образованная».
Иеросхимонах Маврикий в 1927 году был репрессирован, жил на спецпоселении, которое находилось на реке Рыте, в восьми километрах от заречной части Кирса, работал на лесоповале. В народе говорили, что среди охранников поселения находился хороший человек. Он по просьбе иеросмонаха, в свободное от лесозаготовки время, тайно отпускал его в Кирс. Отец Маврикий на подпольных квартирах отпевал, крестил и венчал, совершал Богослужения. Когда Маврикий умер (есть легенда, что по доносу за эту «незаконную деятельность» его арестовали, осудили и расстреляли), его тело не сбросили в общую могилу вместе с другими, а присыпали снегом рядышком (видимо, тот же охранник побеспокоился) и сообщили об этом монахиням Анне и Анфисе. Они отправились на Рыту и на саночках привезли тело иеросхимонаха в Кирс. На следующую ночь он был тайно похоронен на Кирсинском кладбище по обряду, соответствующему его священному сану.
Говорят, эти монахини взяли на себя подвиг отыскивать расстрелянных и умерших в наших лесах священнослужителей, тайно привозили их в Кирс и хоронили. Есть предположение, что могила иеросхимонаха Маврикия – братская. В эту могилу монахини позднее подзахоранивали всех убиенных священнослужителей (по некоторым сведениям там лежат ещё тела шестерых человек).
Инокиня Варвара (Варвара Сергеевна Перминова, 19.12. 1932 – 13.12.2004) духовным отцом игуменом Тихоном была рукоположена в инокини за силу молитвы и смирение. Много средств она жертвовала на Кирсинскую и Омутнинскую церкви.
Блаженный Николай (Николай Афанасьевич Рыков, 22.05.1940 – 15.02.1986) был родом из Кирса, но первое время служил в церкви п. Рудничного, потом стал служить в Кирсинской Покровской церкви. Он наизусть знал псалмы, был чтецом, певчим, псаломщиком. Прихожане удивлялись, как он без псалтыри читает наизусть псалмы?
Блаженный Захарий (1899 – 1965) родом был из села Кайгородского (ныне с. Кай), но последнее время жил в Кирсе. Нищенствовал у Кирсинской церкви, был неграмотным, но добрым: что ему давали прихожане, тут же раздавал детям. В церкви топил печь, для гостей пёк ломтики картошки на плите. Старожилы города вспоминают его добрым словом.
В настоящее время инициативной группой прихожан, с благословения настоятеля Кирсинской церкви иерея Сергия Лобанова, на могилках иеросхимонаха Маврикия, протоиерея Аркадия, игуменьи Анны, монахини Анфисы, священника Ефима, блаженного Захария заменяются надгробные кресты и устанавливаются памятные таблички. Они не должны лежать в безвестности…
В истории православного г. Кирса открываются новые страницы, надеемся, что «белых пятен» там будет меньше.

Алевтина Телёпина.
Ответить

Фотография Зырянин Зырянин 17.02 2016

Хочу рассказать о своем отце, Михаиле Арсентьевиче Едигареве.
Он родился в конце 19 века в простой рабочей семье. Вернувшись домой с Первой мировой (Империалистической) войны по ранению, он женился и пошёл работать на Кирсинский металлургический завод. В его обязанности входило обеспечение глиной производства по изготовлению специального кирпича для литниковой системы для разлива стали из мартеновских печей. Он завозил её сначала с Левинского угора, это очень далеко до завода, отнимало много времени и сил. И отец взялся за поиск другого месторождения глины. Поиски увенчались успехом. Он нашёл большие залежи глины вблизи завода, и вскоре там появился карьер (он находился в начале нынешней улицы Гоголя). Забой разрабатывался по ширине до 12 метров. Для облегчения работ отец придумал приспособления – систему рычагов и «склизы» с удлинёнными шпалами. Отец был толковый и знающий человек. Рабочие в бригаде его уважали за трудолюбие, вятскую смекалку и говорили о нём: «У тебя, Михаил, в голове библиотека».
Транспортировали глину из карьера вагонетками на лошадях. Из неё получали хороший технологический кирпич. За летне-осенний период его производили столько, что хватало и на зиму.
Отец был мастером на все руки, выполнял все работы по хозяйству, в свободное время сапожничал – был одним из лучших сапожников в Кирсе, мог сшить любую модельную обувь. А если брался за сапоги, то сошьёт такие, что любо-дорого посмотреть. У него был конь по кличке Чалый. Отец ухаживал за ним, любил его, конь понимал его с полуслова и однажды выручил в трудную минуту.
Зимой, когда свободного времени было больше, отец часто собирал артель, чтобы сообща возить товар. Извоз – этот вид подработки для крестьян и рабочих был привлекателен, пользовался спросом на заводе, который ранее доставлял мелкую продукцию гужевым транспортом. Отца выбирали старшим артели за спокойный, уравновешенный характер, за справедливость, нетерпение разгильдяйства, корыстолюбия и за то, что слов на ветер не бросал и строго спрашивал за нарушения. Он никому спуску не давал: ни знакомым, ни родным. Об этом часто вспоминал друг отца, Михаил Александрович Подшивалов.
В феврале 1931 года артель из девяти саней благополучно довезла заводскую продукцию до станции Яр, загрузилась продовольственным товаром для завода и двинулась в путь. Кто-то взял сахар или муку. Отец загрузился солью, взял, как обычно, на три мешка больше других, надеясь на своего умного и сильного коня.
Наутро артельщики двинулись в путь, впереди их ждали 150 вёрст заснеженной зимней дороги. Отец со своим Чалым шёл во главе колонны, как и положено старшему артели. Преодолев треть пути, в Омутнинске переночевали, и снова в дорогу. Многие лошади с трудом тащили груз, особенно на подъёме. И тут пригодилась отцовская смекалка. Он предложил привязать к саням верёвки, чтобы на подъёме возчик мог сойти с саней и помогать лошади. Когда проезжали деревню Зимино, какой-то мужик, глядя на подводы, сказал: «Не иначе как Михаил Едигарев ведёт свою артель. Только с ним возчики ездят так дружно, согласно».
Ямщики доехали до Песковки, все устали и решили на горе, около пивной, отдохнуть и по кружке пива выпить. До Кирса оставалось ещё 36 вёрст. Но отец переживал за жену, которая была на «сносях» -– ждала ребёнка, и решил не задерживаться. Не терпелось ему скорее приехать домой. Его отговаривали, напоминали распространившиеся в округе слухи, что-де на дорогах пошаливают бандиты, могут напасть. Но Михаил Арсентьевич в слухи не верил. «Вы меня догоняйте, а я потихоньку поеду», – сказал он и двинулся в путь.
Вечерело. Он миновал деревню Волоковые, поехал дальше и тут впереди увидел людей, перегородивших санями дорогу. Они были пьяны, что-то ему кричали, угрожали. У возчиков было неписанное правило: порожний уступает дорогу гружёному.
Подъехав к пьяным мужикам, отец крикнул: «А ну, освободи дорогу, я — гружёный!» – и взмахнул бичом. Грабители, увидев, что перед ними только один человек, кинулись на него со всех сторон. Чалый, чуя опасность, рванул вперёд, объезжая препятствие. Отец стал отбиваться от нападавших. Одного грабителя захватил кнутом вокруг шеи – рванул и чуть не оторвал ему голову. Но самый молодой грабитель запрыгнул на сани сзади и с размаху всадил нож ему спину.
К счастью, на плечах отца был наброшен толстый тулуп, который он резко сбросил. Это спасло ему жизнь. Завязалась драка. Тем временем остальные ямщики, услышав впереди крики, поспешили на помощь. Началось настоящее побоище. Дрались кто чем мог. Кирсинские ямщики устояли против грабителей, которые ехали пустые на 10 подводах, и прогнали их в лес.
А дома отца ждало радостное событие: у него родился сын. Имя ему дали – Николай.
Михаил Арсентьевич, к сожалению, прожил недолгую жизнь. Он скончался в 1941 году после болезни. Моя мама, Александра Павловна, в тяжёлые военные и послевоенные годы одна поднимала пятерых детей, сумела дать им образование и воспитать достойными людьми.
Низкий поклон вам, дорогие мои родители. Мы, ваши дети, в вечном долгу перед вами.

Николай Едигарев
Ответить

Фотография Зырянин Зырянин 17.02 2016

Литейных дел мастер

В связи с открытием Кирсинского железоделательного завода, а также с увеличением производства потянулись крестьяне с близлежащих волостей на заработки. Так и семья крестьянина Ракаловской волости Едигарева Тимофея Григориева сына (1733 г. р.) в середине 18 века перебралась на постоянное место жительства в Кирс.
Его праправнук, а мой прадед – Едигарев Авксентий Стефанов сын родился в 1863 году. Авксентий по метрике, но все его дети Арсентьевичи. А по-простому его звали Енька.
В 1886 году он венчался со Старковой Марией Никифоровной. Было у них 14 детей, четверо из них умерли младенцами от детских болезней. Прабабушка, она же Ениха (жена Еньки), имея столько детей, а позднее внуков и правнуков, говаривала: «Я как виноградова лоза».
Жили они по улице Петропавловской (ныне Комсомольская), у канавы. Когда начали строить железную дорогу, дома пошли под снос. Они переехали на ул. Больничную (ныне ул. Колядина), тоже у канавы. У дома была оградка – сад, там росла большая высокая рябина. В огороде располагался колодец под названием «Журавль».
Семья была большая. Количество детей росло. Было две избы: одна зимняя, другая летняя. Летом жили в летней, а к зиме перебирались в зимнюю.
Полати занимали половину избы. На них спали дети, а иногда и взрослые, на полу-то в зимнее время спать было холодно. А кровать была одна на всю семью. Чтобы попасть на полати, лезли по лесенке, вставали на голбчик, потом уже на полати. Полати были с одной стороны голбчика и повыше его, а с другой стороны находилась русская печка. По краю печки во всю длину была положена толстая широкая доска, чтобы, если сядешь на печь, то было бы не горячо.
В зимней избе стояла садка, где в морозные дни находились куры.
В хозяйстве имелся ткацкий станок. Мария ткала половики и полотно из кудели. Вся семья была одета в самотканую одежду. Дети, а позднее внучки помогали ей мотать нитки на мотовило. Для украшения Мария вязала кружева, вышивала. Дети помогали своим родителям: дочери матери, сыновья отцу.
Как и в любой рабочей семье, глава семейства, Авксентий, кроме основной работы на заводе вёл и своё хозяйство, занимался домашними ремеслами.

В хозяйстве была лошадь. Приходилось самому изготавливать телеги, сани, санки. Для сенокосной поры мастерил грабли. Кроме того, делал лодки, решётки из черемухи и ивы, точил веретёна. С большим мастерством изготавливал кадки, бочки, логуны. А так как эта профессия была редкая, то весь Кирс логуны заказывал именно у него. Поэтому и получил он прозвище Логун. А для завода прадед делал мётлы, черенки, деревянные лопаты.
Семья была многодетной, и приходилось самому плести бродни, лапти, чтобы обуть каждого.
Когда дети подросли, сыновья, освоившие все эти ремёсла, стали ещё и отличными чеботарями (сапожниками), а дочери пряли, вязали, ткали, вышивали.
Работал Авксентий на Кирсинском железоделательном заводе литейщиком. Надо сказать, был мастером своего дела. К работе относился творчески, с выдумкой. Поэтому его ценили как отличного специалиста.

В 40 верстах от Кирсинского завода по р. Вятке находился Песковский чугунно-литейный завод. Его построил Курочкин в 1771 году на новых богатых рудных залежах. Этот завод выплавлял чугун, а Кирсинский завод перерабатывал его в железо.
Случались там неполадки в производстве литья. Своих мастеров по настройке, видимо, не было или не хватало навыков. Для устранения недостатков в литейном производстве вызывали Авксентия как знатока своего дела.
Качественно выполнив работу, он возвращался домой на своей лошади: «Встречай, Мария, своего мужа. Видишь, как меня ценят и уважают. Приглашают меня в самые трудные места для наладки производства».

Ольга Цалова
Ответить

Фотография Зырянин Зырянин 19.02 2016

Основателем деревни Плотниковы является крепостной крестьянин Орловской губернии Матвей Плотников (в народе его называли Матюша). Вначале 19 века заводчик Кирсинского железоделательного завода купил его в числе других крепостных у одного из орловских помещиков и пригнал на завод. Через несколько лет работы на заводе управляющий за какой-то поступок дал Матюше вольную (такие случаи были очень и очень редки, но происходили, всё зависело от воли хозяина).
С обретением свободы Матюша не стал возвращаться в Орловщину, обосновался в 13 верстах от Кирса в сторону Песковки и решил заняться привычным крестьянским делом. В двухстах метрах от дороги в живописной местности, у основания угора (увала) и вблизи реки Вятки он поставил дом с надворными постройками и зажил вольной жизнью. Земли кругом было много, и Матюша разработал для себя огород, пашню и сенокосные угодья. Вскоре возле Матюши поселился его племянник Михаил Плотников – эта часть деревни стала потом называться Мишкинцы. А ещё через несколько лет на увале построил дом Андриан Бартов. Впоследствии кто-то из сыновей Андриана – Анисим, Семён или Карп – переселился от отца и стал основателем деревни Бартово.
У Матюши выросли два сына: Илья и Степан. Старший сын Илья проживал в доме отца, а младшему Степке они сообща построили рядом отдельный дом со всеми необходимыми постройками. У Ильи в свою очередь выросли три сына: Кондрат (в народе его звали Конька), Иван (Сенька, это дед автора В.Ф. Плотникова) и младший Дмитрий (Митька). Старший сын Конька проживал с отцом, а младшим построили свои дома. Все эти шесть домов являются основой – «стариной» деревни Плотниковы. Со временем потомки первых жителей деревни стали строиться поодаль от родителей. Так образовались новые деревни, которые фактически являлись филиалами деревни Плотниковы. В основном, строились на увале, недалеко от главного тракта Кирс – Песковка.
Крестьянское подворье
Жилище крестьян в Плотниковы мало чем отличалось от других и тоже состояло из двух изб: зимней и летней. Между избами находились сени. В сенях имелись по два входа-выхода: один – во двор, другой – на улицу. Уличный вход обычно строился с перилами и под крышей. Надворные постройки для скота были просторными, тёплыми, с перегородками, где по отдельности находились лошади, коровы, овцы, козы, свиньи, телята, куры, гуси и т. д. Рядом с ними ставили крытые хлева для содержания скота в дневное время летом, осенью, весной и в оттепели зимой. В хлевах находились кормушки. С повети-сеновала в каждую ячейку для животных прорубалось отверстие для подачи сена. Амбаров у каждого хозяина было как минимум по два: один – для хранения в сусеках и кадях зерна, муки, другой – для овощей. Обязательными были погреба. В начале весны в погреб нагребался снег, который не успевал растаять за лето, и продукты в холодном погребе – молоко, сметана, масло, рыба и мясо и другие – хорошо сохранялись. Перед амбарами и погребом обычно находились крытые сараи для дров, саней, телег, хранился разный инвентарь. Все постройки двора были обнесены забором из половины брёвен, позднее забор стали ставить из толстых досок. В огороде находилась яма для хранения овощей. Яму рыли глубокую, в рост человека, внутри обивали досками и делали сусеки (отсеки). Сверху яму утепляли «костицей» (остатки после обработки льна мялкой) и засыпали землёй.
Домашняя обстановка в избе
Обстановка была самая скромная, чаще сделана самими хозяевами. Вдоль стены обычно стояла широкая лавка, поодаль стол с табуретками, от печи к окну шла дощатая заборка (перегородка из досок). Место за перегородкой называли середа. Тут стояла вдоль стены толстая лавка, на которой стряпали. Повыше – полка длинная для посуды. В углу сундуки для хранения самой ценной одежды. Для хранения зерна, муки стоял деревянный амбар. Центральное место занимала русская печь, сбитая из кирпича и глины. В зимних избах обязательно делали большие полати для сна и маленькие – для хранения лука. Обычно дети спали на полатях, старики чаще на печи, взрослые на лавках, на полу, позднее – на кроватях. В красном углу, под иконами, бросались в глаза красивые полотенца – рушники. Это дело рук заневестившихся дочерей.
Дом, двор, усадьба
Для кратковременного обогрева избы и приготовления пищи рядом с печью делали «подтопок». В летних избах жили только летом. Они были просторнее, чем зимние. Освещались помещения лучинами, позднее – свечками и керосиновыми лампами. Полы в избах были некрашеные, по субботам их скребли специальным косарём, тёрли речным песком и мыли.
Баня – это предмет особого разговора. Без бани русский человек жизни себе не мыслил. Ставились они обычно в огородах, вдали от построек. Топились бани «по-чёрному» – выводных труб не было, дым выходил через «продуху». В бане мылись из деревянного ушата.
Избы строили из сосны. В домах были маленькие окна, которые затягивались «пучиной» (овечьей брюшиной). Для других построек использовали любой хвойный лес.
Хвойных деревьев в деревнях не оставляли. Возле домов обычно садили черёмуху, рябину, калину. Это не только для души, но и ради ягод, которые собирали на зиму. Тёс на постройку дома готовили сами. Процесс был очень трудоёмким. На специальное приспособление – «кобылу» – закатывали бревно и крепили его скобами. И пильщики (один – сверху, другой – снизу) продольной пилой распиливали бревно на доски. Строить дом или любую другую постройку приходили помогать родственники, соседи, а зачастую и вся деревня. Строили дружно, весело, с шутками и прибаутками. Дрова обычно заготавливали в конце мая, после окончания весеннего сева. Работали от зари до зари. На пашне, на ближних от деревнях покосах трудились все, даже дети малые, если могли держать грабли, или тут же нянчили маленьких братьев и сестёр, чтобы мать не отвлекалась от работы.
Филиалы деревни Плотниковы
С увеличением числа жителей деревни надо было ставить новые дома, подворья, но рельеф местности не всегда это позволял, и люди стали строиться «на увале», вдоль главного тракта Кирс – Песковка. Первые «выселки» от Плотниковы появились рядом с деревней. Другие – всё дальше и дальше. Спустя годы вдоль тракта появилась целая череда новых деревень. Согласно переписи населения 1926 года, в Верховском сельсовете находились 17 деревень: Яровская (52 чел.), Симоновы (39 чел.), Лазаревы (30 чел. ), Колеговы (125 чел.), Чурша (99 чел.), Кочкино (45 чел.), Ванино (36 чел.), Раменская (18 чел.), Плотниковы (122 чел.), Бартова (26 чел.), Шумайловы (40 чел.), Баранниковы (101 чел.), Макарихины (25 чел.), Сёмины (41 чел.), Силкины (22 чел.), Медведи (13 чел.), Пещёра (80 чел.).

(часть 2)

Круг забот

Раньше крестьяне жили, чтобы работать, и работали, чтобы жить. Главное богатство и хлеб насущный крестьянину приносила земля. Её любили, холили, берегли. К земле относились как к кормилице. Площадь под посевы зерновых ежегодно расширялась. Сначала вырубали лес, вывозили его и на освободившемся месте сжигали всё, что там остаётся: кустарники, ветки. После пала корчевали пни, выравнивали место и готовили почву под пашню. Основная форма земледелия была знаменитая «трёхполка» – огороженное жердями поле делилось на три равных участка. На первом поле, допустим, растёт озимая рожь. На втором – яровые культуры: ячмень, овёс, лён, горох, репа. Третье поле отводилось «под пары», почва там отдыхала до середины лета. В конце июля почву подготавливали и сеяли там озимую рожь. Землю под пашню готовили основательно: удобряли навозом, которого в скотных дворах было изобилие. Пахали на лошадях сохой (плуг появился позднее, в начале 20 века), вспахивали каждый клочок, не оставляли никаких «огрехов». Сеяли вручную из лукошка, равномерно разбрасывая зерно по полосе пашни, после чего землю боронили.

Как доставался хлеб

В конце июля – начале августа, в зависимости от погоды, наступала пора жатвы. Сначала ячмень, потом рожь, а в сентябре овёс жали серпами. На работу выходили с рассветом все жители деревни, включая подростов и даже детей. С работой управлялись за 3-4 дня. Зерновые злаки вязали ржаной соломой в снопы и составляли их в суслоны (бабки). В сентябре, после жатвы овса, снопы из полей вывозили на гумно и складывали на хранение в скирды-кладухи. Поздней осенью, в ноябре или даже в начале декабря, зерновые культуры молотили.
Этот процесс был трудоёмким. Накануне молотьбы снопы из скирды, чтобы зёрна лучше выпадали из колосьев, сушили в овине, где для этого жарко топилась печка из кирпича. После сушки снопы выносили на специальную площадку, заранее покрытую толстым слоем глины и молотили цепом-молотилом.
Когда зерна полностью выпадут из колосьев, ворох начинают веять на ветру. Деревянной лопатой загребают ворох и подкидывают вверх. При этом лёгкую плевел-мякину ветром относит в сторону, а зёрна падают вниз. Потом остаётся зерно сложить в мешки и увезти в амбар. Плевел-мякину и солому складывали на гумне и по потребности переносили на сеновал скотных построек. Они зимой сгодятся на корм и подстилку для скота. А зерно отвозили на мельницу, которая когда-то стояла на речке Бортёмка, для помола в муку.
Мука была главной составляющей крестьянской пищи. Из неё готовили и хлеб, и всевозможную выпечку, и вкусные пряники для ребятишек. Для лучшего качества хлеба в тесто добавляли закваску – заранее приготовленную из муки и хмеля. Вот каким трудом доставался крестьянину хлеб.
Урожаи зерновых раньше были хорошие: по 180-200 пудов с десятины (25-30 центнеров с гектара по современным меркам). Однако своего хлеба часто не хватало до следующего урожая, и приходилось за мукой ездить на ярмарку в село Уни или село Луканы (7 вёрст южнее Уней). Кроме муки с ярмарки привозили толокно, растительное масло, гончарные изделия: крынки, кувшины, корчаги.

Крестьянская усадьба

В каждой усадьбе был большой огород для выращивания овощей: картофеля, моркови, свёклы, брюквы, капусты, репы, редьки, лука, чеснока, хмеля, конопли и табака. Стебли конопли шли на волокно, из которого делали крепкую ткань-холст, а семена – в пищу или на масло. На хорошо подготовленной и удобренной почве делались высокие грядки, между ними глубокие (50-70 см) борозды. Считалось, что глубокие борозды способствуют лучшему росту культур. В каждом хозяйстве содержался скот – обычно по одной-две лошади, две и более коровы, по нескольку телят-нетелей, свиней, до десятка овец, коз и пары десятков кур. Чтобы содержать столько живности, нужно заготовить достаточно корма.
Сенокос обычно начинали после Петрова дня (12-13 июля по новому стилю). К этому времени трава уже отцветала, но ещё была сочная, не грубая и не горчила. На пожни – сенокосные луга уходили рано, в 3 часа утра, и возвращались поздно вечером. И так до тех пор, пока все луга не будут скошены. Косили косами-горбушами, позднее – литовками. При хорошей погоде через одну-две недели стога сена в пожнях уже стояли. Сено с полей вывозили зимой на санях, когда река «встанет» и крепкий лёд выдержит сани с лошадью.
В частности, пожни находились в местечках: Плохом, Боровом, Наволок за Рекой, Горевской, Совинихе. У каждого хозяина было ещё разработано индивидуальное поле – так называемое польце, огороженное жердями. В польцах сеяли зерновые или заготовляли сено.
В лесу вокруг верховских деревень было много ягодных и грибных мест, водилось достаточно зверья, болотной и боровой птицы, а речках – рыбы, в том числе и невиданные нынче стерлядь, налим и судак. Каждый хозяин, расставляя в лесу силки и самодельные капканы, мечтал заготовить для будущей ярмарки или на пошив одежды побольше шкурок зайца, белки, куницы и лисы, и редкий хозяин возвращался из леса с пустыми руками.

Одежда и обувь

Раньше крестьяне полностью одевали и обували себя сами. Крестьянская одежда была из холста, домотканая. Холст готовили из льна. Работа эта очень трудоёмкая.
Лён сеяли весной в яровых полях на небольших полосках. В конце августа его выдёргивали вместе в корнями и расстилали на лугах на одну-две недели. Потом лён собирали, вывозили домой и складывали во дворе. В конце сентября – начале октября его сушили в бане и льномялкой обрабатывали, чтобы верхняя оболочка стебля отделилась и освободилось волокно.
С наступлением холодов, когда заканчиваются полевые работы, женщины при помощи веретена пряли из волокон «куделя» – тонкие льняные нити, которые сматываются в клубок. Из этих «куделей» на деревянном самодельном станке ткали холст – ткань для пошива одежды. Но работа ещё не закончена. Чтобы ткань была мягче и белее, по весне готовый холст расстилали на талом снегу, полоскали в холодной воде, сушили и гладили деревянным «катком» - валиком. Одежда из льняного материала получается крепкой, долговечной. Рубашки, платья, простыни и другие вещи служили людям годами.
В хозяйствах использовали также конопляный материал. Способ обработки конопли такой же, как из льна. Правда, нить конопли крепче, и холст из него получается грубее и толще. Из конопляного материала шили мешки, покрывала, рукавицы, половики. Крепкой конопляной нитью подшивали валенки, из неё плели неводы, бредни и сети. Семена использовали в приготовлении выпечки и пускали на растительное масло.
Сырьё для приготовления верхней одежды крестьянам давали овцы. Из овечьей шерсти вязали тёплые вещи (свитеры, носки и варежки) и ткали на станке сукно, из которого потом шили штаны, зипуны (пиджаки), портянки, платки. Из шерсти катали валенки. Обычно в каждой деревне был свой мастер по этому делу, который предлагал другим свои услуги по катанию валенок из материала хозяина.
Овечьи шкуры после выделки шли на пошив поддёвок-безрукавок, полушубков, шуб, тулупов (шуба больших размеров и с большим воротником, одевается поверх полушубка в морозы для длительной поездки на лошадях), шапок, рукавиц, шубенок и т. д. Одежда из такой шкуры тёплая и удобная.
Для обуви (лаптей) и разной кухонной утвари использовалась береста. Она заготовляется в мае, во время обильного выделения берёзой сока. Береста разрезается на узкие полоски, из которых плетутся лапти, бродни, а также солонки – для хранения соли, пестери, кузовы – для ягод, грибов и рыбы. Из крупных пластин бересты изготавливали логуны, бураки (туесок) для переноски и хранения молока, кваса, браги. В них любая жидкость сохраняется прохладной даже в жару, а молоко не киснет до 3-4 дней. Небольшой бурачок (на 2-3 литра) почти заменял холодильник. Из ветвей ивы плели корзины разной ёмкости.

Ремесло и промыслы

Земля была основной кормилицей крестьянина. Но для подспорья почти каждый хозяин занимался ещё каким-либо ремеслом и являлся мастером в своём деле: или катал валенки, или выделывал шкуры и шил верхнюю одежду, или плёл корзины, бураки, лапти, или вырезал деревянные ложки, готовил деревянные кадки для засолки капусты, грибов. Были мастера-гончарники по изготовлению горшков, крынок, кувшинов, корчаг и другой посуды.
А вот телеги, сани и сбрую для лошади или черенки для граблей, лопат, топорища каждый хозяин старался делать сам. Телеги были разных видов и немного отличались по конструкции: рабочая – для перевозки сена, зерна, выездная – для лёгких грузов и «самосвал» – для вывоза навоза на поля. Сани тоже были нескольких видов: рабочие, выездные, праздничные, обозные, салазки и «подсанки» (для вывоза леса к реке: один конец бревна ложится на сани, другой – на подсанки). Сбруя тоже была выездная – для повседневных дел и праздничная – с колокольчиками на дуге.
Кроме ремесла многие крестьяне ещё занимались извозом. Находящиеся неподалёку Кирсинский железоделательный и Песковский чугунолитейный заводы постоянно нуждались в таких услугах и нанимали извозчиков. В зимнее время на обозных санях извозчики перевозили из Кирса или Песковки на станцию Яр, к железной дороге, заводскую продукцию (посильную для лошади, тяжёлый металлопрокат заводы сами перевозили на баржах), а из Яра – сырьё и другие необходимые для заводчан грузы. В частности, для Кирсинского завода ещё заготовляли глину в виде прямоугольных брусков. Первая «глиница» находилась возле деревни, за трактом, вторая – на увале у деревни Мишкинцы.
Многие также занимались заготовкой дров и отжигом древесного угля с последующей продажей их Кирсинскому и Песковскому заводам, а также заготовкой леса, который весной «по большой воде» сплавлялся до г. Вятки и продавался там оптом перекупщикам на специальной пристани. Лес (сосна, ель, лиственница) готовили в основном по берегам рек Присталишная и Бортёмка. Брёвна вывозили на лошадях к берегу, соединяли их в плоты и ждали половодья.
Пни сосновых деревьев в лесу не оставляли – это было сырьё для производства дёгтя. Пни корчевали и свозили в местечко Смолянка, красивый сосновый бор (в 1921 году он сгорел) и «выжигали» из них смолу, из которой получали дёготь для собственных нужд. Позднее это очень трудоёмкое занятие ушло в прошлое, но заготовка корней осталась как приработок. Пни сосновых деревьев корчевали и отправляли на переработку на завод в Нижегородский край.
Некоторые ещё занимались перевозом людей через реку Вятку (на дороге на Глазов). Сначала перевозили на лодках, потом в этом месте появился паром (плот передвигался вручную за натянутый через реку канат).
В 1928 году верховские крестьяне в лесу у деревни Мишкинцы, на берегу речки Сосновка общими усилиями построили кирпичную мастерскую. Производство – нехитрое. Очищенную от посторонних примесей глину с добавлением песка набивали в деревянные ящики-формы. Потом из форм подсохшие заготовки вынимали, раскладывали в большой печи и обжигали. После обжига красного цвета кирпич получался крепким. Его вывозили на лошадях в Кирс и продавали.
Почти каждый хозяин был к тому же охотником и рыбаком, а хозяйка – ягодницей. Пушнина, рыба (солёная, копчёная) и ягоды (морошка и клюква) всегда пользовались хорошим спросом на ярмарках. Лесными дарами старались запастись с лихвой, чтобы и себе хватило на зиму, и на продажу осталось.
Круглый год крестьянин трудился в поте лица. Ремёсла помогали ему не бедствовать, при необходимости покупать недостающую муку, другие товары на ярмарке и там же продавать свой товар. Так и жили: если человек трудился – жил в достатке, а если бражничал ( и такие были) – прозябал в нищете.

С Богом в душе и честью по жизни

Народ в деревнях жил, с одной стороны, малограмотный либо вовсе неграмотный, но, с другой стороны, очень трудолюбивый, бережливый, доброжелательный, уважительный и отзывчивый. В «стародавние» времена, когда все работы делались вручную, без отзывчивости и взаимопомощи крестьянину было не прожить. Часто вместе – «всем миром» ставили срубы, убирали хлеба, сенокосили и метали стога. Вместе было и веселей, и сподручнее выполнять большую работу. Большие православные праздники тоже отмечались всем селом-деревней. К старшим относились очень уважительно. Повысить голос на старого человека считалось недопустимым, за это могли «за грудки взять» и побить, если прощения не попросит. Сыновья и дочери, даже становясь взрослыми, слушались отца и мать во всём, в том числе и по вопросам создания брака. «Ослушаться – грех, это даже в мыслях не допускалось», – писал Василий Филиппович.
А еще отмечалось, что до революции 1917 года народ в Верховье проживал верующий, православный. Верить в Бога, ходить в церковь, соблюдать посты и отмечать православные праздники было естественной потребностью крестьян. Бога боялись, аморальные поступки – незаслуженные оскорбления, воровство, причинение вреда людям, не говоря уже о более тяжких преступлениях, – считались за большой грех. Если в деревне появлялся человек, неоднократно совершавший аморальные поступки, его могли побить, устроить самосуд и даже изгнать с позором из деревни, чтобы он не бросал тень на односельчан. Так и жили: с Богом в душе и с честью по жизни.

Праздники

Рождество. Оно отмечалось по старому стилю 25 декабря. Но в 1918 году специальным декретом В.И. Ленина Юлианский календарь сменился на Григорианский, и февраль в том году длился всего 15 дней (после 31 января началось сразу 14 февраля). И праздник стал приходиться на 7 января. Но смена календаря не изменила отношения людей к празднику. Рождество – это игры, забавы, катание на ледяных горках, шум и смех. Накануне праздника, в Сочельник, малые дети и подростки ходят по домам и поют перед хозяевами религиозные песни. За это хозяева угощают их стряпнёй, пряниками, куличами. Иногда детям дают мелкие (медные) деньги. Девицы на выданье в ночь перед Рождеством гадают в овине или бане.
Масленица. Этот самый весёлый, разгульный, особенно среди молодёжи, весенний праздник справлялся всю неделю. Масленица – объедение. Хороша, вкусна! Праздничное застолье обязательно было с блинами, причём пекли их из разной муки. Блины обычно стояли в центре стола, а по бокам расставляли плошки со сметаной, мёдом, вареньем, маслом. Взрослые ходили или ездили в гости на лошадях, украшенных нарядной сбруей, в дуге – колокольчик, запряжённых в праздничные сани. Гостям в масляну неделю всегда были рады, им старались угодить и накормить досыта. Праздник объединял все деревни в округе. Молодёжь из Плотниковы, Шумайлово, Ванино, Кочкино и деревень нижнего конца Верховья – Раменье, Чурши, Колегово, Симоново, Лазаревская, Яровская днём собиралась на угоре-увале близ Кочкино и устраивала катания на салазках или ладейках (толстая закруглённая спереди доска), смазанных жидким коровяком, по направлению к речке Сосновке. Молодёжь из деревень с верхнего конца Верховья – Баранниково, Макарихины, Семёны, Силкины, Пещёры катались с угоров на речке Бурчага. Шуму, смеху и веселья было предостаточно. Причём катались с горки и стар, и млад. А вечером молодёжь собиралась на «вечёрки» (обычно в доме одинокого человека), там общались, пели песни и танцевали. Позднее, когда не было ещё клуба, собирались в школе.
Заканчивалась Масленица и начинался Великий пост. В это время старались не только не есть скоромную пищу (мясное и молочное), но и не браниться, даже если был повод.
Пасха. Накануне этого главного православного праздника взрослые и молодёжь старались посетить Кирсинскую церковь и совершить вокруг неё крестный ход. Долгое время на берегу Большого Кирсинского пруда стояла деревянная церковь, и люди посещали только её. Но она не вмещала всех прихожан. И появилась потребность в большом каменном храме. Строительные работы по возведению кирпичной церкви закончились в 1911 году. Одновременно с богослужением там художники занимались росписью стен и потолка. Строили кирпичную церковь за счёт сборов с населения (2-5 копеек в месяц с одного работника) и пожертвований. А когда в церкви закончили роспись, она превратилась в настоящую красавицу.
Если Рождество и Масленица – это катание с ледяных горок, то Пасха – это качели. Взрослые ходили в гости, а молодёжь собиралась на гуляния, водила хороводы, качалась на качелях. Близ Плотниково на увале заранее готовили несколько качелей. Ребята качались на привязанной к перекладине широкой доске и крутились на «вертужке» (на вершине вертикально вкопанного в землю бревна закреплялся свободно вращающийся железный диск с крючками, к которым привязывались верёвки). На Пасху обязательно готовили свои угощения: красили яйца, пекли куличи, колобки, пироги, шаньги. К празднику, как правило, уже поспевала брага и пиво. К вечеру собирались за общим столом, называлось это празднование – питухи. Многие гуляли всю пасхальную неделю. И всю неделю звенели церковные колокола.
Троица. Этот праздник отмечался три дня. Накануне его жители деревень убирали улицы и территорию у домов от мусора, вывозили навоз на поля, дочиста подметали двор. Считалось зазорным оставить мусор на праздник. Избы в деревнях украшались веточками берёзы — это любимое дерево на Троицу. Праздник начинался с родительской субботы. В первой половине дня принято было ходить на кладбище в посёлок Кирс. Многие перед этим посещали либо Кирсинскую церковь, где совершалась поминальная служба, либо кладбищенскую часовенку. На кладбище с собой приносили домашнюю стряпню, в том числе обязательный для таких случаев рыбник, и в «бурачке» (бурак, бурачок – ёмкости из бересты и дерева) домашнее пиво, квас или бражку, чтобы посидеть у могилки и добрым словом помянуть усопших родственников. Некоторые приносили с собой самогонки, но таких было мало. Считалось, что напиваться допьяна – грех вообще, а на кладбище – это ещё и оскорбление усопших.
Во второй воскресный день отмечался праздник Святой Троицы. Утром все жители деревень старались обязательно посетить Кирсинскую церковь. После обеда взрослые обычно ходили в гости, а молодёжь собиралась «на гулянье». Праздники отмечались не только всей деревней, но и всей округой. Ребята и девчата из нижней части верховья собирались в деревне Колегово, из срединной части – в Плотниковы, а нижней части – в деревне Симоново, на поляне. Одевались, естественно, по-праздничному, у девушек на головах венки из ярких цветов, в руках у всех обязательные для этого дня веточки берёзы. Массовое гуляние продолжалось целый день до позднего вечера. Веселились как могли: водили хороводы с песнями, танцевали под бубны (они иногда были с колокольчиками), а позднее под гармонь. Основной танец был «ланце» (четыре пары из парней и девушек стояли друг против друга и исполняли 10 разных танцевальных па). Танец со стороны смотрелся очень красиво, благородно. Танцевали также краковяк, сербиянку, падиспань, барыню. Взрослые не отставали от молодёжи, тоже веселились от души, часто собирались за единым столом, пели песни и танцевали «кадрелочку» (кадриль) или «топотуху».
На третий день, в понедельник, отмечали день Святого Духа. Считалось, что в этот день нельзя работать на земле – грех, потому что Земля – именинница. Но к тому времени обычно все земляные работы давно закончены, и не грех было лишний раз навестить родственников или собраться всей деревней за общим столом.

Досуг

По праздникам, в зимнее вечернее время по выходным дням молодёжь нашей деревни Плотниковы, а также Кочкино, Ванино, Бартово, Шумайлово собиралась на вечёрки. Обычно собирались в доме Павла Митькина (хозяину дома платили по 5-10 копеек с человека). Там пели песни, частушки под гармошку или балалайку, водили хороводы. На таких посиделках частыми гостями были свахи, которые высматривали будущих женихов и невест.
Позднее, в советское время, в деревне Кочкино появилась изба-читальня. Там можно было почитать газеты, журналы, книги или послушать радио (радиоприёмник работал на батарейках). В конце 1920-х годов летом иногда приезжала передвижная киноустановка. Прямо на улице расставляли скамейки, табуретки и всей деревней смотрели кино.

Посты

Их соблюдали обязательно. В это время питались только постной пищей. Из круп варили щи, кашу; из репы – репницу, из лука – луковицу, из гороха – гороховицу. Из овса делали толокно и ели его с квасом. Почти все продукты для питания крестьяне производили сами. Что растили – то и ели. Бережливость в еде была в крови, ведь всё выращено своими руками, обильно полито потом. Особенно ценили хлеб, обычно его пекли в воскресение на всю неделю. Хлеб был мягкий, душистый и вкусный. Каждая хозяйка знала свой способ приготовления хлеба.
Заботились об урожае заранее. Ежегодно в конце июня богослужение проводилось прямо в поле. По просьбе жителей деревни к ним приезжал священник из Кирсинской церкви с переносными иконами. Его встречали, и вместе с переносными иконами из часовни деревни Чурша все колонной шли в намеченное место в поле. Там заранее устанавливали стол, покрытый скатертью. Такие богослужения проводились в каждой деревне. Цель: чтобы Господь Бог поспособствовал обильному урожаю.

До и послереволюционная история верховских деревень

До 1917 года в Вятской губернии было 11 уездов, в том числе Глазовский и Слободской. Граница между этими уездами проходила по речке Котчиха (в этом месте ещё шла дорога – «грань» до двух саженей шириной). Посёлки Песковка и Омутная входили в Глазовский уезд, а Кирс, Кайгород, Нагорск, Белая Холуница, Мураши, Опарино, Луза и другие – в Слободской уезд.
В Кирсинскую волость в составе Слободского уезда входили все деревни Верховья и село Екатеринино. Центр волости располагался в посёлке Кирс. В управлении волостью тогда работали четыре человека: староста, волостной писарь, урядник-полицейский и уборщица. Но на местах всем и вся управляло земство. Оно строило и ремонтировало объекты, дороги, финансировало больницы, медпункты, школы, библиотеки.
Здравоохранение в Кирсинской волости находилось на низком уровне и состояло из единственной земской больницы на 10-15 коек, из них 2-3 – в родильном отделении. Медицинского персонала было мало: один врач и один фельдшер, несколько медсестёр и одна-две акушерки. В деревнях Верховья своего медпункта не было. В земскую больницу обращались только при серьёзном заболевании или травме, при обычной простуде старались лечиться народными методами. Роды принимали в избе, бане или на сеновале. Нередки бывали случаи родов прямо в поле или на покосе. Ребёнка обычно принимала бабушка: свекровь или мать роженицы. Она хлопала младенца по крохотной попке, вызывая крик: кричит, значит живой.
Просвещение тоже оставалось на низком уровне. В Кирсе была начальная четырёхклассная церковно-приходская школа. В Верховье до революции 1917 года находилась трёхлетняя школа, и только с 1920 года стала работать четырёхлетняя школа. Обычно для крестьянских детей учёба после начального образования заканчивалась. Но в исключительных случаях они могли поступить в семилетнюю гимназию, где учились в основном дети состоятельных людей. Окончившие гимназию молодые люди, по тем временам, считались очень образованными, высококультурными и могли поступать в высшие учебные заведения.
Телефонной связи до революции 1917 года не было совсем, но исправно работала почта. Почту (извещения, распоряжения властей, посылки, конверты) доставляли во все населённые пункты на лошадях. Пара лошадей, запряжённых в специальную повозку, в дуге – колокольчик, и понятно, что едет почта по трактовой дороге, на которой через каждую версту стоит полосатый верстовой столбик, а на нём прибита пластина с двумя цифрами – это расстояния до ближайшего населённого пункта в каждую сторону.
На трактовых дорогах через каждые 50-100 вёрст находились дорожные станции. Это был большой дом из нескольких комнат, в одной размещался станционный смотритель, в другой отдыхали ямщики, а третья – людская – предназначалась для кратковременного отдыха пассажиров. Во дворе находилась большая конюшня для лошадей. Станционный смотритель регистрировал в специальном журнале всех проезжающих через станцию людей, по его указанию ямщики меняли лошадей для спешащих пассажиров. А если пассажир не торопился, он мог попить чаю, перекусить или выпить немного вина, на этот случай у смотрителя в буфете всегда имелся запас.
Кроме государственных дорожных станций крупные промышленные предприятия имели ведомственные конные дворы для перевозки своих грузов. Например, ведомственный двор имелся у Кирсинского железоделательного завода, который своим гужевым транспортом отправлял заказчикам продукцию. Но если заказов было много, завод нанимал возчиков со стороны.

Отходничество

Кроме основной работы на земле многие верховские крестьяне в свободное время искали побочный заработок, называемый отходничество. Например, извоз. Лошадей, сани или телеги возчики должны были иметь свои. Они часто нанимались на Кирсинский завод для перевозки грузов. Для неленивого хозяина такая работа всегда находилась. В верховьях реки Вятки было много больших заводов: кроме Кирсинского ещё Омутнинский и Белохолуницкий – железоделательные; Песковский, Чёрнохолуницкий, Залазницкий, Климковский и Пудемский – чугунолитейные. На кусок хлеба, и не только, там всегда можно было заработать. Но с истощением рудных запасов и развитием металлургии на Урале работать на привозной руде стало невыгодно, и многие заводы стали закрываться. В 1914 году, перед Первой мировой войной, закрылись Залазницкий и Климковский чугунолитейные заводы. Вслед за ними постепенно стали закрываться и другие заводы.
Кроме извоза часть крестьян занималась лесозаготовками. Зимой они валили лес вблизи рек и при помощи лошади свозили его к берегам, а весной брёвна связывали в плоты и сплавляли их вниз по р. Вятке в города Слободской или Вятку, где продавали оптом лесопромышленникам.

Послереволюционное устройство

В первые же годы Советской власти произошло административное изменение Вятской губернии. Многие уезды укрупнились. В частности, из части Глазовского и части Слободского уездов образовался Омутнинский уезд. В него вошли п. Омутнинск с прилегающими деревнями, Залазнинская, Красноглинская, Кирсинская, Чёрнохолуницкая, Волосницкая, Кайгородская, Лойнская и другие волости. Кирсинская волость состояла из п. Кирса, верховских деревень, п. Песковки с деревней Волоковые и села Екатеринино. В центрах волостей и в крупных поселениях появились начальные четырёхлетние школы. В некоторых центрах волостей образовались и семилетние школы крестьянской молодёжи, имевшие популярность именно у крестьянских детей. Участковые больницы в Кирсе, Кайгородском, Гидаево и других местах увеличили количества коек до 15-25.
Управление волостями сразу же изменилось. Вместо упразднённых старосты и писаря появились председатель волостной управы и секретарь, вместо урядника – милиционеры.
С приходом Советов к власти жизнь на местах стала постепенно меняться к худшему. Большого изобилия продовольственных и промышленных товаров в купеческих магазинах уже не стало, и цены повысились. Особенно плохо стало с началом Гражданской войны.
Весной 1919 года в восточной части Вятской губернии уже шли бои. Белогвардейские войска под командованием Колчака наступали на губернию по всему фронту. После упорной обороны пали Омутнинск и Песковка. Расправившись с активистами и поставив там новую власть, белогвардейцы двинулись по тракту на Кирс.
Белые прошли все деревни Верховья, заходили в дома – искали боеспособных мужчин. Если таковые попадались, их насильно мобилизовывали и заставляли идти с собой. Отказаться было нельзя – могли тут же вывести за околицу и расстрелять. Из нашей деревни Плотниковы забрали несколько молодых парней, в том числе и моего крёстного дядю Павла. Он так и не вернулся домой – погиб в бою.
Пятеро белогвардейцев зашли и в наш дом, выпили стоявшие на столе две крынки молока, увели каравай хлеба со стола и, уходя, застрелили во дворе собаку, которая на них лаяла.
В конце апреля красноармейцы встретили наступление белых в четырёх верстах от Кирса, возле Ивкова болотца (там до сих пор видны остатки окопов). Завязался жестокий бой. Но остановить наступление белых красноармейцы не смогли и отступили до кладбища. С обеих сторон стали готовиться к решающему сражению.
На площади Кирса, у церкви, рабочие железоделательного завода записывались в ряды Красной армии и сразу отправлялись на оборонительные сооружения. Сражение за Кирс началось ранним утром 1 мая. Много раз белые начинали атаку, но каждый раз отступали назад. Силы красных были на исходе. Но, к счастью, на помощь им прибыл Путиловский полк из рабочих Петрограда, срочно переброшенный из Слободского. Под натиском частей Красной армии белогвардейцы стали отступать. Они бежали беспорядочно. Их преследовали красноармейцы и с ходу освободили Песковку.
3 мая состоялись торжественные похороны павших за оборону Кирса, их похоронили в общей могиле возле Кирсинской церкви, в церковной ограде.

Житель деревни Плотниковы Василий Филиппович Плотников.
Сообщение отредактировал Зырянин: 19.02.2016 - 23:43 PM
Ответить

Фотография Зырянин Зырянин 20.02 2016

Новая экономическая политика

После разрушительных войн (Первой мировой, или Империалистической, 1914-1917 г.г., Гражданской 1917-1920 г.г.) и засухи в 1921 году экономика в стране пришла в полный упадок. Повсеместно останавливались заводы и фабрики, национализированные, отобранные у помещиков земли частично пустовали: напуганные продразвёрсткой, крестьяне не желали засеивать дополнительные участки. Войны собрали свой страшный «урожай» - трудоспособных мужчин в деревнях не хватало, было много калек, в поле некому стало работать. Частная торговля была строго запрещена, магазины и лавки закрывались. В редких магазинах стояли огромные очереди, там отпускали хлеб по карточкам. На дорогах появились нищие, на паперти Кирсинской церкви скапливалось такое количество нищих и калек, что не пройти.
Разруха грозила стране полной катастрофой, и правительство России во главе с Лениным и Троцким 15 марта 1921 года на X съезде РКП(б), решив привлечь в народное хозяйство частный капитал, отказалось от сплошной национализации всего и вся и объявило новую экономическую политику (НЭП). Военный коммунизм Гражданской войны, когда у крестьян в ходе продразвёрстки отбирали большую часть выращенного урожая, отменили. Вместо продразверстки ввели продналог, который был вдвое ниже. Поверив в НЭП, на отобранные заводы, фабрики и земли вернулись капиталисты и помещики. Крестьяне, у которых появилась возможность самим продавать выращенный урожай, стали распахивать дополнительные наделы. Частная торговля тоже была разрешена.
НЭП дала поразительные результаты: за три года (с 1922 по 1925) хозяйство страны полностью восстановилось и достигло уровня довоенного периода (1913 г.). В Кирсе, на площади, вновь открылся большой мануфактурный магазин. Я со своим отцом Филиппом часто на лошади ездил в этот магазин. Отец, инвалид Первой мировой войны, уходил за товаром, а меня оставлял сторожить лошадь (она была молодая, тревожилась от заводских гудков и могла сорваться с места). Отец ходил медленно, и ждать приходилось долго. Когда отец окончательно возвращался из магазина (ему приходилось несколько раз туда ходить), он давал мне 5-10 копеек, и я покупал себе конфеты, пряники, карандаши, тетради. Денег, а они после денежной реформы стали очень «дорогими», хватало на всё.
Но через три года новая экономическая политика стала постепенно меняться на прежнюю, и от той свободы, которую почувствовали люди в 1922 году, не осталось и следа. Индивидуальный труд везде и вся был признан неэффективным — буржуйским, кулацким, направленным на собственное обогащение, в то время, когда надо думать о всенародном благе и строить социализм. Нэпманы-мироеды и кулаки всячески высмеивались и вновь превратились во врагов Советской власти. На всех митингах, собраниях и в газетах стали восхвалять коллективный труд.
Конец 1920-х годов характеризовался постепенным распадом деревни и прежнего, существовавшего на протяжении столетий, крестьянского патриархального уклада жизни. Наступила новая эра — тяжких испытаний на долю крестьянина. Вместе с патриархальной жизнью в прошлое ушел и свободный труд на своей земле.

Административные изменения

В 1930 году Вятская губерния (как и другие) преобразовалась в Вятскую область. При этом из губернии отошли Глазовский и Сарапульский уезды во вновь образовавшуюся Удмуртскую автономную область с центром в г. Ижевске. Города Воткинск и Сарапул с прилегающими деревнями вошли в Свердловскую область.
Уезды тоже исчезли, разукрупнились и преобразовались в районы. Из Омутнинского уезда образовались Кайский район с центром в с. Лойно, Афанасьевский - с центром в с. Афанасьево и Омутнинский - с центром в г. Омутнинске (посёлок Омутная получил статус города). В Омутнинский район входили в том числе посёлок Кирс, село Екатерининское и все деревни Верховья.
Волости тоже исчезли, вся власть на местах стала принадлежать советам: в Омутнинске - городскому Совету, в Кирсе - поселковому Совету, в деревнях - сельским советам.

Образование колхозов

В сентябре 1929 года из Омутнинска в нашу деревню Плотниковы приехали два уполномоченных по организации коллективных хозяйств. В летней просторной избе Василия Кондратьевича (Коньки) собрались все жители деревни. За стол, с одной стороны, сели уполномоченные, на лавки, напротив расположились крестьяне. Уполномоченные стали восхвалять преимущество коллективного хозяйства и агитировать крестьян вступить в колхоз-сельхозартель, обещали жизнь райскую. Говорили, мол, все вместе будете собирать такие урожаи, какие вы ещё и не видывали. Часть крестьян из числа активистов и бедняков в количестве 5-6 хозяйств тут же записались в колхоз, остальные отказались. На призывы отвечали, что, дескать, мы привыкли сами хозяйствовать на земле, нам объединение ни к чему. Тогда уполномоченные стали запугивать крестьян, утверждали, что для единоличников будут установлены большие налоги, часть земли у них отберут в колхоз. И даже говорили, что самых строптивых, которые заразились духом буржуазии, стали кулаками-нэпманами и не желают работать на благо родной страны, а хотят только обогащаться, будут раскулачивать за саботаж колхозного строя. С кулаками, мол, будет развёрнута борьба - беспощадная, до полного искоренения кулачества. После длительного раздумья, без всякого желания остальные крестьяне тоже стали подходить к столу и ставить свою подпись в списке колхозников. Исключение составили лишь несколько крестьян, которые, несмотря на угрозы, на свой страх и риск пожелали остаться единоличниками.
Так в Верховье образовались четыре небольших колхоза-сельхозартели. Одна артель состояла из крестьян нижнего конца Верховья: деревень Яровская, Лазаревы, Симоновы, Колеговы, Чурша. Вторая - из жителей деревень Кочкино, Раменье, Ванино. Третья - из жителей деревень Плотниковы, Бартовы, Шумайловы. Четвёртая - из жителей верхнего конца Верховья: деревень Баранниковы, Макарихины, Семёны, Силкины, Пещёры и хутора Медведи. При вступлении в колхоз крестьяне должны были внести свой пай в виде скота и сельскохозяйственных орудий.
С декабря 1929-го по январь 1930 года в правительство и ЦК ВКП (б) стали поступать многочисленные жалобы от крестьян о насильственной мобилизации в колхозы. В феврале 1930 года в печати появилась статья Сталина «Головокружение от успехов», вслед за ней правительство издаёт постановление о роспуске колхозов, созданных насильственным путём. Там говорилось, что колхозы должны состоять только из тех колхозников, которые добровольно вступили в него. Вновь испечённые колхозники не заставили себя долго ждать и уже в марте чуть ли не массово стали покидать колхозы.
Через короткое время в четырёх колхозах остались единицы из числа голытьбы-лодырей — только шесть хозяйств, и встал вопрос о существовании коллективного способа труда на территории Верховья. Этого власть допустить не могла. И сбылись угрозы уполномоченных: оставшимся колхозникам выделили в достаточном количестве самые лучшие пахотные земли и сенокосы. А единоличникам отдали самые плохие, причём в гораздо меньшем размере, и обложили их непомерно большим продовольственным налогом. Таким большим, что после уплаты у крестьян ничего не оставалось для себя. И, тем не менее, крестьяне не желали вновь становиться колхозниками.

Раскулачивание

Летом 1930 года в Верховье раскулачили четыре единоличных хозяйства - самых крепких, зажиточных. По одному из деревень: Яровской, Симоновы, Плотниковы и Баранниковы. Самые богатые хозяйства были выбраны не зря - чтобы их имуществом пополнить скудные колхозные запасы. Да, раскулаченные крестьяне жили несравненно богаче, чем голытьба-лодыри, но они и работали больше, потому что имели по 5-7 коров, не считая другой скотины. Из нашей деревни Плотниковы раскулачили семью моего дяди (старшего брата отца) Константина Ивановича Плотникова (Костю Сенькина).
События разворачивались так. Сначала под конвоем увели взрослых мужчин, через день забрали подростков и молодых парней, в том числе и моего брата Павла в возрасте 17 лет. Ещё через день приехали на лошадях, запряжённых в рабочие телеги, за женщинами с детьми. Всех отправили в Омутнинск, где семьи воссоединились, и дальше они последовали под конвоем на станцию Яр, откуда их выслали куда-то в северные края, в спецпосёлки. Младшую дочь Константина Ивановича, 12-летнюю Марию, чтобы она не отправилась с родителями на спецпоселение, брат Николай забрал к себе в Чёрную Холуницу, где он работал лесничим.
Имущество раскулаченных: сельхозорудия (плуги, бороны, вилы), телеги, сани и многое другое перенесли на колхозный двор, скот отвели на скотный двор колхоза. Остатки продуктов, вещи (раскулаченным взять с собой много не разрешили), зерно, муку, а также домашний инвентарь с мебелью колхозники разделили меж собой. Дома раскулаченных из Баранниковы и Симоновы перевезли в деревню Кочкино, один приспособили под контору колхоза, другой - под сельсовет.
Конфискованный дом Константина Ивановича сельсовет взял на учёт. Позднее, в 1935 году, мой отец выкупил его у сельсовета и передал сыну Михаилу, моему старшему брату.
Двоих из четырёх репрессированных через два года реабилитировали, признали, что раскулачили их незаконно, и отпустили домой. Дядя Костя, вернувшись из спецпоселения, устроился на работу на лесоучасток в Пещёре. Там, в бараке, он и поселился с семьёй. Второй реабилитированный из деревни Симоновы после возвращения устроился работать печником в Омутнинске.
После раскулачивания крестьяне-единоличники стали один за другим записываться в колхозы. Выхода не было. Исключение составил лишь Иван Левкин, он, невзирая ни на что, продолжал жить единоличным хозяйством.
Четыре сельхозартели просуществовали немногим более года, потом они объединились в один укрупнённый колхоз «Маяк» с центром в деревне Кочкино. Из колхозников бывших сельхозартелей были образованы по 2-3 бригады.

Житель деревни Плотниковы Василий Филиппович Плотников.
Ответить

Фотография Зырянин Зырянин 20.02 2016

Здесь царила старина

В марте 1956 года я после окончания Кировской культпросветшколы приехала в Кай работать завклубом. Здесь я увидела такую глубокую старину! Серые, покосившиеся домики. Где две избы, то вход в дом по приставной лестнице, а то и просто без неё, прямо в сени, – никакого крыльца. Население со своими обычаями, нравами, диалектом в разговоре. Здесь я впервые увидела учеников в лаптях. Лапти носили и взрослые. Многие жители в то время были неграмотны.
Был на окраине села один кирпичный двухэтажный дом, в котором располагалась больница. Сельский Совет находился в центре села, куда я сразу же и зашла по приезду в Кай на почтовой лошади. Меня определили на квартиру к Льву Николаевичу Утробину. Поселилась я в маленькой комнатушке с одним окном.
Клуб располагался в доме бывшего лесопромышленника Шутова. В одной половине была начальная школа, в другой – клуб. Отопление печное. Освещение – керосиновые лампы. Узкоплёночные фильмы показывали на аппаратуре под названием «Украина». В зале был отгорожен для неё уголок. Фильмы демонстрировал киномеханик Александр Леонтьев. Обычно было два сеанса: детский с 18 часов и взрослый с 20 часов.
Поскольку электричества в селе не было, то в метрах тридцати от клуба стояла будка с движком, вырабатывающим электроэнергию. На нём работал моторист по имени Леонид.
Танцы в клубе проходили под патефон. Крутили пластинки с мелодиями вальсов «Амурские волны», «Дунайские волны» и др. Реже, когда приходили гармонисты, танцевали под гармошку. Кайскую кадриль в 12 колен «Принудиловку» играл только один гармонист – Александр Владимирович Утробин. Молодёжи в селе было много. В больнице работали молодые специалисты, в сельпо в бухгалтерии – девушки и парни. Они, а также учителя школы принимали участие в художественной самодеятельности. К праздникам готовили концерты без музыки. Ходили с концертами в другие населённые пункты – Пушью и Южаки.
Библиотека в это время располагалась в доме-музее имени Дзержинского. Библиотекарем работала Тоня Синцова. Мы вместе с ней выпускали листки-молнии, в которых отражали работу работников сельского хозяйства. Ходили на ферму, оформляли плакаты о надоях молока по каждой доярке и т.д.
Летом проходили массовые гуляния на берегу Камы, где раньше была запонь. Там стояла баржа с каютами (бывший дом сплавщика). Здесь хорошо было организовывать торговлю. Было море веселья. Проводились соревнования на лошадях. Наиболее активными были зоотехник Михаил Ступников и Иван Егорович Маркин из соседней деревни. Победителям вручали призы, например, вожжи.

Вскоре меня избрали секретарём комсомольской организации села, и в 1957 году по путёвке райкома комсомола я ездила в Москву на VI Всемирный фестиваль молодёжи и студентов. Здесь я впервые увидела темнокожих.
Комсомольцы и молодёжь активно помогали колхозу. Косили траву для подкормки коров и лошадей, копали картошку, вязали снопы после конной жатки-лобогрейки, которую запрягали в пару лошадей. Помогали и на обмолоте хлебов. На конце села, там, где сейчас разрушенный первый коровник, стояла молотилка. В движение её приводили двигателем внутреннего сгорания мощностью 18 л. с. А мы, молодёжь и колхозники, затаривали зерно в мешки. Молотилку и двигатель таскали прямо по полям гусеничным трактором, который всё время ломался. Один трактор МТС из района обслуживал несколько колхозов, он тоже часто выходил из строя.
Молодёжь занималась и заготовкой дров для клуба. Собирали недоплав по берегам Камы, на лошадях возили к клубу, пилили пилой-поперечкой, кололи. Всё делали бесплатно.

Дорог не было, машины не ходили. Да их и не было после войны. Весь транспорт – лошадь. Кругом по селу непролазная грязь. Света нет. Сидим с керосиновой лампой или зажжённой лучиной. Во двор к скоту ходили с фонарём, который назывался дворовым. У более зажиточных селян был другой фонарь, более современный – «Летучая мышь». Радио и телевидения не было. На почте телеграфистка работала на оборудовании с ручным приводом.
Пищу селяне готовили на таганке, гладили бельё паровым утюгом, куда накладывали раскалённые угли. Нижняя одежда была в основном из тканых льняных холстов. А верхняя, более тёплая, шилась из ткани, называемой «пониток». Основа – льняная, уток – из овечьей шерсти. Повседневная и выходная одежда молодёжи и взрослых состояла из фуфайки и большой шали.
В домах не было никакой мебели. В переднем (красном) углу стояли стол, лавка. Спали на полатях. Редко у кого была кровать, чаще – топчан из досок, матрац, набитый соломой, тканое льняное одеяло и портяные наволочки на подушках. Печи были в основном глинобитные. Посуда – глиняная и деревянная. Ели деревянными ложками. Чашки, кринки, корчаги были из глины, обвитые берестой. В банях мылись из деревянных шаек. Мыла не было. Делали щёлок из древесной золы и им мыли голову, тело парили берёзовым веником.
Поскольку население Кая было тёмным, неграмотным, многие верили в разные суеверия, гадания. Была в селе бабушка-лекарка Евдокия Григорьевна Собенина. Она лечила детей и взрослых разными наговорами, массажем.
Селяне справляли и религиозные праздники. По церковным праздникам село было разделено на три части: в одном конце отмечали Фролы и Лавры (31 августа), в другом – Преображение (19 августа), в третьем – Воздвижение (27 сентября). Самым большим праздником в селе считается Семик (Троицкая суббота). В этот день ходят на кладбище (Кашину гору), поминают усопших. С утра тянулись люди семьями, приезжали родственники издалека. Несли большой рыбный пирог в скатёрке и другую снедь: варёные яйца, блины, селянку. Несли и бураки с овсяной бражкой и пивом. Всё это раскладывали на могилах и поминали усопших.

У кайцев существовал хороший обычай помогать друг другу, делать какую-нибудь работу вместе с соседями. Например, садить картошку, заготавливать сено, дрова и т.д. Картошку садили грядками, бороздки прогребали лопатами. А после работы – обед. Хозяйки старались поставить на стол всё лучшее, что сохранилось до весны: солёную капусту, сало. Варили гороховую кашу, уху, делали творог, пекли пироги с черёмухой, горохом. Всё это укладывали на стол горкой. Ели из одной чашки. Овсяную бражку подавали одной кружкой.
У многих селян были прозвища, не всегда обидные. Например, жён называли по мужу: Ваниха, Петиха, Васиха, Аркашиха и т.д. Значит, муж Иван, Пётр, Василий, Аркадий и т.д. Были прозвища: Ваня Гроза, Тиша Горбатый, Саша Калина, Гриша Жизнь, Ваня Ворона, Коля Зайчик, Саша Гусь, Дуня Догада и др.

Были в Кае свои мастера. Жестянщик Терентий Ильич Соснин делал печные трубы из железа, вёдра, дойники и прочую домашнюю утварь. Николай Романов изготовлял сани, телеги, колёса к телегам. Степан Иванович Шанцын был кузнецом. Ремонтировал конные плуги, бороны, конные косилки, подковывал лошадей. Николай Петрович Стрелков был мельником и кузнецом. Мельница располагалась на конце Кая, в деревянном помещении. Жернова приводились в движение двигателем. Егор Матвеевич Леонтьев – специалист по изготовлению печей из глины. Гончар Иван Семёнович Тарасов делал утварь из чёрной глины. Михаил Иванович и Иван Васильевич Тарасовы делали посуду из красной глины. Портнихи Афанасья Семёновна Шанцына и Калиста Ивановна Тарасова шили одежду для селян.

Женщины на праздники надевали блузки с длинным рукавом, юбку в клетку и обязательно повязывали голову платком. Носили фартуки-запоны. Зимой носили валенки-самокатки с чулком из овечьей шерсти, а летом шерстяные носки и калоши.
Почти в каждом подворье держали коров, овец и свиней, реже кур.
Свадьбы в селе проводились по своеобразному обычаю с пением свадебных песен и плясок под эти песни. На вечеринках в праздники пели песни «Дождь идёт», «Сегодня воскресенье», «Во пиру-то была», «Распрягайте, хлопцы, коней», «По Муромской дорожке», «Розочка алая» и другие.
Село не было озеленено. На мой вопрос: «Почему нет деревьев?» селяне отвечали: «И так кругом лес, воздух чист». Только у Аркадия Михайловича Шанцына росли сирень, красная черёмуха и берёза. Большие тополя и акации росли у больницы, они сохранились до настоящего времени.
Врачом в больнице тогда работала Тамара Михайловна Орлова (Солодилина), впоследствии переведённая на работу в посёлок Камский. Вместо неё стала работать молодой врач Наина Алексеевна Лузянина.
Председателем колхоза в то время был приезжий Ивонин. После него стал работать Николай Романович Орехов, окончивший Тимирязевскую сельхозакадемию.
Заведовала детским садом Зоя Степановна Новосёлова. В садике была одна смешанная группа детей.

В пятидесятых годах прошлого века дети учились в старой деревянной школе, построенной ещё в 1930-е годы. Учеников было много. Здесь учились дети с посёлков Порыш, Перерва, Камский. Все не вмещались, поэтому объединяли: 3-5 классы, 2-6 классы, учились в две смены при керосиновых лампах. Было по 2 – 3 лампы на класс, они дымили и выходили из строя. Приезжие школьники жили на квартирах у селян.
В 1960-е годы появились первый колхозный радиоузел и электричество. На радиоузле работал Михаил Иванович Комоликов, на электростанции Аркадий Прокопьевич Найданов.
В начале 1980-х годов в село пришли телевидение и газ, протянулась нитка водопровода, в 1986 году в Каю построили новую кирпичную школу, в 1987-м был проложен асфальт, в 1988 году построен новый Дом культуры. В 2011 году водопровод капитально отремонтировали, в 2013 году в селе появилась сотовая связь.

В.Н. Кенина, с. Кай.
Ответить

Фотография Зырянин Зырянин 20.02 2016

И закончилась новая жизнь…

30 лет назад д. Петухово покинул последний житель

В XVII веке часть Сибирского тракта пролегала через с. Гидаево на Кайгород и далее в столицу Перми Великой г. Чердынь. В те времена по обе стороны дороги между Гидаево и Кайгородом было много селений, находящихся в нескольких километрах друг от друга, и среди них – деревенька в одну улицу под названием Петухово. Здесь жил мой прадед Иван Васильевич Петухов, родившийся в 1880 году.
Он взял себе в жёны девушку Марию из той же деревни. Молодой семье выделили земельную долю и лесной участок. Позже молодые поставили себе избу и отошли от родителей. Землю они обрабатывали деревянной сохой, рожь жали серпами, зерно из колосьев выбивали вручную.
Иван и Мария были неграмотными, ведь в их деревне не было школы. И церкви не было, но в те годы у всех была вера в Бога, поэтому в каждой избе в светлом углу обязательно стояла иконка, а то и не одна.
Вместо электричества деревенские жители пользовались лучиной. Летом носили холщовые рубахи и длинные сарафаны, на ноги обували лапти, под которые наворачивали холщовые тряпки. Зимой носили тулупы из шкур животных и зипуны.
Родителей в семьях почитали, отца звали тятей, а мать – мамой. Стариков уважали, величали по имени-отчеству. Важными чертами характера у людей были честность, добрососедство, трудолюбие.
Иван и Мария были такими же трудолюбивыми людьми. Иван сам мастерил все деревянные вещи в доме, что-то делал на заказ. Мария пряла, ткала, шила. Их хозяйство считалось крепким. В семье рождались дети, которых с малых лет приучали к труду.
В то время жили единолично, но в каждой деревне был свой уполномоченный, к которому обращались с просьбами, за разъяснениями и новостями.
И вот грянули революция и гражданская война. Волна страха хлынула на крестьян: что будет дальше? Утром уполномоченный собрал народ и объявил, что царя больше нет, и теперь начнётся другая, новая жизнь.
И вскоре новая жизнь началась. Каждое крепкое крестьянское хозяйство посчитали кулацким. Раскулачили и семью Ивана Петухова: лошадь и корову увели в колхоз, забрали землю, оставив лишь участок для ведения домашнего хозяйства. Так создавался колхоз имени Энгельса. Людям пришлось приспосабливаться к новой жизни.
В семье Ивана и Марии подрастали дети. Землю в деревне делили «по едокам» (привёл в дом «едока» – земли прибавят), и как только первому сыну исполнилось 16 лет, его женили, но молодые прожили вместе всего две недели, и после их развода землю отобрали. Сына Алексея (моего деда – Алексея Ивановича Петухова, 1907 г. р.) женили в двадцатилетнем возрасте на девушке Анне, которая была старше его на четыре года.
Сначала молодожёны жили с родителями, а затем начали строить свою избу – в самом начале деревни, немного в стороне от других строений. Построили, причём без единого гвоздя, избу, большой двор с поветью для сена, баньку в конце огорода, постепенно обзавелись лошадью и коровой. В хозяйстве имелись прялка и ткацкий станок. Алексей Иванович, многое перенявший от отца, мастерил своими руками всё – от веретена до саней.
Время шло, подрастали дети, а их в семье было восемь. В то тяжёлое время коллективизации в деревнях стали появляться нищие, которые бежали от разорённых селений, разрушенных церквей. Их называли скитальцами.
В один из дней шёл по деревне скиталец, в каждой избе просился на ночлег, но везде получал отказ – семьи у всех большие, своих едоков хватает. Осталась последняя изба, стоящая в стороне. Он постучался, и его пустили, накормили, напоили, оставили переночевать, а утром ещё и сухарей с собой в дорогу положили. Скиталец поблагодарил хозяев – Анну и Алексея, перекрестился и ушёл. Одному Богу известно, кем он был – скитальцем или святым.
В 1930-е годы в Петухово насчитывалось до 70 дворов. В колхозе построили ферму для содержания скота, кузницу, мельницу. Поля засевали зерновыми культурами, поэтому в колхозе имелся свой гуменник для обмолота снопов. Была и сортировочная машина, которую вручную крутили женщины. После сортировки лучшее зерно сдавали государству, а то, что похуже, шло на корм скоту. Ещё сдавали государству мясо и молоко. На трудодни колхозникам выдавали зерно.
Алексея Ивановича в колхозе поставили работать кузнецом, а Анна Алексеевна работала на ферме.
В деревне Овчинниково, расположенной в четырёх километрах от Петухово, со временем открыли школу, туда дети ходили пешком. В деревне появились керосиновые лампы, и у учеников появилась возможность по вечерам читать и писать.
В 1938 году на северо-востоке Кировской области образовалось несколько спецпоселений под общим названием Вятлаг. Сюда стали ссылать осуждённых со всех концов страны, и много среди них было людей, просто неугодных власти да и ни в чём не повинных. Осенью того же года, когда все взрослые были в поле, вдруг всё кругом потемнело, подул сильный ветер. Жители Петухово подумали, что начинается гроза, но это была беда пострашнее: со стороны Вятлага на деревни Попонино и Петухово шёл верховой пожар. Люди спасались, кто где мог, прятались в банях, овощных ямах, реке. Пожар закончился, когда сменился ветер и пошёл дождь. От двух деревень остались только два дома да баня, но сохранился склад с зерном и колхозные дворы, где жил скот.
Пожар чудом обошёл избу Алексея Ивановича и Анны Алексеевны (не тот ли «скиталец» помог?). На другой день в деревне вновь началась новая жизнь. Жизнь после пожара. А пока люди ночевали в избе Петуховых – на полу, в сенях, на повети…
После пожара жители д. Попонино стали строиться в Петухово – по одну сторону улицы. И не успели деревенские жители отстроиться, как новая беда – война.
Мужчины ушли на фронт, в деревне остались старики, женщины, дети. Мой дед служил на передовой, но по болезни был переведён в тыл, перевозил с поля боя раненых. Позже из-за болезни его комиссовали совсем. Его братья Матвей и Всеволод с войны не вернулись.
Несмотря на трудности, в годы войны колхоз не развалился. Пахали, сеяли, убирали хлеба, сохранили поголовье скота. После победы не все мужики вернулись домой, некоторые пришли с войны инвалидами. Рабочей силы поубавилось, но деревня стояла. Молодые люди женились, оставались в родной деревне, работали в колхозе.
По соседству с дедом жили его родные братья с семьями, а далее – Дмитрий Андриянович Попонин, Егор Лукич Попонин с семьями, вдова Варвара Петухова с дочкой, Дмитрий Алексеевич Петухов (его семья жила в Петухово, а он работал председателем сельсовета в д. Овчинниково), Анна Михайловна Петухова, в доме которой часто собиралась на праздники молодёжь.
Главным летним праздником в деревне считали Петров день (12 июля), на который приглашали гостей из других деревень. К празднику обязательно готовили свежее пиво, брагу, резали барана, варили уху. Праздновали один вечер, пели, плясали, веселились от души, а наутро все вновь шли на работу.
В 1946 году, вскоре после Петрова дня, днём в избу Алексея Ивановича, постучав, вошли двое неизвестных мужчин. Дома были только две девочки: дочь Анна 13 лет и её двоюродная сестра Тамара 10 лет. Они поняли, что эти мужчины – беглые осуждённые из Вятлага, и пока пришельцы что-то спрашивали у Тамары, Анна незаметно выбежала из избы и побежала за мужиками. Мужики пришли с ружьями, закрыли беглецов в бане и охраняли их всю ночь, пока не приехали охранники и не увезли беглых из деревни.
В том же 1946 году каждому взрослому и подростку был отведён участок дороги, помеченный колышками. Этот участок необходимо было оканавить по обе стороны дороги, то есть копать канаву вручную, поднимая землю на дорогу, а земля на Петуховском волоке тяжёлая, глинистая. Так строили дорогу от Петухово через д. Рубеж на тракт Кай – Пушья – Бутино – Лойно.
В 1950-е годы деревни объединили, и центром стала деревня Лёзиб. Председатель объезжал на лошади вверенные ему деревни. Жизнь в Петухово легче не становилась. До четвёртого класса детей возили на лошади в школу д. Овчинниково, а с пятого класса они учились в с. Гидаево и жили там в интернате.
Женщины из Петухово ездили на работу в Овчинниково, где была ферма. Труд на ферме был очень тяжёлый. Воду носили с речки большими шайками, вручную пилили дрова, чтобы нагреть для скота воду в котлах, разносили сено – весь день на ферме. Вечером не всегда удавалось уехать домой на лошади, часто приходилось идти домой пешком за четыре километра. Зимой идёшь – и волки воют.
В деревне преобладал ручной труд. Летом траву косили конной косилкой, но в болотистых местах и неугодьях женщины косили вручную. У каждой был план – 30 соток, но некоторые старались перевыполнить норму и выкашивали до 90 соток за день. Косы-горбуши точил мой дед Алексей Иванович. Он садил на лошадь своего пятилетнего сына Виталия, привязывал, чтоб ребёнок не упал, и лошадь начинали водить по кругу, чтобы она крутила барабан, который приводил в движение точильный круг. Рано утром, к 7.00 надо было выточить до 30 кос, и так каждый день, пока не закончится сенокос.
В 1950-е годы колхозникам начали выплачивать зарплату деньгами. Деду за заточку одной косы платили 5 копеек, коногону – 3 копейки. Рабочие получали по 30 руб. в месяц. На производстве зарплата была значительно выше, чем в колхозе, и люди стали понемногу уезжать из деревни. К тому же, тем, кто пошёл на производство, выдавали паспорта, а колхозники этого документа не имели. И поехали деревенские жители в Лойно, Чус, Созимский, Рудничный – туда, где есть производство и школа для детей.
В 1960-е годы в колхозе им. Энгельса появился первый комбайн для уборки зерновых. На полях тогда выращивали рожь, ячмень, овёс, лён. Пробовали садить кукурузу, но она не вызревала. Развели уток, но и они себя не оправдали. В те годы в Петухово ещё насчитывалось до 60 дворов. Но школа, почта, медпункт, клуб, магазин были построены в Овчинниково.
В 1967 году колхоз им. Энгельса вошёл в состав совхоза «Минеевский». Зарплата повысилась до 50 руб. в месяц, люди стали жить получше. Появились деньги – появилась возможность что-то покупать в магазине, и мужчины начали понемногу выпивать (в магазине стали торговать вином).
В начале 1970-х совхоз имел комбайн, трактора, автомобиль ГАЗ-51, бензовоз. Зерно и корма с полей стали вывозить тракторами, поэтому поголовье лошадей сократили до 30 голов. Мужчины пересели на технику. Для содержания телят был построен новый двор на 200 голов, а другого скота в совхозе не было. Все полевые работы проводились при помощи шефов.
К началу 1980-х годов в д. Петухово осталось всего пять жилых домов. Резко сократились площади для посева зерновых культур, сенокосные угодья стали раздавать производственникам, лошадей уже не осталось. Всю технику перевели на центральную усадьбу – в д. Лёзиб.
С появлением в Гидаево и Минеево колоний-поселений поля лишь частично засевались зерновыми культурами, большая часть была отведена под сенокос – сено требовалось для скота, который принадлежал колониям.
В 1985 году деревню Петухово покинул последний житель – Егор Иванович Попонин. Несколько старых, покосившихся изб остались доживать свой век уже без хозяев. Никогда уже не будет новой жизни на земле наших дедов и прадедов, вместе с которыми умерла и деревня. Дорога, ведущая в Петухово, поросла бурьяном. Здесь тишина, такая тишина, что кажется – и не было той деревенской жизни.
Последний раз я была в Петухово летом 1976 года. Жизнь из деревеньки уже уходила: лишь стрёкот кузнечиков в траве да редкий лай собаки нарушали тишину. Возле деревни ещё колосилось поле ржи вперемешку с васильками. Изба моего деда уже покосилась, а сам он сидел на старой скамейке возле завалинки, сделал самокрутку и курил махорочку. Я смотела на его жилистые руки, обросшее бородой лицо и думала о том, какая же у него порой тяжёлая, порой страшная, но такая интересная жизнь…

Людмила Карпова, с. Лойно.
Ответить

Фотография Зырянин Зырянин 20.02 2016

Село Екатерина, конечно, имеет свою историю, своё начало. В незапамятные времена окрестности рек Камы и Вятки были заселены коренными народами: удмуртами, мордвой, вотяками. Но население нашего села было русским. Здесь преобладали такие фамилии, как Сюткины, Осколковы, Утёмовы, Смеховы, Шутовы, Исуповы.
Согласно энциклопедическим сведениям, в 16 веке царь Иван Грозный велел своим сыновьям самостоятельно овладевать землями для владения и кормления. Один из них, Фёдор, с отрядом преданных воинов-ушкуйников отправился из Новгорода на Вятку, колонизировал территории с местным населением, которое отличалось большим трудолюбием и добрым нравом. Рабства как такового не было. Люди жили семьями, сохраняли своё хозяйство, занимались ремеслами, охотой, бортничеством, скотоводством, была развита торговля. Представителям власти платили подати. В бытность царевича Фёдора и была основана Екатерининская пустынь. В 1582 году иеромонах Павел поставил на Верхней Вятке Преображенский мужской монастырь. Изначально дворов там не было. Небольшие населённые пункты с крестьянскими дворами появились в окрестностях монастыря вдоль реки Туески, за пределами церковных земель, в виде починков: урочище Короли, Дедовский починок, Шутова деревня, Высокий Бор. Починок – это поселение людей на новом месте, приобретавшее название часто от фамилии поселенца.
Место под монастырь было выбрано не случайно: живописная природа, леса, богатые зверем и дичью, грибами и ягодами, непосредственная близость с рекой. Вятка в те времена была полноводная, пригодная для судоходства и сплава леса. Здесь были обнаружены залежи железной руды, и около 1698 года на монастырских землях, на берегу реки Чудовки, купцами Хлыновым и Трапицыным устроена доменная печь для выплавки чугуна. Однако в 1720 году производство было заброшено. В 1729 году купец Григорий Вяземский возобновляет добычу руды, однако литьё чугуна производится уже на Кирсинском заводе.
В бытность монастыря воздвигались церкви Преображения Спасова и во имя преподобного Дмитрия Прилутцкого. Постройки были деревянные и сгорели при пожаре. Позднее воздвигнутая из камня церковь во имя мученицы Екатерины действовала долго, и была разрушена большевиками.
В 1764 году Преображенский монастырь упраздняется, на его землях появляются крестьянские дворы. Село называется Екатериной (Екатеринино, Екатерининское). Есть основание предположить, что люди пришли с починков. Сначала исчезли починки Короли и Шутовский, Высокий Бор. В 1938 году случился пожар на Дедовских. Избы сгорели, люди разъехались.
Во времена моего деда, Григория Васильевича Сюткина, село было довольно большим, семьи в основном многодетные. Например, у моего прадеда, Василия Фёдоровича, было девять детей – семь сыновей и две дочери. После упразднения монастыря оставалась действующая церковь, да часовня. Приход составляли не только жители села, но и Верховья, Кирса и других населённых пунктов. В большие праздники на площади перед церковью устраивались ярмарки, на которые съезжалось много народу. Шли торговля и обмен, здесь высматривали женихов и невест, влюблялись и знакомились. Конечно, посещалась церковная служба.
Отец помнит тот день, когда разрушали церковь. Снимали колокола, сжигали в костре церковные книги и иконы. Женщины плакали, а самые смелые выхватывали иконы из огня и, пряча за спинами, совали в руки детей, велев тащить домой.
Разрушение церкви, безусловно, стало разрушением одного из факторов, объединявших людей. Крестьяне верили и надеялись, что это веками намоленное место оберегало их, здесь искали надежду на счастье и милость Божью, искали связь с единственной силой на свете, которая наверняка защитит, примет покаяние, поможет и надоумит преодолеть беды и несчастья, примет слова благодарности Всевышнему. Разрушена вековая традиция, связывавшая поколения. Не одним же трудом и хлебом насущным жив человек. Трудиться они умели. Духовное же таинство помогало восполнять физические силы, вера очищала души, просветляла. Село было обезглавлено, не стало главного символа села, являвшего многие годы гордость жителей. Я помню, что небольшой колокол висел на столбике в центре села и служил средством оповещения в случае пожара.
Отец мой, Борис Григорьевич Сюткин, был коренным жителем села, выходцем из многодетной крестьянской семьи. Он окончил десять классов Кирсинской средней школы и до войны работал продавцом в сельском магазине. У отца имелись два дома – избы зимняя и летняя, двор с разнообразной скотиной, включая лошадей. Жили, в общем и целом, натуральным хозяйством. Именно в доме моего деда выпекался хлеб для красноармейцев, сражавшихся с отрядами колчаковцев под Кирсом в годы гражданской войны.
Старший папин брат Николай участвовал в Финской войне, был тяжело ранен и комиссован, но с началом Великой Отечественной войны его вновь отправили на фронт, и он погиб в самом начале войны. Дома остались жена и двое детей.
У старшей сестры Анны семейная жизнь с починковским мужем не задалась. Забрав ребёнка, она уехала в город Петрозаводск, вышла снова замуж за хорошего человека, родила ему ещё троих сыновей и большую часть жизни прожила в Карелии.
Ещё одна из старших сестёр, Любовь Григорьевна, окончив педагогические курсы и став учителем начальных классов, вышла замуж за военного, родила сына и дочь, объехала с мужем-подполковником весь Советский Союз. Имела звание «Заслуженный учитель».
Выйдя замуж, покинули село и младшие сёстры Екатерина и Людмила, Катя уехала в Ставрополье, Людмила – в Белоруссию. На родине остались отец и его младший брат Павел.
У мамы жизнь складывалась иначе. Она – уроженка Мурашинского района, из династии железнодорожников. Отец, Никита Белозёров, работал машинистом паровоза, прекрасно обеспечивал семью. Мать, Елизавета, не работала, занималась хозяйством и троими детьми, но заболела и рано умерла. Отец вскоре привёл в дом мачеху. Старшая дочь, Нина, сразу ушла из дома, а мама с братом ещё долго кочевали с места на место, из города в город – таков был образ жизни их папеньки. И вдруг они оказываются в нашем районе, в с. Екатерине. Мама окончила семь классов. Ей было 15-16 лет.
Молодёжи в селе было много. Жили весело. Летом собирались на вечёрки в центре села, плясали и танцевали под гармонь, пели песни. Без Бориса Гришкина не проходило ни одно гуляние. Он – гармонист, парень образованный, комсомолец, продавец, завлекавший девчат конфетами, изюмом да орехами, мастер спеть и сплясать, бойкий сердцеед. Мамаши сельские и из соседних селений желали бы иметь такого зятя. С девицами он был не промах. Постепенно Никита стал замечать, что гармонист, зазывая молодёжь на вечёрку своей «Проходной», особенно задерживался под окнами их квартиры. Будучи строгим, он не разрешал дочери гулять по вечерам, и той оставалось только наблюдать из-за шторки, как кавалер вместе с другом удаляется восвояси. Их невинное свидание всё-таки состоялось, когда молодой продавец подвёз её на лошади от Кирса до дома. За такую «вольность» папаша устроил дочери скандал, дескать, видано ли, чтобы девушка ехала с парнем на телеге по лесу!
В 1940 году моего будущего отца призвали на армейскую службу. Он мечтает о военной карьере, становится курсантом полковой школы артиллерийских миномётных частей, гвардии рядовым 73-го стрелкового полка, располагавшегося в Литве, в местечке Вилкавишкис. Но в июне 1941-го фашистская Германия нападает на Советский Союз. Первый огонь принимают на себя приграничные подразделения Красной Армии, они несколько месяцев пытаются сдерживать натиск. Многие попадают в плен, в том числе и мой отец. Ему было 19 лет.
В дом моего деда приходит сообщение, что сын Борис пропал без вести. Григорий Васильевич, некогда весёлый и энергичный, замыкается, молчит целыми днями. На фронте ещё младший сын, Павел, танкист. В село регулярно приходят похоронки.
Позднее я слышала рассказы отца своим друзьям о годах, проведённых в плену, но была мала и плохо помню подробности. Молодых красноармейцев немцы использовали как рабочую силу. Били за любую провинность. Он готовился к побегу, прислушивался к немецкой речи, пригодились знания языка, полученные в школе. Пока лагерь находился недалеко от границы, дважды сбегал. «Один бы я убежал. Но каждый раз за мной увязывался кто-нибудь из пленных. Вдвоем – сложнее», – рассказывал он. За побег избивали и пересылали дальше. Постепенно отец оказался в глубокой Германии, где до освобождения работал в угольной шахте. Здоровье, молодость и надежда помогли выжить и не сойти с ума. «Я молился Богу. Обещал себе, что если доведётся вернуться домой, то всю оставшуюся жизнь проведу в селе», – говорил папа.
Есть небольшая фотография, датированная 12 апреля 1941 года, где мама в форме железнодорожницы. На обороте – подпись: «На память Борису от Гали. Помни и не забывай». Фотокарточка потрёпана с краёв. Вероятно, папа хранил её все годы, помнил свою девушку и не забывал.
И настал день освобождения. До 1946 года отец дослуживал свой призывной срок в Германии. Служил при штабе, специализировался на топографии.
После демобилизации ему было предложено поступать в институт, без конкурса и экзаменов. Он отказался. Он нашёл маму, предложил ей, как говорится, руку и сердце, и, получив согласие, привёз в родительский дом как жену и хозяйку. Никита плакал, узнав о решении дочери, приводил весомые аргументы: «Умные люди бегут из колхозов при любой возможности, а ты замуж идёшь за колхозника».
В годы войны мама жила у тётки Арины, отцовской сестры. Женщина одинокая и крайне скупая, она лишила племянницу всякой самостоятельности: получала за неё зарплату и распоряжалась её деньгами, вещи и продукты в доме держала под замком. Всё это надоело, надоели постоянные командировки на работе. Перспектива жить в собственном доме с любящим и любимым человеком способствовала принятию решения.
В военные годы председателем колхоза был Александр Васильевич Осколков, наш сосед, или просто Санко Пургач, или Пурга. Это был многодетный отец взрослых уже детей, мужчина невысокого роста, в летах, коренастый, широкогрудый, ходил вразвалочку, седую кудрявую голову держал гордо, говорил не спеша. С прибытием моего отца в село, на общем собрании его, 24-летнего, избирают председателем.
Александр Васильевич остаётся на все годы руководства его старшим товарищем и главным советчиком. Сын Пургача, Василий, служил в Германии. Помню, как совместно читали его письма, радуясь успехам молодого солдата.
Мама работает завмагом. Она не колхозница, получает зарплату. В 22 года ей пришлось стать хозяйкой большого дома, войти в сложный деревенский быт. Поначалу она многого не умела и не понимала. Позднее рассказывала мне один случай.
В тот день отец был в отъезде и долго не возвращался. Пришлось маме самой тащить больную свекровь на спине в баню и обратно. Уладив дела, села с гитарой у окошечка поджидать запоздавшего хозяина и не вернувшуюся с поля корову, в душе радуясь, что не нужно будет вечером доить. При виде такой беспечности старушка заплакала и объяснила глупой невестке, что не подоенная вовремя корова сбавляет молоко. Пришлось идти и искать блудницу.
В общем и целом со свекровью был полный контакт. Сидя на своей койке, бабушка так умела объяснить самые сложные вещи, что всё получалось, всё было понятно. По мнению мамы, только благодаря свекрови она научилась обращаться с печью, правильно готовить деревенскую еду, квасить капусту и делать другие запасы на зиму, делать спускное пиво, оттапливать молоко и взбивать на масло сметану, прясть и вязать. Обращаться с животными умел и учил муж. Как председатель, он много читал, общался со специалистами-агрономами и ветеринарами, сам имел опыт деревенской жизни. Их объединяло многое: отсутствие лени, аккуратность, предприимчивость. Работали весело, дружно, с шутками, в делах советовались – и так всю жизнь.
В 1947 году умер Григорий Васильевич, мой дед, проживший ровно 60 лет.
Плохо мы знаем свою родословную, мало имеем сведений о предках. Иногда интересные сведения можно получить из церковных книг, куда заносились записи о венчании прихожан, о рождении и крещении младенцев, о смерти. Только из церковных книг я узнала имена прадедушки и прабабушки по отцовской линии, дату венчания дедушки и бабушки. Интересно было узнать, что на их венчании свидетелем был Фёдор Семёнович Утёмов, друг дедушки, которого я знала. Очень немногословный, рыжий, крепкий старик. Церковные книги хранятся в Кировском архиве, копии местных книг есть у О.М. Цаловой, их можно найти в Интернете.
После смерти своего отца папа проявил себя как истинный хозяин. Очень удивил маму, когда для начала принялся перестраивать ворота. Она даже испугалась его затеи – справится ли? Справился, всё сделал основательно, надёжно и красиво.
Принимая руководство колхозом, отец брал на себя и большую ответственность. Суровая сталинская система работала беспощадно, и папа, я полагаю, как бывший военнопленный, постоянно ощущал себя идущим по лезвию ножа. Хозяйство он принял из рук дельного человека, но военные годы отразились на его состоянии. Как и по всей стране, рабочих рук не хватало. Всё трудоспособное население было призвано на фронт, а позднее почти каждая семья получила похоронку. Женщины, старики и подростки трудились на ферме, на полях и лугах. Как рассказывал мне папин друг Валерий Андреевич Сидоров, из-за нехватки кормов животные были истощены до крайности. Коров, чтобы подоить, подвязывали на вожжи. За падёж скота могли наказать. И отец принимает решение: часть скота пустить под нож. Предприятие рискованное, но единственно верное. В результате избежали падежа, выполнили план по сдаче государству мяса и сохранили оставшееся продуктивное стадо.
После утренней разнарядки в конторе оставалась только счетовод тётя Зоя Турышева. Председатель находился то на ферме, то в полях. Он не только руководил да контролировал, но и непосредственно участвовал в любой работе, если требовала ситуация: метал сено, работал на конной косилке и так далее. Поскольку вначале в хозяйстве не было кузнеца, он перестроил старую кузницу и сам подковывал лошадей, ремонтировал телеги и прочий инвентарь. Мог смастерить сани. Чтобы усмирить пьяного дебошира, вызывали председателя – единственного представителя власти.
Отец был очень обязательным человеком, во всем любил порядок и добивался его. Все колхозные поля были огорожены, общественное и частное стада паслись только под присмотром пастухов. В 1947-1948 годах в хозяйство провели электричество, а вместе с тем и радио – чёрная радиоворонка под названием «Rundfunk» появилась в каждой избе. Постепенно стали пользоваться электроутюгами, плитками. Электричество экономили. В жаркие летние дни пищу разогревали на улице, в огороде или прямо перед домом, используя таганки. Таганок – вещь в хозяйстве весьма удобная, представляющая собой металлический обод на ножках. Под ним разводили небольшой огонь из щепок. А сверху ставили посуду с едой. В селе появился ещё один хозяйственный объект – трансформаторная будка с табличкой, где изображён череп, перечёркнутый молнией. У председателя появилась ещё одна специальность – электрик.
В 1948 году родилась моя сестра. Бабушка велела назвать Гетой. Кстати, имена нам дали обеим по указке бабушки Елены. Маме предоставили полагающийся короткий декретный отпуск. Колхозницы были недовольны и высказали своё возмущение в конторе. Им не только декретный не полагался, но даже выходные дни. Тогда решили-постановили организовать детские ясли. Назначили няньку, провели с ней инструктаж. По утрам к ней в избу приносили детей, еду для них, зыбки. Вечером всё уносили обратно. Но идея не прижилась, молодые мамаши предпочли оставлять малышей со своими няньками, с теми, кому доверяли и с кого могли строго спросить за соблюдение режима, каждодневное мытьё полов.
Летнее не раннее утро. Крестьянская изба. Лавки вдоль стен, самодельный деревянный диван да кованый сундук у окна, стол, табуретки. Посередине избы – огромная печь, разделяющая пространство условно на две половины. На окнах – марлевые занавески. В тишине слышно только заунывное жужжание мухи, из последних сил бьющейся о стекло. На своей койке тихо сидит бабушка. Заметив, что проснулась, просит подать кружку. Она осторожно придвигается к краю кровати, я подставляю снизу кружку. По завершении процедуры выливаю содержимое в деревянную шайку. Кроме нас в избе никого нет: родители на работе, сестра, воспользовавшись возможностью отвязаться от меня, уже где-то бегает со своими сверстниками. Меня с собой не берут, потому что бегаю не так быстро, как они. На столе перед бабушкой разложен товар из магазина: хлеб, папиросы, водка. Это означает, что мама сегодня где-то в поле помогает колхозникам. Прочитав на магазине записку, покупатели идут в наш дом, отдают бабушке деньги и забирают товар.
Я натягиваю платье, выпиваю кружку молока с хлебом. Затем, отыскав небольшую тряпочку, заворачиваю в неё жеваный хлеб и засовываю в рот. Это вместо соски. Бабушка говорит мне, что так делать нельзя, но я не слушаюсь и выхожу из дома. И вот такое чудо выходит за ворота: босиком, неумытое и непричесанное (нас с сестрой отец долго подстригал под мальчиков), с тряпкой во рту. Няньки у нас нет, пользуемся полной свободой и безнадзорностью. За воротами огромные свиньи нарыли себе ямки и нежатся в тени, куры тут же купаются в песке. В кольцо ворот засовывать палочку не нужно. Если палочки нет – значит заходить можно, а вставленная палочка предупреждает, что дома никого нет и нечего заходить. Сегодня в доме магазин. Сверстников у меня нет. Те, что поменьше, ещё дома, с няньками, бабушками и дедушками.
С соседнего поля раздаются голоса, стрёкот жнейки. Иду туда. На поле идёт уборка ржи. Папа ездит по кругу на жнейке, запряжённой парой лошадей, оставляя позади аккуратные рядки скошенных колосьев. Женщины идут следом и вяжут снопы. Здесь и мама. По колючей стерне иду к ней, предусмотрительно выбросив изо рта соску. Маме важно, что я рядом, но ей совсем не до меня. Загорелыми руками она берёт пучок колосьев, перекручивает солому в виде верёвочки, на получившееся перевясло кладёт охапку ржи, обвязывает перевяслом и полученный сноп ставит в группу таких же, колосками вверх. Следующая женщина накрывает всё таким же снопом, перевернутым колосьями вниз, как шапкой – и суслон готов. Дождик их не промочит, а солнце и ветер просушат. И всё это бегом, не отвлекаясь на пустяки и разговоры. Мама позднее вспоминала: «Работали все «на выхвалку» – кто быстрее, кто ловчее, кто ухватит больше. Мне нельзя было отставать». Неудобицы выжинали серпами, не оставляли ни одного клочка.
Следует отметить, что из злаковых лучше всего родилась рожь. Если тропинка проходила по ржаному полю, то путь этот был похож на лабиринт. Рожь скрывала маленького человека с головой. Если уйдешь в сторону - заблудишься.
Мимо Курьи бегу на речку, скорее всего, дети там. В период весеннего половодья река сильно разливается, соединяясь с Курьёй, подступает прямо к селу. Мост через Вятку сносит сильным течением. Сообщение с заречным берегом обеспечивают катера, принадлежащие колониям Лоевки и Барановки. Когда вода спадает, привозят на машинах заключённых, которые под присмотром охранников строят новый мост.
Вдоволь накупавшись, идём в село обязательно через гороховое поле. Такой ритуал. Отец сеял горох вперемешку с овсом, на зелёный корм скоту. Понимая, что поступаем нехорошо, торопливо срываем сочные стручки, засовываем в рот и за майку, заправленную в трусы. Попросту занимаемся мелким воровством и порчей посевов, проминая на поле каждый свою дорогу. Отец пробовал проводить с дочерьми «разбор полётов», но, в конце концов, оставил всё как есть. Назавтра, за компанию, мы снова шли на горох, считая поле уже своим.
Набегавшись, наскитавшись за день, приходили домой, когда уже сил не оставалось. Пока не могли залезать к бабушке на кровать, устраивались у её ног на половике и засыпали. Бабушка спускала на нас свое одеяло и, радуясь тому, что мы живы и целы, пела:
«Над серебряной рекой,
На золотом песочке
Долго девы молодой
Я искал следочки».
Колхозники жили бедно и трудно. Основные продукты питания давало личное подворье, лес, мужчины охотились и ловили рыбу. У каждого рыбака имелось «своё» озеро. Чтобы получить хоть какую-то наличность для покупки вещей, продавали мясо, масло, яйца, грибы и ягоды, шерсть. Мало кто из парней или девушек работал в колхозе. Большинство ушли на Кирсинский завод. Работящие и добросовестные, они становились в ряды передовиков производства, имели хорошие заработки. Обзаводясь семьями, и вовсе перебирались в Кирс на жительство.
Мне больше приходилось общаться с младшими детьми, двумя Люсями и Вовой. Отцы у девочек работали в Кирсе, Илья Турышев – в пожарной, Кузьма Андрусенко – на заводе. У Вовы Смехова, Протасова по отцу, мама тоже была заводской рабочей. Папа с ними не жил, но у мальчика имелись бабушка с дедушкой и два дяди. Вова был всегда хорошо одет и ухожен. Придя однажды к нему в гости, я впервые увидела настоящие детские игрушки: деревянные кубики, из которых можно складывать картинки, пирамидку, резиновые мячики. Но особенно прекрасна была коричневая лошадка-качалка, яркая, с нарисованным седлом. Ни у кого из детей такой не было. Очень много игрушек было у маленьких Саши и Миши Ерёминых, ну просто изобилие всяких машинок. Это хорошо запомнилось, потому что у нас с сестрой почему-то не было ни каких игрушек, кроме старой куклы Тамары с расколотой по шву головой из папье-маше, привезённой кем-то из гостей в качестве подарка. Кукол мастерили собственноручно в виде свёрнутых в трубочку тряпочек, разрисовывая лицо химическим карандашом. С такой куклой можно играть «в больницу»: сделать укол, разрезать живот для хирургического вмешательства, снова зашить ниткой и смазать рану йодом.
Совершенно особняком держались в селе Василий Андреевич Осколков по прозвищу Пима, и его супруга Анастасия Кондратьевна, соответственно – Васиха Пимиха. Когда-то он занимался частным предпринимательством, как сказали бы сегодня, катал валенки-пимы. В колхоз вступать он не пожелал, остался крестьянином-единоличником, свободным человеком. Однако иногда откликался на просьбы руководства колхоза, изготавливал инвентарь для сенозаготовительных работ: деревянные вилы, грабли, литовища. Кондратьевна тоже выходила на полевые работы, участвовала в посадке картофеля, на сенозаготовках, в хлебоуборке.
Роста он был небольшого, носил бороду и усы. Общался только с сестрой погибшего на войне брата, Еленой. Считался зажиточным. Имел два дома на одной усадьбе, один – жилой, а второй – так, про запас, без окон. Держал много скота: порой не одну корову, телят, много овец, свиней, кур. Чтобы содержать такое хозяйство, этот мужичок трудился от зари и до зари. Сено косил на разных полянках, на окраинах леса, предварительно вырубая кустарники и деревья. Эти угодья так и назывались – Пимины нищенки. Дрова тоже заготавливал в колхозных лесах, но никто ему не препятствовал. Сено и дрова вывозил на себе, впрягаясь в санки. Запасы дров имел просто запредельные. В избе – крашеные полы, красивая высокая кровать с блестящими шариками на изголовье, на кровати – огромные богатые подушки под тюлевой накидкой. Имелась и такая редкость, как патефон. На людях Пима появлялся редко, разве что посмотреть на заезжих артистов или кино. В магазин ходила Кондратьевна. Хороший был хозяин дядя Вася, работящий, дом – полная чаша, деньжата водились. Одно плохо – не имели они детей. А для бездетного самое страшное – старость. Кондратьевна преставилась вперёд мужа. Исчез из дома уют. Старый Пима почти ослеп.
Беда случилась, когда наша семья уже переехала в Кирс. Беспомощностью старика воспользовались недобрые люди. Сначала без его согласия увезли овец. «Это кирсинская колдунья навела на меня морок, и я не смог ей помешать», – рассказывал он. Потом, как бы шутя, некоторые стали допытываться, где он прячет накопленные деньги. «Ходить по ним будете, да не найдёте», – отвечал он. Однажды, тёмной ночью, трое молодых людей проникли в дом, вытащили старика из постели, надели на голову мешок и избивали до тех пор, пока он не указал на тайник. После такой расправы Пима оглох и после скончался. Кто совершил злодеяние? Родные считают, что кто-то из сельских.
Это свершится потом. А пока колхоз «Север» с его большими и маленькими обитателями живёт в ритме, заданном природой.
Смена времен года каждый раз привносит в жизнь человека, особенно ребёнка, определённое обновление, новые эмоции, новый опыт. С началом весенней капели пробуждается земля, обостряются запахи, пригретые едва потеплевшими солнечными лучами, неистовствуют воробьи и синицы, радуясь тому, что пережили долгую зиму.
В огороде у бани папа снимает с шеста скворечник, чистит его и вновь водружает на место. Скоро опять прилетят «наши» скворцы, будут начирикивать свои чудесные песни, а потом, как и все живое, – обустраивать своё жилище и выводить потомство. Волнуется скотина, застоявшаяся в душных хлевах, предвкушая вольные выпасы и выгулы. Здесь тоже появились забавные малыши: телята, ягнята. Куры, жившие в избе в специальных клетках-садках, становятся более «разговорчивыми», начинают нести яйца. Скоро их переведут на летнее содержание во двор. Как только какая-нибудь из несушек «нахохлится», значит, у неё поднялась температура и она готовится стать «мамашей». В гнездо на сеновале мама кладёт с два десятка свежих яиц, и умная квочка усердно высиживает цыплят, изредка покидая нагретую кладку только для того, чтобы наспех попить водички и поклевать зерна. Через определённое количество дней происходит чудо – из яиц вылупляются цыплята. Пробив своими крошечными клювиками скорлупу, они извещают мир о своем появлении слабеньким писком. Не все цыплята появляются одновременно, и курица-мать может покинуть гнездо, чтобы водиться с долгожданными малышами. Тогда остальные погибнут, не появившись на свет. Чтобы не отвлекать курицу, мама забирает птенцов в дом и помещает в корзину. Наконец, процесс инкубации завершается, все дети воссоединяются с матерью. Всё семейство существует отдельно от остальных кур. Наседка строга и бесстрашна, защитит птенцов от любого врага. Очень забавно наблюдать за тем, как она учит малышей отыскивать в земле зёрнышки, букашек и червячков, как ласково «разговаривает» с ними, как они понятливы и послушны. Во время «тихого часа» весь выводок забирается под крылья мамаши, высовывая наружу только жёлтенькие клювики.
Был как-то в хозяйстве очень грозный петух. Взрослые с опаской проходили мимо нашего двора – на всех мог напасть. Однажды его жертвой стала маленькая Гета. Атаковав её у ворот, он взлетел ребёнку на голову и, хлопая крыльями, принялся злобно клевать в лицо. К счастью, дома была соседка, ночной сторож тётя Лена, которая услышала крик. Гету, с залитым кровью лицом, она отбила от озверевшей птицы, умыла. К счастью, женщина подоспела вовремя, глаза остались целы. Вечером пришёл с работы отец, молча взял ружьё и прямо у ворот застрелил петуха.
Мы, дети, вездесущи. Первыми отмечаем даже самые незначительные изменения окружающего мира. Ещё не везде сошел снег, а мы идём на промысел первой зелени, которую можно съесть. Рискуя промочить ноги, собираем в болоте так называемые «вострики» – траву с пушистыми серыми головками, растущую на кочках. Откусывали только чуть сладковатую нижнюю часть суставчатого стебля. Природный инстинкт заставлял восполнять недостаток витаминов за счёт поедания едва появившегося на межах щавеля, стеблей и корневищ других растений, хорошо нам известных, сосновых молодых шишечек – сиверихи. Дома на столе появляется нехитрая еда – квас с молодым тёртым хреном, окрошка с зелёным луком. Казалось, что ничего на свете вкуснее нет. Без всякого преувеличения скажу, что мы никогда не болели, хотя росли далеко не в тепличных и не в стерильных условиях. Вне дома никто за нами не следил.
Весной открывали овощную яму. Заложенные с осени картошка, свёкла, морковь и репа сохранялись там отлично. Сладкую ямную картошку тоже ели в сыром виде, нарезав ломтиками.
Праздник Пасхи – день особый, знаковый, светлый во всех отношениях. Его ждут все, от мала до велика, к нему тщательно готовятся. Праздник знаменует окончание холодов и наступление тёплых дней. В избах обметают паутину, скопившуюся за зиму по углам, вынимают зимние рамы, моют окна, чистят и скребут кухонную утварь, моют полы и настилают чистые половики, выносят на солнце тёплые вещи, подушки и одеяла. Уборка идёт в чулане и во дворе. Обязанность детей – вымести голиком территорию вокруг дома. Мама печёт пироги и шаньги, большой рыбник по-деревенски, конвертом, красит яйца луковой шелухой, делает спускное пиво на ржаном солоде, с хмелем. Для нас папа подвязывает во дворе верёвочную качель.
Однажды вечером папа объявляет: «Идём на озеро слушать соловья». Хотя соловьиное пение и в селе было хорошо слышно, но увидеть папино озеро очень хотелось. Всей семьей отправляемся на заречный берег, поворачиваем влево и идём в сторону сенокосных угодий. Затем поворачиваем вправо, в лес. Воздух насыщен запахом цветущей черёмухи, лес наполнен гомоном птиц. Вот оно, Дюково озеро. Ветки кустарников склоняются к самой воде, создавая вид сказочный и таинственный. Папа вытаскивает на воду лодку, и мы с ним плывём по тихой воде к едва заметной на поверхности линии поплавков. Веслом он подцепляет верхнюю верёвочку и поднимает часть сети с запутавшимися в ней рыбками.
Это была единственная прогулка всей семьей, и потому она так запомнилась.
Лето – пора разнообразных игр и развлечений. У нас нет специально оборудованной детской площадки, да она и не нужна. Лапта или игра в «чижика» не требуют особых условий или приспособлений, но они такие захватывающие, развивают смекалку, ловкость и физические данные. Почему современные дети не знают этих игр? В маленьком лесочке за Курьёй, который мы называем островом, играем в войну: строим шалаши и блиндажи, ходим в разведку в тыл условного врага, добываем «языка», проводим боевые партизанские вылазки. Для игры в прятки не менее идеальные условия предоставлялись рядом колхозных амбаров и часовней. Поскольку рядом была река, то плавать учились рано. В возрасте десяти лет я умела управлять лодкой, как одним веслом, так и двухлопастной бабайкой.
Иногда старшие дети хулиганили – дразнили одного одинокого старичка по имени Иван, по прозвищу Король. Старик был «не в себе», жил один. На селе появлялся редко, ходил только до магазина. Дети преследовали его и кричали вслед: «Ваня-Король, Ваня-Король». Такими же криками сопровождали до дома. Он ругался, запускал в обидчиков камнями и палками. Дома подходил к окну и, делая вид, что звонит по телефону, кричал: «Москва? Товарищ Сталин...» – и дальше излагал просьбу наказать таких-то хулиганов.
И отец рассказал нам историю помешательства этого человека. У него были жена и дети. Работал на речной переправе. Однажды какие-то чужие люди попросили перевезти их на заречный берег. Решив не платить, они побили Короля и выбросили из лодки посреди реки в холодную воду. Иван смог выплыть, но рассудком помутился. Однажды он исчез из села. Говорили, что забрали к себе сыновья.
Лето манит в лес, на луга, за реку. Природа изумительная. Чтобы попользоваться её дарами, далеко ходить не надо: на ближних полянках и лесных опушках найдёшь землянику, костянику и полянику, хочешь брусники – пожалуйста, на домашнем берегу много черёмуховых кустов, шиповника, вдоль заречного берега растёт смородина, чёрная и красная, за кладбищем – многокилометровое болото с голубикой и черникой: зайди с краю, отведай.
А взрослым часто ходить в лес некогда. Транспортных средств не имели. Ягод да грибов брали столько, сколько могли унести в кузове да в корзине.
Лето – сенокосная пора. Участки под покосы распределялись между колхозниками по жребию. С установлением сухих дней спозаранок выходили косцы, а затем семьями работали на уборке сена. Весёлое время! Солнце, аромат трав, еда на свежем воздухе, купание в речке, сон под открытым небом.
В период отпусков в село съезжается множество отдыхающих, особенно городских, чтобы погостить у родственников,. У нас таковых – множество: папины сёстры, мамина сестра, тётя Нина, мамины три тётки. Жили подолгу. Встречались – плакали, расставались тоже со слезами. Каждый день – как праздник, с широким застольем, с разговорами, с воспоминаниями. Мужчины быстро сходились с папой, их общие интересы – охота да рыбалка.
Детей в селе становилось много. Мы быстро знакомились, вовлекали в свои игры, ходили в лес и на речку. Через короткое время уже трудно было отличить городских от деревенских – все одинаково громко орали, бегали стайками.
В один прекрасный день папа уехал на какой-то колхозный форум в Москву, где посетил Сельскохозяйственную выставку. Оттуда он привёз различные проспекты с видами красивых выставочных павильонов, с фотографиями представителей лучших пород лошадей, коров, свиней и овец. Запомнился конь по кличке Квадрат. Вскоре на конном дворе появился похожий красавец Курган, чёрный, высокий, тонконогий, очень горячий. Откуда он взялся? Бедный колхоз «Север» не в состоянии был сам купить чистокровного скакуна. Вероятно, его одолжили на время для улучшения местной породы. Однако наши люди, опытные, всегда имевшие дело с лошадьми, не могли с ним сладить. Курган не подчинялся ни кому. Нужен был специалист. Конь бился в тесном стойле, пытаясь прорваться к кобылам, а те со страхом смотрели на него. Однажды утром коня нашли мёртвым с разбитой головой. Со слезами провожали мы подводу, увозившую Кургана на скотное кладбище. Впоследствии, идя мимо на прогулку, заходили на его могилку, клали цветы.
Конец лета, преддверие осени. Выбирается сухой погожий день для обмолота ржи. Ржаные снопы давно свезены на гуменник, расположенный за селом. Здесь, под большим навесом, снопы сложены по периметру колосьями вовнутрь, образуя стены. Внутри поставлена молотилка, подведено электричество. Люди расставлены по местам. Включается рубильник – и процесс начинается. Отец вилами подаёт первый сноп на молотилку. Там женщина разрезает серпом перевясло, разваливает сноп и подает колосьями в молотилку. Солома отбрасывается в сторону, зерно ссыпается в мешки. Голоса людей тонут в грохоте машины, в воздухе пыль и запах ржаного поля. Вскоре через образовавшиеся проёмы вовнутрь начинают попадать воздух и вечерняя прохлада. Снаружи растёт копна соломы. Подросток ловко обхватывает её верёвочной петлёй, «подбивает» ногой края и, сидя верхом на лошади, оттаскивает в сторону, где уже вырос большой соломенный скирд. С небольшими перерывами работа длилась, порой, до ночи, но обязательно доводилась до конца.
Потом отца свалил острый приступ радикулита. Он едва переставлял ноги, ходил с палкой, в валенках. Вызванная с Торфа медичка сделала новокаиновую блокаду. Болезнь ещё долго мучила его, так как требует серьёзного лечения.
Осенью праздновали День колхозника. Готовились основательно. На собрании распределялись обязанности по приготовлению стола: кому делать выпечку, кому – брагу и пиво, овощные, грибные и мясные блюда. В первый день стол накрывали в доме у Александра Васильевича. Из колхозников если были молодые да холостые – хмельного не употребляли. Стол делали очень богатым. Постепенно завязывался разговор. Освежиться выходили на берег реки и пели под гармонь. Далеко над рекой разносилось дружное, красивое, сильное многоголосье, в котором выражались и горечь потерь, и любовь, и надежда. Потом вдруг переходили на пляску с озорными частушкам, танцевали вальс и танго. В такие часы забывали о ссорах и обидах, потому что, живя в маленьком селе, в довольно замкнутом мире, где люди связаны не только общим делом, но и родственными узами, отгородиться от людей не получится. На другое утро накрывался стол у нас дома. Снова все собирались, допивали и доедали вчерашнее, приходя в себя. После праздника дружно выходили на работу. Пьянства на селе не было, слова «алкоголик» не знали.
Осенью начинались занятия в школе. Моя сестра – первоклассница. Ей купили портфель, учебники и тетрадки, пенал, ручки и карандаши, счётные палочки. Учительница, Любовь Илларионовна Лусникова, уговаривала родителей меня тоже отправить учиться, так как из-за малого количества детей школу могли закрыть. Но мне всего шесть лет, и родители не соглашаются, хотя я читаю с пяти лет, умею рисовать, знаю цифры. Мной досконально изучен букварь, который когда-то покупал папа, уже выстрижены из него все картинки, а корочками мама накрывает кринки с молоком. В общем, главный учебник пройден «от корки до корки». А поскольку детских книжек не было, то я «изучала» журналы по сельскому хозяйству, «Справочник агронома-овощевода» с яркими картинками – изображениями колорадского жука, бабочек-вредителей, «заболевших» помидор и других растений и их плодов.
Школа располагалась в здании на берегу Курьи. Тут же, через стенку, жила семья учительницы. В селе скучно, старшие дети на занятиях, и я постоянно торчу в коридоре с надеждой, что меня пустят на урок. Пустили же маленького Филипка заниматься в классе, как писал Толстой! И меня пускали, усаживали на последнюю парту, давали карандаш с бумагой и велели сидеть тихо. Я ходила как вольный слушатель. Дома любимой стала игра «в школу».
В колхозную бытность председательский дом служил своего рода гостиницей. Часто заезжали знакомые отца, военные из колоний, ночевали ревизоры, друзья родителей. А однажды в село прибыл цыганский табор. Одна семья жила у нас. Там были мужчина, две женщины и три рёбенка. Они мылись в нашей бане, готовили еду на нашей кухне. Женщины гадали, старшие мальчик и девочка пели и плясали. Мальчишка был примерно нашего возраста, поэтому сразу вошёл в коллектив. Вечером, греясь на печке после катания с горки, мы рассказывали друг другу разные истории. Иногда он напевал: «Ты – цыган, я – цыган, оба мы цыгане. Ты – в карман, я – в карман, оба мы в кармане».
Потом, почему-то зимой, побросав полуодетых детей в перины, цыгане умчались на своих конях дальше, охмурять таких же наивных колхозников.
Иногда по выходным захаживали молодые люди. В комнате устраивалась парикмахерская. Парни предпочитали подстригаться у отца. Он стриг и ножницами под расчёску, и машинкой. Денег не брал, поэтому приносили бутылку водки, хотя сами не пили. Между делом велись длинные разговоры о войне, об армейской службе, о делах на заводе, обсуждались разные житейские проблемы, планы на будущее. Когда у нас появилась радиола «Кама» и пластинки к ней, то за компанию с парнями стали приходить девчата. Нашей с сестрой обязанностью стало развлечение публики. Мы проигрывали пластинки, предварительно объявляя название. Кроме народных песен, частушек в исполнении Лидии Руслановой, звучали вальсы, танго, голос несравненного Рашида Бейбутова, мелодии только что вышедшего на экран индийского фильма «Бродяга» с Раджем Капуром в главной роли, музыка и песни из фильмов «Разные судьбы», «Весёлые ребята».
Приходил побеседовать глухонемой Володя Смехов. Язык жестов у него был сугубо свой, постороннему человеку не понятный. Я удивляюсь, как и о чём папа мог разговаривать с ним часами.
Радио для каждого имело большое значение. Не все читали газеты и журналы, но радио слушали все. Помимо новостей об успехах тружеников предприятий, полей и ферм, трансляции материалов пленумов и съездов КПСС, по приёмнику часто звучала классическая музыка в исполнении лучших оркестров, лучших музыкантов, пианистов и скрипачей, слушали романсы и оперные партии в исполнении Козловского, Лемешева, Георга Оттса, замечательные произведения для детского хора. В определённые часы включались художественные чтения для детей и взрослых, так называемый «Театр у микрофона». В другие дни и часы транслировался концерт по заявкам радиослушателей. Любимой песней всей нашей семьи была «Земля целинная». Как только диктор объявлял её, все бросали всякую работу, усаживались у приёмника и, затаив дыхание, слушали как бы приближающиеся звуки гармошки, голоса:
«Родины просторы, горы и долины,
В серебро одетый зимний лес грустит.
Едут новосёлы по земле целинной,
Песня молодая по земле летит.
Ой ,ты, дорога длинная, здравствуй, земля целинная,
Здравствуй, простор широкий, весну и молодость встречай свою».
Как-то, проходя мимо здания конторы, где в отдельном помещении жили заводские шефы, приехавшие на уборку картошки, я услышала из окна необычайной красоты мелодию и удивительно красивый и проникновенный голос. Я не знаю, что со мной случилось, но из глаз полились слёзы, а всё меня сотрясли рыдания. Зажав ладошкой рот, я слушала, не в силах уйти, боясь в то же время, что меня кто-нибудь заметит и спросит, почему я плачу, и я не смогу объяснить своё состояние. У нас не принято было проявлять на людях какие-то тонкие чувства. Спустя некоторое время я вновь услышала этот голос – голос Робертино Лоретти. Удивительный мальчик, удивительный талант, равного, на мой взгляд, не было и нет.
Кино – это событие. Получив соответствующее сообщение по телефону, папа даёт нам поручение всё организовать. Вечером мы обходим все дома, приглашаем на сеанс, сообщаем время и название картины. Стайкой бежим на край карьера встречать с Торфа киномеханика Вику Кожевникову или Марию Васильевну Аверину, чтобы помочь донести банки с кассетами. Пока механик устанавливает экран и аппаратуру, перематывает плёнку, собирается народ. Билет стоит 5 копеек. За труды нас пропускают бесплатно. Демонстрировались фильмы, ставшие классикой нашего кинематографа: «Чапаев», «Тихий Дон», «Поднятая целина», «Иван Бровкин» и «Максим Перепелица», «Весёлые ребята», «Свинарка и пастух», «Карнавальная ночь».
Запомнился фильм «Я буду танцевать» с Махмудом Эсамбаевым, выдающимся танцором того времени в главной роли. Большинство фильмов – музыкальные. Зарубежные фильмы открывали другой мир, где другой быт, манеры, одежда, другие мелодии.
Мало кто приезжал в село на жительство. Чаще его покидали коренные жители, особенно из молодых. Старики вымирали, «переселяясь» на местное кладбище.
На левой стороне центральной улицы жила-была старушка. На селе её звали просто Анна Королиха, или Алёшиха Рыжая. Жила одна, считалась богатой. Дом – пятистенок с двумя жилыми половинами, солидные надворные постройки, указывавшие на то, что в прошлом хозяева держали лошадей. Вторую половину дома она сдавала квартирантам. У неё и жила мамина семья до войны. Рассказывали, что свои амбары хозяйка сдавала в аренду под магазин, принадлежавший организации «Смолкокыра». Рабочие этой организации гнали сосновую смолу. Кокырой у нас называли нижнюю часть большого дерева. Жили в лесу, в бараке. А однажды мы с мамой набрели на останки строения – нижние венцы сруба, заросшие мхом.
Рассказывали, что съехавшиеся на похороны старушки родственники нашли в сундуках, помимо всякого добра, много золота, из-за чего крупно поссорились. Да, бедному человеку от такого богатства немудрено и с ума сойти. Уже лежал снег, когда все постройки разобрали и свезли в Кирс. И мы, ребятишки, пошли на развалины в надежде тоже найти что-нибудь из случайно оставленных богатств. И ведь нашли. Трофеями стала связка новых деревянных ложек, очень необычной конусообразной формы красивые бутылки из-под какого-то дорогого вина и малюсенькая круглая баночка с душистым земляничным кремом, тонко разрисованная чёрным по серебристому.
Зиму прожить – не поле перейти. К зимовке сельчане готовятся основательно: сушат и солят грибы, мочат бруснику, бучат кипятком и с вереском кадушки под квашеную капусту. Варенья не варили, ягоды (малину, черёмуху да голубику) сушили на противнях и ссыпали в полотняные мешочки. Огороды держали большие, по 20 соток и более. Сажали много картошки, капусты, репы, моркови, лука и свёклы. Часть корнеплодов, таких, как репа, морковь да свёкла, шла на паренки. Овощи разрезали на кусочки и в больших глиняных корчагах парили в печке. Затем вялили на противнях в печи. Получалось вкусное и полезное лакомство для детей. Кадушки с квашеной капустой и солёными грибами хранили в чулане, на морозе. По надобности рубили сечкой, оттаивали – и, пожалуйста, хоть в щи, хоть так ешь с горячей варёной картошечкой. Тут же, в чулане, у каждой хозяйки имелся большой ларь для белой и ржаной муки. Крупы – в глиняных корчагах под плотными крышками – от мышей.
С установлением морозов «убирают» лишний скот – на мясо, с целью экономии кормов оставляя ограниченное количество на потомство. Мясо развешивается на длинной перекладине в виде крупных кусков, чтобы не выветривалось. Тут тебе и свинина, и телятина, и баранина. Рубятся головы молодых петухов и тех кур, которые кукарекают. По застывшей реке свезено с заречных лугов сено и смётано на сеновалы и в стога около хлевов. Под навесы уложены в поленницы сухие дрова, освободив место для зимних заготовок. Регулярно, утром и вечером, топится печь. В доме пахнет топлёным молоком, вкусными томлёными мясными щами. Ничего нет вкуснее блинов и оладий, испеченных на поду, перед печью, с «толстой» домашней сметаной. По праздникам пекутся пироги – мясные, морковные, гороховые, рыбник «конвертом», где рыба – кусками или целиком, под луком, без лишних специй – придаёт изделию сочность и особый, натуральный аромат.
Зимой уже нет на столе жирных румяных карасей. Зато иногда попадают в плетёные «морды» налимы. Ближе к весне в Курье начинает «душиться» рыба. В замкнутом водоёме ей не хватает кислорода, и она выплывает подышать у проруби. Ночью мужчины прорубают лёд в нескольких местах и караулят с фонарями. Подплывающую рыбу вылавливают сачками или острогой.
Целыми днями мы пропадаем на горке у школы, катаемся на деревянных санках, сделанных родителями. От постоянного валяния в снегу одежда становится тяжёлой, мокрой. Широкие шаровары образуют с валенками общий монолит. Дома просто вылезаешь из этой неразделимой конструкции и ставишь её на печь. Само всё растает и отделится.
Появление лыж позволило совершать прогулки в зимний лес, делать новые открытия. Здесь можно увидеть следы зайца и каких-то других зверушек, обнаружить «кузницу» дятла и тихонько понаблюдать, как ловко он добывает семечки из шишек. Лес зимой выглядит совершенно иначе, нежели летом. Здесь тишина и покой, сказочная загадочность. Даже разговаривать не хочется.
На Новый год в школьном зале установили ёлку. Наряд для неё готовили заранее, из бумаги, раскрашенной цветными карандашами, вырезали и склеивали варёной картошкой флажки и цепи. Всё красиво развешано на ветках. Тут же – сверкающие разноцветные стеклянные бусы, разные игрушки из картона, стекла и ваты, бутафорские большие конфеты. Наверху – звезда, а от неё в четыре угла зала расходятся гирлянды из ярких полосок разноцветной стружки. Всё впервые, всё необычно, радостно. Впервые в жизни мы кружились в хороводе вокруг ёлки и пели песни.
Отдыхают под снегом просторы лугов и полей, реки и озёра. Как бы в унисон с природой замирает и сельская жизнь. Основная деятельность в хозяйстве сосредоточена на скотном дворе. На кухне, на большой плите, в огромных чанах варятся картофель и брюква, заваривается комбикорм для свиней. Скотина на зимнем содержании. Лошади – в стойлах, каждая отдельно. Запасы сена постоянно пополняются. Каждый воз сначала взвешивается на огромных бревёнчатых весах, затем по деревянному настилу лошадка затаскивает его наверх, на огромный сеновал. Здесь в потолке над каждым стойлом сделаны отверстия, через которые сено порциями спускается прямо в лошадиные кормушки-ясли. Всю зиму вывозится на поля навоз, сваливается в большие кучи, где к весне перепревает, становясь удобрением.
Наиболее оживлённое место на дворе – конюховка, крепко пропахшая конской сбруей и потом. На деревянных штырях висят на стене комплекты конской упряжи: седла, хомуты, дуги, вожжи, чересседельники, подпруга и прочее, индивидуальные для каждой лошадки. Имя лошади – на табличке. Вдоль стен – толстые лавки, стол. Посередине – печка. Около печки на цепях висит массивный деревянный топчан, лежанка для конюха или сторожа. Всегда хотелось залезть на это странное сооружение и покачаться. Отпугивали только клопы, нагло, в больших количествах и навечно поселившиеся в щелях.
Обязанности конюха исполняет Анна Семёновна Утёмова, или просто Семёновна, жена Алёши Дашечкина, «на лицо ужасная, но добрая внутри». Коней она очень любит. Если лошадь с седоком где-то задерживается, Анна Семёновна не уходит домой, ждёт, порой, до ночи. Возница может позволить себе даже вздремнуть в санях, будучи уверенным, что конь отлично знает дорогу домой, что у ворот двора он будет стоять и громко фыркать, извещая о своём прибытии.
Допоздна задерживается, как правило, только председатель, ездивший по делам в райцентр, в Омутнинск. Путь не близкий. Лошадка у него особая, не рабочая, выездная. Это серый в яблоках конь по кличке Зорик. Сбруя у него особая, украшенная медными заклёпочками, с кисточками. Летом отец ездит верхом в седле, а зимой запрягается маленькая, на двоих, кошёвка на узких полозьях, выкрашенная в чёрный цвет.
Зимний день короток, зато вечера длинные. Управившись со скотиной, семья собирается в избе. Маме нужно переработать овечью шерсть и навязать всем домашним носков. Она растеребливает клочки шерсти, прядёт, вережит с помощью веретена, делает нитку. Можно вязать изделие. Чаще вязали из нестиранной пряжи – так спицы не выскальзывают. Иногда она достает швейную машинку и что-нибудь шьёт либо чинит одежду.
У папы руки тоже всегда заняты. Для каждой работы – отдельный инструмент. Он то патроны заряжает, то подшивает валенки, то вяжет сети. Из принесённых с мороза душистых черёмуховых прутьев плетёт рыболовные «морды» или корзины, решётку для белья. В решётках бельё возили на санках на реку – полоскать. Иногда отец рисует с нами, иногда, собрав всех на высокой родительской койке, читает вслух какой-нибудь взрослый роман. Между делом часто рассказывает нам с сестрой сказки про царей и царевен, про Емелю-умника, про Кощея Бессмертного и Бабу Ягу. Когда забывает текст, то сочиняет на ходу, да пострашнее. После таких сказок Гета не может ночью заснуть и плачет под одеялом до тех пор, пока родители не забирают её к себе в постель.
Я была посмелее, но один и тот же навязчивый сон мучил меня в раннем детстве систематически. Засыпая в жарко натопленной и душной избе, я, находясь в каком-то промежуточном состоянии между сном и явью, ощущала себя в каком-то тёмном замкнутом пространстве, которое подвижно, живое и пульсирующее. Мне очень плохо, я задыхаюсь. Спустя, наверное, уже пять десятков лет, я решилась рассказать сестре об этом странном сне. Она просто объяснила, что это вспоминается момент рождения.
Возвращаясь к описанию персонажей, не могу обойти вниманием семью ещё одного нашего соседа, которого все звали Петя Овдин. Это брат бабушки Елены, значит, Петр Михайлович. Папа рассказывал, что Овдей звали их мать, папину бабушку по матери. Она была высокого роста и ходила с толстой палкой. Дядя Петя тоже был высоким. При мне он был уже стареньким и больным, из дома почти не выходил. Имел взрослых детей. Со второй женой Марией, или Маремьяной, младшей своей дочерью, черноглазой яркой красавицей Тамарой и пасынком Геннадием он проживал в просторном доме-пятистенке с двумя жилыми половинами. Тетя Маруся была отличной хозяйкой. По праздникам в дом съезжались гости из Кирса. Его старшая дочь, Любовь Петровна, учительница, Чугаева по первому мужу и Павловцева – по второму, имела несколько сыновей. Мальчики все были красивые, чернявые, модно одетые. Многочисленные родственники Марии, по прозвищу «Зайцы», приезжали на собственных лошадях. Все нарядные, женщины – в больших ярких платках с кистями. У них, наоборот, из детей в основном были девочки. Их иногда оставляли на лето в селе, и мы вместе играли.
Мне запомнилось, каких чудесных кукол им мастерила тетя Маруся! С головкой, с ручками. Пришивала волосы из расчёсанной кудели, заплетала в косу. Наряжала куколку в платье, подвязывала ярким передничком, на голову – платочек. Всё так ловко, пропорционально, аккуратно!
Однажды в село приехала на практику молодая девушка Неля. По специальности то ли бухгалтер, то ли экономист. Красивая, как артистка Вивьен Ли, просто глаз не отвести. Поселилась девушка на квартире у дяди Пети. Сын Марии, Геннадий, и Неля крепко влюбились друг в друга. Вскоре парень уехал служить. Красавица и молодой моряк обменивались письмами, мечтали о встрече. Три года разлуки – срок достаточный, чтобы расстроить чувства молодых. До мамаши донеслись слухи, что Неля флиртует с мужчинами. Устроив скандал, Мария выгнала квартирантку и сообщила обо всём сыну. Неля перевелась на кабельный завод. Помню день возвращения Гены со службы. В матросской форме, хмурый, он прогуливался у дома, избегая людей. Он узнал, что девушка перед ним ни в чём не провинилась, но отношения безвозвратно разладились. Позднее она встретила другого мужчину и уехала из Кирса. Заводчане рассказывают, что личная жизнь её сложилась не совсем гладко. Из жизни она ушла очень рано.
Скоро дядя Петя умер и был похоронен на екатерининском кладбище. Его могила отличается от других необычайной длиной, она давно стоит, к сожалению, без креста. Дом перевезли в Кирс.
Поскольку молодёжь покидала село, детей становилось всё меньше, и школу закрыли. В первый класс мне пришлось идти за три километра в посёлок с органическим названием «Торф». Путь лежал через поля, болото, через маленькую речушку, перелесок; далее тропинка тянулась по сухому болоту вдоль карьера, где когда-то добывали торф, поднималась вверх. Еще немного пройти по посёлку – и вот она, школа, с большими окнами, с двумя классными комнатами, с просторной и светлой учительской и раздевалкой. Туалет – на улице. Мой первый учитель – мужчина, очень молодой яркий брюнет, очень красивый, только что отслуживший в армии. Зовут его Виталий Александрович Куклин. Он сразу располагал к себе своим ровным характером, спокойным голосом с выговором на «о», а ростом, походкой и движениями был похож на папу. Он никогда не повышал на детей голос, а мы его уважали и слушались и очень гордились, что наш учитель – мужчина. Он вёл первый и третий классы, занимавшиеся в одной классной комнате.
Гета была уже в третьем классе, так что мы с ней занимались в одной комнате, у одного и того же учителя. Думаю, что совмещённость классов сыграла для меня не совсем положительную роль. Я с прохладцей относилась к программе первого класса, где нового мало что находила, невольно отвлекалась на материал, преподаваемый третьеклассникам. Каллиграфический почерк у меня так и не выработался.
Школу мы посещали с желанием. Здесь стали пользоваться библиотекой, обменивались книжками с поселковскими детьми. Расширился наш кругозор и круг общения, развивалась речь. Недопустимым было пропускать уроки даже по уважительной причине.
Как-то ударил сильный мороз. Нас одели потеплее, обвязали поверх пальто большими тёплыми шалями, на руки надели двойные варежки. Все собрались у конторы. В определённый час заводской гудок возвестил, что в школу ходить не нужно. Все отправились по домам, а наша Гета рвалась в дорогу. Мама бегала за ней вокруг конторы, а та громко ревела и доказывала, что Виталий Александрович будет недоволен. Тогда впервые авторитет учителя оказался выше родительского.
Но однажды чуть не дошло до трагедии. В тот день в школу почему-то мы, малыши, шли одни. Сильно мело. Выйдя к карьеру, в темноте и в метели мы сбились с пути и провалились в котлован. Пытаясь выбраться, проваливались всё глубже. Одежда связывала движения. От усилий все взмокшие, мы барахтались в снегу, рискуя потерять портфели. В момент короткого затишья, когда глаза немного привыкли к темноте, мы поняли, в какую сторону должны двигаться, где берег котлована. Наверху – холод и пронизывающий ветер. Пока проходили длинный путь по открытой местности, промёрзли насквозь. Пальцы рук уже ничего не чувствовали, ручки портфелей примёрзли к негнущимся варежкам. В школе, кое-как раздевшись, прильнули к только что истопленной печке. Помню, как я плакала от адской, пульсирующей боли, когда обмороженные руки стали «отходить». Из учительской вышел Виталий Александрович. Поняв, в чём дело, он посоветовал приложить к рукам снег. Потом он попросил отца организовать доставку детей на зимний период.
Возницей назначили вернувшегося со службы Петю Фроловича Утёмова. В назначенный час к школьному крыльцу подавался гужевой транспорт. Под завистливые взгляды маленьких аборигенов мы забирались в плетёную коробушку, выстланную сеном, и отправлялись по зимнику в приятную дорогу. Развлекая нас, Петя запевал: «Когда я на почте служил ямщиком, был молод, имел я силёнку...»
Иногда, проезжая мимо, нас с сестрой забирал папа. Прокатиться в кошевке на Зорике – всё равно, что на «Мерседесе». Легко скользят саночки по наезженной колее, «пляшут» по бокам коня кисточки на длинных кожаных ремешках, звенит бубенчик под дугой. Речка Сенчиха замерзала не сразу, у берегов долго оставались промоины с жёлтой водой, ненадёжен был лёд под дорогой. Место опасное. Проезжать нужно было быстро, умело. На берегу Зорик приостанавливался, сосредотачивался, и под команду «Гр-р-рабят!» перемахивал речушку, быстро вытаскивая возок на другой берег. Он понимал команды, кнут ему не требовался.
С поселковыми детьми мы в основном ладили. Но хулиганы везде есть. Некоторым хотелось показать нам своё превосходство. Они считали, что мы – колхоз (типа, отстой), а у них – цивилизация. Иногда группой подстерегали нас на окраине посёлка, дразнили и кидали камнями. Мы отвечали тем же.
«Цивилизация» означала определённую инфраструктуру и производство. У них на Торфу –они школа и детский сад, медпункт и столовая, клуб; очень гордились двухэтажным деревянным бараком, называя для солидности коротко: «двухэтажный», опуская унизительное «барак». На Торфу располагался аэропорт, осуществлявший, в частности, пассажирские перевозки, на третьем по счёту карьере шла добыча торфа, работала машина под названием «багер», на песчаных карьерах экскаваторами добывался песок.
Против нападений с расстояния мы ничего поделать не могли. Но однажды в классе Гета вступила с обидчиком в бой один на один. Она его так трепала и мутузила, так возила лицом об печку, что в кровь разбила нос и уши, заставила реветь. Никто из ребят не вмешался. Вышедший на шум учитель посоветовал этому Васе не связываться с девочками и не обижать других.
Считалось, что среди сельчан были и колдуны, и люди, обладающие неким даром предвидения. В чём это проявлялось – никому не ведомо. Бытовало мнение, что «что-то знали» в семье моего деда, провидцем считали Пургача. Как-то вечерком он зашёл к отцу пообщаться, так сказать, «побахорить». Мама попросила Гету поднести гостю стопку водки. Александр Васильевич выпил, поцеловал донышко и сказал Гете: «Будешь счастливой». Сестра моя верит, что судьбу ей он напророчил. Колдовским считалось семейство Андрея Сюткина.
Старшая дочь Андрея, Мария, жила в селе. Усадьба располагалась на берегу Курьи, в центре села, о чём напоминает сегодня большой старый куст черёмухи. Муж погиб на войне. Мария познакомилась с украинцем Кузьмой Андрусенко, лечившимся после ранения в кирсинском госпитале. Старшие дети, Смеховы, уже выросли. Появились на свет Толя, Ира и Люся, новое поколение. Девочки – наши с сестрой подружки. Тётя Маруся была очень строгая. Кузьма работал на заводе в транспортном цехе. Нередко он приносил с работы ветошь – обрезки красивых и ярких тканей, отходы швейного производства. В умелых руках тёти Маруси лоскуточки превращались в красивые ярко-пёстрые одеяла, в тканые и вязаные крючком половики, ими обшивались пяточки носков и варежки – чтобы дольше не изнашивались, ими играли в куклы девочки. Благодаря изделиям из пестрых лоскутов интерьер дома имел уютный, яркий и праздничный вид. Вписывался в общую картину и плакат на стене с изображёнными на нём русской и украинской девушками в национальных костюмах и надписью: «Хай живе велика родяньска дружба!».
Успешное ведение хозяйства позволяло родителям, как и другим колхозникам, продавать излишки продукции. У нас имелись постоянные покупатели из кирсинцев, среди заводского начальства. Покупали рыбу, мясо, шерсть, молоко и сметану, топлёное масло, овец и поросят.
Иногда рыбаки заказывали отцу лодки-долблёнки. Для изготовления такой лодки выбиралось толстое здоровое осиновое дерево. Бревно затёсывалось с концов, оформлялись нос и корма, обрабатывались рубанком и, после нанесения контура будущих бортов, по всему корпусу размещались сторожки. Сторожки – это круглые, одинаковой толщины и высоты палочки из прутьев. Их высота равна толщине днища лодки. Сторожки натирались чёрным углем с одного конца и загонялись в отверстия, рядами просверленные в корпусе заготовки, крашеными концами вовнутрь. Выдалбливать дерево нужно строго до сторожков. Благодаря им днище лодки получается одинаковой толщины по всей длине.
Следующий этап – разводка. На эту процедуру папа нас всех брал с собой. Они с мамой несли лодку, вернее, деревянную трубу, мы с сестрой – инструмент. Выбиралось место в лесу или на опушке, где есть вода. Пока разгорался длинный, узкий костёр, папа подготавливал в ведре воду, веник, прутья разной длины и стойки для лодки. И начиналось действо, не допускавшее ни спешки, ни промедления. В установленную над огнём лодку наливалась горячая вода и вставлялись прутья. Днище тоже регулярно смачивалось водой с помощью веника. Прутьями, как пружинами, борта лодки медленно начинали разгибаться. Главное – не спалить изделие, не допустить трещин. Это высший пилотаж! Лодка не должна быть «горбатой», иначе будет слишком вёрткая и неустойчивая на воде. После разводки оставалось приладить борта – набои, просмолить. Можно покрасить, кому как нравится. Долблёнки легки и удобны на небольших водоёмах.
Оставшись после войны с детьми без кормильцев, молодые вдовы пытались устроить личную жизнь. На селе без мужчины трудно. Не миновала вдовьей участи и наша соседка, тётя Лена Осколкова, получившая похоронку в самом начале войны. Она познакомилась с военным, служившим в колонии, и они стали жить вместе. Его жена умерла в годы войны, остались двое детей: мальчик и девочка. Елена родила девочку Любу. Это был её пятый ребёнок. Но оказалось, что кавалер её – ходок, завёл интрижку с санитаркой. Узнав об этом, Елена дала ему от ворот поворот. Корякин уговаривал не расставаться. Но Елена не простила. Естественно, жила она очень трудно и бедно. Работала на свинарнике – ночью на дежурстве, днём в поле, дома держала полное хозяйство, как у всех. Сама срубила себе новую баню (почему-то родственник Пима не помог), сама подшивала валенки. Ей пришлось пережить смерть троих старших детей: Гурьяна, Александра и Анастасии, ушедших из жизни во взрослом возрасте. Остались сын Виталий и Люба.
Люба была нашей старшей подружкой. В доме она выполняла любую работу. Иногда мать посылала её к дяде Васе (Пиме) помыть у них полы. За труды девочка иногда получала пряник – с наставлениями ни с кем не делиться. Но зато именно ей он отписал по завещанию дом, хотя она была ему неродной племянницей. Елена покупала девочке красивые, модные вещи, каких порой не было даже у кирсинских одноклассниц. Благодаря любви и воспитанию матери, девочка выросла хорошей и трудолюбивой, именно она была с матерью до конца.
Из-за нерентабельности колхоз упразднили и перевели в ведение подсобного хозяйства кабельного завода. Жизнь сельчан резко изменилась. Они стали получать зарплату вместо трудодней. По-видимому, завод выплатил бывшим собственникам определённую компенсацию за имущество. У жителей появились очень приличные деньги. Мои родители тогда разом купили разную мебель, одежду и обувь, появились тюлевые шторы и красивые скатерти. Отремонтировали дом: подлили фундамент, перекрыли новым тёсом крышу, повесили наличники.
Поголовье скота на ферме увеличилось. На Острове, за Курьёй, развели огромное стадо белых уток.
К отцу стало наведываться заводское начальство: директор завода Горбунов, его заместители Медведев и Фатьянов. Водителем директорского автомобиля была женщина, тётя Роза. В сезон полевых работ и на заготовку сена прибывали рабочие заводских цехов, управления, подсобного хозяйства. Пригонялась специализированная техника: тракторы, сенокосилки, картофелекопалка, комбайн. Во время перерывов молодёжь собиралась у костра, пекла картошку. Нам интересны их истории из многогранной заводской жизни, о вечерней школе. Ребята все доброжелательные, весёлые, по сравнению с сельскими – более открытые. После отъезда помощников нам уже казалось скучно в селе. Мы уже выросли из своего маленького мира. Хотелось туда, к людям, где большие коллективы, где жизнь интереснее.
Однажды я отправилась на заречные луга, где шли сенозаготовительные работы. Сразу за мостом простирался огромный луг, сплошь заросший белыми ромашками. Вдруг я услышала музыку. Слева стояли конные грабли, на металлическом сидении которых сидел мужчина и играл на изумительной красоты инструменте. Позднее я узнала, что его зовут Ян Шиц, что он латыш по национальности. Мужчина объяснил мне, что его инструмент называется аккордеоном. Для меня, единственного слушателя, он играл одну мелодию за другой, а я стояла среди ромашек, не находя сил сдвинуться с места.
Пришло время Гете идти в пятый класс. В Кирсе её устроили на квартиру к дедушкиному брату Семёну. Условия – прекрасные. Школа – близко. Однако её всё равно тянуло домой, и она каждый день ходила пешком по семь километров туда и обратно, в любую погоду.
Помню осенние вечера, когда мы, выполнив школьные задания, спешили в поле печь на костре картошку. Просто незабываемые моменты! До полной темноты засиживались у костра, как бы предчувствуя неминуемое расставание.
Как работнику завода, отцу выделили путёвку в летний пионерский лагерь. Решили отправить Гету. Купили ей соломенную шляпу, маленький чемоданчик-балетку под всякие необходимые мелочи. Сбор детей был назначен утром в центре Кирса. Ранним утром сельский лагерник, в шляпе, с балеткой в руках, в начищенных мелом парусиновых тапочках отправился в путь. Уже миновав карьер, она вспомнила, что не взяла путёвку. Проверила в чемодане – нет путёвки. Надо возвращаться. Засунув вещи под корягу, бежит обратно. Вся в поту и в слезах прибегает домой, хватает документ – и обратно. Опять бегом минует карьер, отыскивает чемодан и спешит в Кирс, боясь опоздать. Уставшая и измученная, она прибывает всё же вовремя – и падает в обморок. Сейчас мы с ней с недоумением вспоминаем этот случай. Почему родители не проводили её? А если бы обморок случился в дороге, где-нибудь у той же коряги, где её никто бы не обнаружил вовремя и где она могла бы просто погибнуть?
Но всё же из-за нас пришлось уехать из села. Когда настало время мне идти в пятый класс, мама начала уговаривать отца переезжать в Кирс, утверждая, что невозможно допустить, чтобы девочки так далеко ходили пешком, что это далеко и небезопасно. И разломали новую крышу, разобрали дом, оставив монолитный фундамент. Продали на Торфопосёлок молодую корову, красавицу Муську, которая так и не смогла понять происшедшего. Выпущенная в чужое стадо, она принималась искать дорогу домой. Иногда, после долгих скитаний по незнакомой местности, ей удавалось прийти в село. Но радость и надежда у бедного животного сменялись недоразумением и страхом: всё здесь было на месте, только её дом и её двор отсутствовали. Как так может быть? Ведь она хорошо помнит это место, где её любили и всегда ждали. Громким рёвом она звала хозяйку, словно говоря: «Вот я, пришла, наконец, домой!» Но приходили чужие люди, накидывали на её роскошные рога верёвку и, подгоняя вицей, тащили снова в чужое место. Если её оставляли во дворе, давая привыкнуть к новым хозяевам, она сутками ревела, перестала есть и, естественно стала терять молоко. Расстроенная хозяйка кинулась к маме с просьбой повидаться с животным, в надежде, что та, может быть, и успокоится. И мама пришла. Она стояла и гладила Муську, а из глаз животного лились слезы. Мама рассказывала, что впервые видела, как животное плачет слезами. Муська так и не смирилась со своей участью, пришлось им её прирезать. Подробности этой истории мама рассказала нам значительно позднее.
Но мы, молодые, радовались, что переезжаем в Кирс. Мы ушли в большой, новый мир, не оглядываясь. Большая школа предоставляла много возможностей для развития, открывала новые горизонты. Мы встретили много прекрасных учителей, которым я теперь готова низко поклониться – всем и каждому в отдельности, мы влились в активную общественную жизнь. Все школьные годы мы с сестрой были участницами школьного хора, руководимого прекрасным педагогом Ниной Николаевной Гусевой, обе пели в ансамбле. Глубоко благодарна классному руководителю Нине Николаевне Плотниковой, которая научила нас дружить, водила в дальние походы. Мы полюбили большой и дружный школьный коллектив, в котором прекрасно уживались старшие и младшие школьники, где не существовало разделения на богатых и бедных, хотя в действительности семьи детей были разного материального уровня.
Не буду вдаваться в подробности, но папа очень тяжело пережил переезд. Выйти из глубокой депрессии ему помогла мама. На заводе ему предложили должность директора подсобного хозяйства. Но мама сказала категорическое «нет». Она заявила: «Иди в рабочие – и ни кому ничего не будешь должен». Так он устроился бронировщиком в самый большой цех – одиннадцатый. Работа очень тяжёлая, шумная. Однажды он провёл меня в цех, как бы на экскурсию. Мне всё понравилось: масса народу, всё вращается и движется – идёт интенсивный процесс производства проводов и кабелей. Отец уже освоился, выглядел весёлым и бодрым. Но мне непривычно было видеть его среди огромных грохочущих машин, среди мазута, в окружении технических запахов.
Он привык, втянулся в коллектив, быстро стал выполнять нормы, вошёл в ряды передовиков производства. За хорошие производственные показатели он постоянно награждался значками ударника труда и победителя в социалистическом соревновании, а так же ценными подарками. Со временем его начали ставить на замещение мастера цеха. Отец был председателем товарищеского суда. А если рабочие ехали в подшефный совхоз на заготовку сена, то бригадиром обязательно назначался он, Борис Григорьевич Сюткин. В юбилейные годы Победы, в торжественной обстановке ему вручали памятные медали. Он награждён Орденом Отечественной войны 2 степени. Для него это было очень важно. Как общительный человек и интересный собеседник, он приобрёл много друзей, к нему тянулись и ровесники, и молодые. Профком завода выделил ему путёвку в грузинский санаторий, где он вылечил свой радикулит.
С нашим отъездом село быстро опустело. Однажды летом мне довелось побывать там ещё раз. Папа с друзьями уехал порыбачить в родных местах бреднем. Я отправилась следом. Очень хотелось пройтись по старым тропинкам. На Торфу постояла у здания школы. Вспомнилась картина: залитый солнцем класс, блестят широкие крашеные половицы. Перемена. Виталий Александрович стоит у тёплой печки, заложив за спину руки. При нём мы не позволяем себе бегать и даже громко разговаривать. Играем на полу «в перышки». Использованные перья ручек не выбрасывали, собирали в спичечный коробок и играли. Перо соперника нужно было своим пером с помощью щелчка трижды перевернуть – и оно становится твоим. Игра азартная, требует особых навыков. На уроке учитель знакомит с таким понятием, как недра земли, показывает образцы полезных ископаемых – как гранит, каменный уголь, гравий, песок, слюда. Большинство из них мы отыскивали в песчаном карьере и делали коллекции. Именно тогда я решила стать геологом. В этой школе было привито уважение к учителям.
Минуя карьер, тропинка сворачивает в лиственный перелесок, где детьми мы находили грибы, собирали осенью яркие опавшие листья. За ним открывается пейзаж, с которого, казалось, художник Левитан писал своё знаменитое полотно «Золотая осень»: такая же синяя речушка с переброшенными с берега на берег двумя жёрдочками, такие же берёзки. Осенью здесь место сырое, но мы знали наизусть, куда нужно ступать: где надёжная кочка, где под чёрной торфяной водой есть коряга или жёрдочка. Дальше, пройдя речку Сенчиху и свернув к Вятке, иду вдоль старицы. Только что прошел сильный, но короткий летний дождь, и вдруг всё стихло. Буйная молодая листва кустов и деревьев, ещё не отряхнувшая дождевую воду, блестит на солнце. Всё это великолепие оглашается гомоном птиц. Такой чистый воздух, наверное, есть только в раю.
Вечером мужчины принялись варить на костре уху, а я пошла купаться. Вода очень тёплая. Я плыла по лунной дорожке, а передо мной в разные стороны из воды выпрыгивали, ловя мошку, маленькие рыбки.
С полуночи стало совсем прохладно. Я спала у костра под грудой разных тёплых вещей, а мужчины до утра балагурили под уху да под водочку.
Наутро в центре села ждали попутную машину до Кирса. Село было пустынно, исчезли почти все дома, ферма с конным двором. Село исчезло. Ни души. Но вдруг на дороге появился старик. Одной рукой он поддерживал на плече коромысло с вёдрами, другой опирался на палку. Шёл очень медленно, едва переставляя ноги. Постепенно узнаю в нём Фёдора Семёновича Утёмова, бывшего дедушкиного друга. Это последний житель села.
Прошло много лет. Сваты любезно предоставили мне свою дачу, где я могу пожить несколько дней. Моя цель – привести в порядок могилки деда и бабушки. С интересом брожу по старому сельскому кладбищу, читаю надписи, ещё кое-где сохранившиеся на крестах и памятниках, вспоминая людей, похороненных здесь. Жаль, что много безымянных могил.
У меня есть уникальная фотография сельской церкви, сделанная в 1930-е годы с заречного берега. Снимок не очень качественный, сделан с далёкого расстояния в пасмурную погоду. Но церковь видна хорошо, рядом – часовня, видны частные строения, в том числе и дом деда, по реке плывёт паром, перевозящий людей и лошадь с телегой.
Мне приходит в голову идея пройти от бывшего села по старой тропинке через Сенчиху до второго карьера, вновь увидеть знакомые места, левитановские берёзки. Никак я не ожидала, что вместо приятных воспоминаний переживу ужас. Я не нашла ни речки, ни тропинок. Всё пространство изборождено канавами с поваленными в них гниющими деревьями, между которыми плантации крапивы выше человеческого роста, под ногами – торфяная пыль. Глазу не за что зацепиться. Сердце охватил ужас. Как в страшном сне я пыталась выбраться из этого кошмара, но дороги не было, кругом всё та же картина: крапива, канавы, через которые невозможно перебраться. Вышла, только ориентируясь на линию электропередачи.
Для чего это сделано? С какой целью уничтожена и превращена в дикие, ни кому не нужные пространства природа, угроблены немалые государственные средства? И мы ещё хотим, чтобы реки наши были полноводными, чтобы в лесах жили звери, чтобы предсказуемым был климат? Этого не будет, пока человек не осознает, что он – только часть природы.
В своих неосуществимых мечтах я представляю идиллическую картину: не было войны, все живы и здоровы; руководство страны бережно относится к крестьянству, главному хранителю традиций и многовекового земледельческого опыта, умения обращаться с природой. Живёт и процветает Екатерининская община. Она владеет обширной территорией, исторически ей принадлежавшей, с лесами, полями, лугами и водоёмами, строго охраняет её, использует разумно и бережно. Руководитель – лицо выборное и строго подотчётное. Традиционный быт и труд уживаются с современностью. Здесь развитая инфраструктура, благоустроенные дома, прекрасные дороги. Люди трудятся, справляют праздники, ходят в старую церковь. Не существует таких явлений, как пьянство и тунеядство. Родители, уверенные в завтрашнем дне, рожают много детей, дети уважают родителей.
К сожалению, всё это можно описывать только со словом «бы». В стране капитализм, при котором главный приоритет – получение прибыли любой ценой. Но в глубине души каждого человека ещё живет память о земле, тяга к ней. Они содержат дачи, строят загородные дома. Но все разобщены, и ни кому нет дела до того, что происходит за забором. Теме обустройства российской деревни А.И. Солженицын когда-то посвятил целый цикл выступлений по телевидению. К сожалению, все его призывы ушли, как в песок. Решение крестьянского вопроса остается открытым.

Эмилия Борисовна Ефимова (в девичестве – Сюткина) – уроженка с. Екатерины.
Ответить

Фотография Татьяна Татьяна 02.03 2019

А мой дед Морозов Александр Егорович последний житель д.Нелысово.Он умер в 1996.

И закончилась новая жизнь…

30 лет назад д. Петухово покинул последний житель

В XVII веке часть Сибирского тракта пролегала через с. Гидаево на Кайгород и далее в столицу Перми Великой г. Чердынь. В те времена по обе стороны дороги между Гидаево и Кайгородом было много селений, находящихся в нескольких километрах друг от друга, и среди них – деревенька в одну улицу под названием Петухово. Здесь жил мой прадед Иван Васильевич Петухов, родившийся в 1880 году.
Он взял себе в жёны девушку Марию из той же деревни. Молодой семье выделили земельную долю и лесной участок. Позже молодые поставили себе избу и отошли от родителей. Землю они обрабатывали деревянной сохой, рожь жали серпами, зерно из колосьев выбивали вручную.
Иван и Мария были неграмотными, ведь в их деревне не было школы. И церкви не было, но в те годы у всех была вера в Бога, поэтому в каждой избе в светлом углу обязательно стояла иконка, а то и не одна.
Вместо электричества деревенские жители пользовались лучиной. Летом носили холщовые рубахи и длинные сарафаны, на ноги обували лапти, под которые наворачивали холщовые тряпки. Зимой носили тулупы из шкур животных и зипуны.
Родителей в семьях почитали, отца звали тятей, а мать – мамой. Стариков уважали, величали по имени-отчеству. Важными чертами характера у людей были честность, добрососедство, трудолюбие.
Иван и Мария были такими же трудолюбивыми людьми. Иван сам мастерил все деревянные вещи в доме, что-то делал на заказ. Мария пряла, ткала, шила. Их хозяйство считалось крепким. В семье рождались дети, которых с малых лет приучали к труду.
В то время жили единолично, но в каждой деревне был свой уполномоченный, к которому обращались с просьбами, за разъяснениями и новостями.
И вот грянули революция и гражданская война. Волна страха хлынула на крестьян: что будет дальше? Утром уполномоченный собрал народ и объявил, что царя больше нет, и теперь начнётся другая, новая жизнь.
И вскоре новая жизнь началась. Каждое крепкое крестьянское хозяйство посчитали кулацким. Раскулачили и семью Ивана Петухова: лошадь и корову увели в колхоз, забрали землю, оставив лишь участок для ведения домашнего хозяйства. Так создавался колхоз имени Энгельса. Людям пришлось приспосабливаться к новой жизни.
В семье Ивана и Марии подрастали дети. Землю в деревне делили «по едокам» (привёл в дом «едока» – земли прибавят), и как только первому сыну исполнилось 16 лет, его женили, но молодые прожили вместе всего две недели, и после их развода землю отобрали. Сына Алексея (моего деда – Алексея Ивановича Петухова, 1907 г. р.) женили в двадцатилетнем возрасте на девушке Анне, которая была старше его на четыре года.
Сначала молодожёны жили с родителями, а затем начали строить свою избу – в самом начале деревни, немного в стороне от других строений. Построили, причём без единого гвоздя, избу, большой двор с поветью для сена, баньку в конце огорода, постепенно обзавелись лошадью и коровой. В хозяйстве имелись прялка и ткацкий станок. Алексей Иванович, многое перенявший от отца, мастерил своими руками всё – от веретена до саней.
Время шло, подрастали дети, а их в семье было восемь. В то тяжёлое время коллективизации в деревнях стали появляться нищие, которые бежали от разорённых селений, разрушенных церквей. Их называли скитальцами.
В один из дней шёл по деревне скиталец, в каждой избе просился на ночлег, но везде получал отказ – семьи у всех большие, своих едоков хватает. Осталась последняя изба, стоящая в стороне. Он постучался, и его пустили, накормили, напоили, оставили переночевать, а утром ещё и сухарей с собой в дорогу положили. Скиталец поблагодарил хозяев – Анну и Алексея, перекрестился и ушёл. Одному Богу известно, кем он был – скитальцем или святым.
В 1930-е годы в Петухово насчитывалось до 70 дворов. В колхозе построили ферму для содержания скота, кузницу, мельницу. Поля засевали зерновыми культурами, поэтому в колхозе имелся свой гуменник для обмолота снопов. Была и сортировочная машина, которую вручную крутили женщины. После сортировки лучшее зерно сдавали государству, а то, что похуже, шло на корм скоту. Ещё сдавали государству мясо и молоко. На трудодни колхозникам выдавали зерно.
Алексея Ивановича в колхозе поставили работать кузнецом, а Анна Алексеевна работала на ферме.
В деревне Овчинниково, расположенной в четырёх километрах от Петухово, со временем открыли школу, туда дети ходили пешком. В деревне появились керосиновые лампы, и у учеников появилась возможность по вечерам читать и писать.
В 1938 году на северо-востоке Кировской области образовалось несколько спецпоселений под общим названием Вятлаг. Сюда стали ссылать осуждённых со всех концов страны, и много среди них было людей, просто неугодных власти да и ни в чём не повинных. Осенью того же года, когда все взрослые были в поле, вдруг всё кругом потемнело, подул сильный ветер. Жители Петухово подумали, что начинается гроза, но это была беда пострашнее: со стороны Вятлага на деревни Попонино и Петухово шёл верховой пожар. Люди спасались, кто где мог, прятались в банях, овощных ямах, реке. Пожар закончился, когда сменился ветер и пошёл дождь. От двух деревень остались только два дома да баня, но сохранился склад с зерном и колхозные дворы, где жил скот.
Пожар чудом обошёл избу Алексея Ивановича и Анны Алексеевны (не тот ли «скиталец» помог?). На другой день в деревне вновь началась новая жизнь. Жизнь после пожара. А пока люди ночевали в избе Петуховых – на полу, в сенях, на повети…
После пожара жители д. Попонино стали строиться в Петухово – по одну сторону улицы. И не успели деревенские жители отстроиться, как новая беда – война.
Мужчины ушли на фронт, в деревне остались старики, женщины, дети. Мой дед служил на передовой, но по болезни был переведён в тыл, перевозил с поля боя раненых. Позже из-за болезни его комиссовали совсем. Его братья Матвей и Всеволод с войны не вернулись.
Несмотря на трудности, в годы войны колхоз не развалился. Пахали, сеяли, убирали хлеба, сохранили поголовье скота. После победы не все мужики вернулись домой, некоторые пришли с войны инвалидами. Рабочей силы поубавилось, но деревня стояла. Молодые люди женились, оставались в родной деревне, работали в колхозе.
По соседству с дедом жили его родные братья с семьями, а далее – Дмитрий Андриянович Попонин, Егор Лукич Попонин с семьями, вдова Варвара Петухова с дочкой, Дмитрий Алексеевич Петухов (его семья жила в Петухово, а он работал председателем сельсовета в д. Овчинниково), Анна Михайловна Петухова, в доме которой часто собиралась на праздники молодёжь.
Главным летним праздником в деревне считали Петров день (12 июля), на который приглашали гостей из других деревень. К празднику обязательно готовили свежее пиво, брагу, резали барана, варили уху. Праздновали один вечер, пели, плясали, веселились от души, а наутро все вновь шли на работу.
В 1946 году, вскоре после Петрова дня, днём в избу Алексея Ивановича, постучав, вошли двое неизвестных мужчин. Дома были только две девочки: дочь Анна 13 лет и её двоюродная сестра Тамара 10 лет. Они поняли, что эти мужчины – беглые осуждённые из Вятлага, и пока пришельцы что-то спрашивали у Тамары, Анна незаметно выбежала из избы и побежала за мужиками. Мужики пришли с ружьями, закрыли беглецов в бане и охраняли их всю ночь, пока не приехали охранники и не увезли беглых из деревни.
В том же 1946 году каждому взрослому и подростку был отведён участок дороги, помеченный колышками. Этот участок необходимо было оканавить по обе стороны дороги, то есть копать канаву вручную, поднимая землю на дорогу, а земля на Петуховском волоке тяжёлая, глинистая. Так строили дорогу от Петухово через д. Рубеж на тракт Кай – Пушья – Бутино – Лойно.
В 1950-е годы деревни объединили, и центром стала деревня Лёзиб. Председатель объезжал на лошади вверенные ему деревни. Жизнь в Петухово легче не становилась. До четвёртого класса детей возили на лошади в школу д. Овчинниково, а с пятого класса они учились в с. Гидаево и жили там в интернате.
Женщины из Петухово ездили на работу в Овчинниково, где была ферма. Труд на ферме был очень тяжёлый. Воду носили с речки большими шайками, вручную пилили дрова, чтобы нагреть для скота воду в котлах, разносили сено – весь день на ферме. Вечером не всегда удавалось уехать домой на лошади, часто приходилось идти домой пешком за четыре километра. Зимой идёшь – и волки воют.
В деревне преобладал ручной труд. Летом траву косили конной косилкой, но в болотистых местах и неугодьях женщины косили вручную. У каждой был план – 30 соток, но некоторые старались перевыполнить норму и выкашивали до 90 соток за день. Косы-горбуши точил мой дед Алексей Иванович. Он садил на лошадь своего пятилетнего сына Виталия, привязывал, чтоб ребёнок не упал, и лошадь начинали водить по кругу, чтобы она крутила барабан, который приводил в движение точильный круг. Рано утром, к 7.00 надо было выточить до 30 кос, и так каждый день, пока не закончится сенокос.
В 1950-е годы колхозникам начали выплачивать зарплату деньгами. Деду за заточку одной косы платили 5 копеек, коногону – 3 копейки. Рабочие получали по 30 руб. в месяц. На производстве зарплата была значительно выше, чем в колхозе, и люди стали понемногу уезжать из деревни. К тому же, тем, кто пошёл на производство, выдавали паспорта, а колхозники этого документа не имели. И поехали деревенские жители в Лойно, Чус, Созимский, Рудничный – туда, где есть производство и школа для детей.
В 1960-е годы в колхозе им. Энгельса появился первый комбайн для уборки зерновых. На полях тогда выращивали рожь, ячмень, овёс, лён. Пробовали садить кукурузу, но она не вызревала. Развели уток, но и они себя не оправдали. В те годы в Петухово ещё насчитывалось до 60 дворов. Но школа, почта, медпункт, клуб, магазин были построены в Овчинниково.
В 1967 году колхоз им. Энгельса вошёл в состав совхоза «Минеевский». Зарплата повысилась до 50 руб. в месяц, люди стали жить получше. Появились деньги – появилась возможность что-то покупать в магазине, и мужчины начали понемногу выпивать (в магазине стали торговать вином).
В начале 1970-х совхоз имел комбайн, трактора, автомобиль ГАЗ-51, бензовоз. Зерно и корма с полей стали вывозить тракторами, поэтому поголовье лошадей сократили до 30 голов. Мужчины пересели на технику. Для содержания телят был построен новый двор на 200 голов, а другого скота в совхозе не было. Все полевые работы проводились при помощи шефов.
К началу 1980-х годов в д. Петухово осталось всего пять жилых домов. Резко сократились площади для посева зерновых культур, сенокосные угодья стали раздавать производственникам, лошадей уже не осталось. Всю технику перевели на центральную усадьбу – в д. Лёзиб.
С появлением в Гидаево и Минеево колоний-поселений поля лишь частично засевались зерновыми культурами, большая часть была отведена под сенокос – сено требовалось для скота, который принадлежал колониям.
В 1985 году деревню Петухово покинул последний житель – Егор Иванович Попонин. Несколько старых, покосившихся изб остались доживать свой век уже без хозяев. Никогда уже не будет новой жизни на земле наших дедов и прадедов, вместе с которыми умерла и деревня. Дорога, ведущая в Петухово, поросла бурьяном. Здесь тишина, такая тишина, что кажется – и не было той деревенской жизни.
Последний раз я была в Петухово летом 1976 года. Жизнь из деревеньки уже уходила: лишь стрёкот кузнечиков в траве да редкий лай собаки нарушали тишину. Возле деревни ещё колосилось поле ржи вперемешку с васильками. Изба моего деда уже покосилась, а сам он сидел на старой скамейке возле завалинки, сделал самокрутку и курил махорочку. Я смотела на его жилистые руки, обросшее бородой лицо и думала о том, какая же у него порой тяжёлая, порой страшная, но такая интересная жизнь…

Людмила Карпова, с. Лойно.[/quote]
Ответить

Фотография Татьяна Татьяна 02.03 2019

Здравствуйте!Спасибо за ваш труд.Мой дед Морозов Александр Егорович 1911г.р. и бабушка Морозова Анна Михайловна 1912г.р.(дев.фам.Казицына) являются последними жителями д.Нелысово.Дедушка умер в 1996...бабушку мои родители забрали к себе.Может есть у вас сведения и о моих предках?
Ответить

Фотография Зырянин Зырянин 22.05 2019

Здравствуйте!Спасибо за ваш труд.Мой дед Морозов Александр Егорович 1911г.р. и бабушка Морозова Анна Михайловна 1912г.р.(дев.фам.Казицына) являются последними жителями д.Нелысово.Дедушка умер в 1996...бабушку мои родители забрали к себе.Может есть у вас сведения и о моих предках?

Одно могу сказать точно. На дореволюционных картах там значилась еще деревня Морозово, и все в этой деревне носили фамилию Морозовых. Все окрестные Морозовы были выходцами из этой деревни. Думаю, что и Ваш дед не исключение.
Вот данные по этой деревне:
https://rodnaya-vyatka.ru/places/81850
Другое название - Падеринская или Тихоновская. По состоянию на 1891 год в деревне проживало 10 семей Морозовых, и все жители деревни носили эту фамилию.
Сообщение отредактировал Зырянин: 22.05.2019 - 00:48 AM
Ответить