←  Позднее Средневековье, или эпоха Возрождения

Исторический форум: история России, всемирная история

»

Филипп II Испанский

Фотография Surrey Surrey 18.10 2010

filipp.jpg Внешняя политика и войны Филиппа неоднократно истощали финансовые ресурсы его стран. При этом следует иметь в виду, что в наследованных от Карла V странах Филипп II создал чрезвычайно дорогостоящую военную инфраструктуру, призванную стратегически объединить на долгий срок отдельные части империи. Четырежды — в 1557, 1560, 1575 и 1596 годах — Филипп II был вынужден объявлять о неплатежеспособности государства. Истощение финансов представляется тем более драматичным при небывалом росте доходов во время правления Филиппа, которые, впрочем, так и не сравнялись с расходами. Экономика Испании, опиравшаяся главным образом на сельское хозяйство и производство, равно как и на торговлю шерстью и текстилем, хотя и переживала в результате роста населения в середине XVI века значительный подъем, все же попала в восьмидесятых годах в затяжной кризис. Испанская экономика была не в состоянии одна нести на своих плечах имперскую политику. Поэтому важность приобретали ресурсы итальянских и нидерландских владений и прежде всего ввозимые из Америки благородные металлы. Без этого архиважного финансового источника, поступления из которого Филипп сумел значительно увеличить, политические успехи короля до восьмидесятых годов просто немыслимы.

В общей сложности ввозимые благородные металлы дали ему примерно 65 миллионов дукатов, причем в конце правления он получал в год в двенадцать раз больше, чем в начале. Источником дополнительных нерегулярных доходов являлась также продажа должностей, главным образом на местном уровне, равно как и торговля дворянскими титулами. Регулярный годовой доход возрос приблизительно с 3 миллионов дукатов в 1559 году до более чем 10 миллионов дукатов в 1598 году. Налоговое бремя на среднего кастильского налогоплательщика за это время увеличилось примерно на 430 процентов. Огромные денежные суммы, поглощаемые политикой Филиппа, неоднократно расходовались за пределами Испании или попадали в карманы иностранных торговцев и банкиров. Попытки добиться в конце концов средне- и долгосрочного как экономически, так и общественно выгодного для Испании увеличения государственных источников доходов неоднократно стояли в центре повседневных государственных забот короля и часто непосредственно воздействовали на актуальные внутри- и внешнеполитические решения Филиппа.

Как и во внешней политике, сфера внутриполитических проблем тесно переплеталась с религиозно-церковными и культовыми интересами. С начала правления Филипп развил активную деятельность против всех, попавших под подозрение, будь то лютеране или реформисты. Еще отец наставлял его, как во всей Европе середины столетия ослабить старания по примирению сторонников старой веры с реформистами и навязать соответственно собственное вероисповедание подданным нового поколения правителей на их территориях. Испанская Инквизиция с 15 трибуналами была важнейшим средством сохранения католицизма, исключительность которого в Испании никогда серьезно не оспаривалась. Роль этого института в судьбе Испании Филиппа II зачастую переоценивается, и уж совершенно неоправданно здесь сравнение с аппаратами тотальных репрессий, возникшими в XX веке. Но, несомненно, деятельность Инквизиции оказала длительное воздействие на интеллектуальный климат в стране.

Когда в 1559 году Филипп вернулся в Испанию, непосредственно вслед за этим в Вальядолиде и Севилье были разоблачены небольшие группы лютеран, которые предстали перед трибуналом Инквизиции и были приговорены к смерти. Сам Филипп принимал участие в их казни в Вальядолиде. В дальнейшем Инквизицию не останавливали порой ни епископский сан обвиняемых, ни профессорское звание в знаменитом университете. Важнейшие литературные произведения Луиса де Лиона возникли как раз во время его пятилетнего заточения в шестидесятые годы; профессору, в отличие от многих, посчастливилось вернуться на кафедру в Саламанке. Вскоре Филипп запретит посещение иноземных университетов, равно как и выезд заграницу вообще. На тех же, кто вслед за Карлом V или благодаря разнообразным международным экономическим контактам приезжал в Испанию, начнут поглядывать с растущим недоверием. Станет жестче цензура, в первую очередь в отношении ввозимых книг. И пока внешняя политика Филиппа развивала небывалую интернациональную деятельность из раздутого опасения, что внешние контакты подорвут основы католицизма и внутреннюю стабильность, страна замыкалась в себе сильнее, чем при Карле V. И все же культурные веяния пробивались из Нидерландов и особенно из Италии. Вместе с интеллектуальными стимулами, появившимися благодаря освоению Нового Света и великодержавному статусу Испании, они оказывали длительное влияние на испанскую культурную и духовную жизнь при Филиппе II.

Университет Саламанки получил мировое признание. Наступил «золотой век» («Siglo de Ого») испанской литературы и живописи, и не в последнюю очередь благодаря заказам мадридского двора, грандов и церкви. В полотнах Эль Греко, выходца с острова Крит, через Венецию и Рим пришедшего в Испанию и с 1577 года обосновавшегося в Толедо, нашли отражение многие черты духовной среды Испании времен Филиппа II.
Энергичное выступление Филиппа против реформистов трудно понять вне контекста международной борьбы с протестантами в Империи, Англии и Франции. Филипп опасался налаживания связей между внешнеполитическими противниками и связанными с ними группами внутри страны. Это в особенности относится к обоим обширнейшим внутренним конфликтам, которые Филиппу пришлось преодолеть: восстанию морисков в Гранаде в 1568-1571 годах и бунту арагонцев в 1590-1592 годах. Корни этих конфликтов были совершенно различными, однако в реакции Филиппа сказывались опасения, что мориски могли так же сотрудничать с надвигающимися турками, а арагонцы — с протестантами во Франции и Нидерландами. Морисками называли арабов, которые в количестве примерно 300 000 человек осели в Испании после завершения Реконкисты и завоевания Гранады в 1492 году и которые с большим трудом поддавались обращению в христианство.

По мере того как в пятидесятых и шестидесятых годах турки все дальше продвигались в Средиземноморье и Северную Африку и учащались их набеги на андалузское побережье, у Филиппа усиливалось опасение, что при содействии морисков османская угроза может распространиться на Испанию. Следствием стали еще более жесткие репрессивные меры, которые в конце концов в 1568 году вызвали открытое восстание морисков. Два года длилась гражданская война, пока солдаты Филиппа под началом его сводного брата дона Хуана Австрийского не положили ей конец. Теперь лишь 50 000 морискам Филипп позволил остаться; их распределили по Старой и Новой Кастилии, а также в Эстремадуре. Разумеется, напряженность в отношениях с этим национальным меньшинством (морисками) устранить не удалось, хотя политическая угроза была ликвидирована. Турки, которые воспользовались кризисом в Испании, чтобы захватить Тунис (1570), в последующем году были разбиты у Лепанто.
Как и в нидерландском кризисе, так и в арагонской политике Филиппа порой можно различить неадекватную оценку традиционных сословных региональных сил. Арагонский кризис пришелся на последнее десятилетие правления Филиппа, и его можно понять лишь в контексте особых прав и свобод арагонской короны, которые тщательно берегло арагонское дворянство и соблюдать которые Филипп, впрочем, поклялся в 1563 году. Но когда в 1588 году, вопреки традициям, он назначил вице-королем Арагона кастильца, арагонцы усмотрели в этом нарушение своих прав. Вскоре после этого Филипп II снова пошел против арагонских свобод, когда его бывший арестованный по обвинению в растрате секретарь Антонио Перес сбежал в Сарагосу, чтобы предстать перед Верховным судом Арагона, так как его отец был арагонцем.

Обнародовав секретные государственные документы в расчете на защиту арагонской юрисдикции, беглец тем самым спровоцировал кастильскую центральную власть. В Мадриде испугались, что Арагон может стать еще одним очагом беспорядков, как и Нидерланды. Филипп приказал Инквизиции предъявить Пересу обвинение и вывести его из-под арагонской юрисдикции. Это послужило сигналом к массовым беспорядкам, в ходе которых был смертельно ранен вице-король Арагона. В итоге войска Филиппа вошли в Сарагосу. Зачинщики бунта, среди которых был член арагонского Верховного суда, были казнены. Но Антонио Пересу удалось скрыться во Франции, где он стал козырем направленной против Филиппа пропаганды. Теперь король пытался по возможности погасить конфликт; бывшие под властью арагонской короны валенсийцы и каталонцы и без того сохраняли спокойствие. Поэтому в 1592 г. Филипп объехал Арагон, хотя, как и вопрос с морисками, арагонская проблема, по сути, осталась нерешенной. Напряженность между бюрократическим, кастильским по духу центральным государством и традиционными региональными государственными правами, прежде всего в Арагоне, долго оставалась главной проблемой испанской истории.

www.world-history.ru
Ответить

Фотография Злодей Злодей 29.11 2010

Огромное спасибо за статью, действительно было очень интересно получить столь полную информацию о правлении Филипа 2-ого!
Ответить

Фотография Бероэс Бероэс 14.12 2010

Филипп Второй был безусловно очень способным правителем и возглавлял самую богатую и могушественную державу в Европе.
Не будь он таким медноголовым фанатиком, то сумел бы (прямо или косвенно) подчинить своей власти всю Западную Европу как это впоследствии сделал Людовик Четырнадцатый. Но одержимый навязчивой идеей "уничтожить протестантскую ересь" он просадил всю испанскую казну многолетней войной в Нидерландах и в конце-концов необратимо подорвал могущество Испании.

P.S.
А я, кстати, в школьной пьесе "Тиль Уленшпигель" Филиппа Второго играл. Ещё помню фразу оттуда "Герцог Альба ! Если не сможешь покорить Голландию, то сотри её с лица земли !"
Сообщение отредактировал Бероэс: 14.12.2010 - 22:05 PM
Ответить

Фотография Surrey Surrey 25.02 2011

то сумел бы (прямо или косвенно) подчинить своей власти всю Западную Европу


Вот как раз косвенно у него это и получалось... Как только захотел большего - сразу последовали поражения и к концу жизни Филиппа бедность Испании.
Ответить

Фотография tamazss tamazss 11.02 2012

Филипп Второй был безусловно очень способным правителем и возглавлял самую богатую и могушественную державу в Европе.
Не будь он таким медноголовым фанатиком, то сумел бы (прямо или косвенно) подчинить своей власти всю Западную Европу как это впоследствии сделал Людовик Четырнадцатый. Но одержимый навязчивой идеей "уничтожить протестантскую ересь" он просадил всю испанскую казну многолетней войной в Нидерландах и в конце-концов необратимо подорвал могущество Испании.

P.S.
А я, кстати, в школьной пьесе "Тиль Уленшпигель" Филиппа Второго играл. Ещё помню фразу оттуда "Герцог Альба ! Если не сможешь покорить Голландию, то сотри её с лица земли !"

это не он один был медноголовым а вся ипания была настроенна фанатична и яростна против врагов католической церкви и даже не желая воевать вят ли он смог бы унять весь народ
Ответить

Фотография Кызылдур Кызылдур 11.02 2012

На самом деле причина упадка Испании не в "медноголовости" её короля, а в девальвации золота из-за его притока из колоний, что фактически повлекло за собой неконкурентоспособность испанской экономики. Кстати маленький но любопытный оффтопик - это была не первая масштабная девальвация в Испании, так что испанцы могли бы это предвидеть. Калиф Омейядов Абд аль-Рахман III на пике военной мощи, владея невообразимыми богатствами, по словам современников, был первым, кто провел денежную девальвацию, предположительно чтобы справиться с ростом расходов на военные нужды. И тогда в Испанию тоже потоком текло золото - из подвластной Омейядам Ифрикии. Именно с воцарением Фатимидов в Кайруане и прекращением золотого дождя из Ифрикии связывают ослабление Кордовского халифата при наследниках великого хаджиба Ал-Манзора.
Ответить

Фотография Болингброк Болингброк 12.02 2012

На самом деле причина упадка Испании не в "медноголовости" её короля, а в девальвации золота из-за его притока из колоний, что фактически повлекло за собой неконкурентоспособность испанской экономики.

Именно так! Слишком много золота оказалось тоже плохо. Сомнительно по этому что мечта Филиппа о мировой гегемонии,могла бы осуществиться, при больной экономике . Хотя в любом случае для Испании был бы выгоден более гибкий и менее упёртый правитель.
Ответить

Фотография Бероэс Бероэс 16.03 2012

При Филиппе Втором в Испанию поставлялось гораздо меньше золота, чем при Карле Пятом до нитки ограбившем империю инков.
Другое дело серебро

Но и тут ничего не мешало для стабилизации экономики попросту уменьшить его добычу-или даже временно прекратить его.

А "медноголовым" Филипп был далеко не во всём, но только в религиозных вопросах, что оказало роковое влияние на его внешнюю политику.

это не он один был медноголовым а вся ипания была настроенна фанатична и яростна против врагов католической церкви и даже не желая воевать вят ли он смог бы унять весь народ


Филипп был абсолютистским монархом с неограниченной властью и никакой народ ни к чему ни мог его заставить.
Английский народ (или по крайней мере рыцарство) желал продолжения Столетней войны, но Ричард Второй предпочёл воевать с Шотландией. Хотя власти у него было гораздо меньше чем у Филиппа.
Сообщение отредактировал Бероэс: 16.03.2012 - 14:43 PM
Ответить

Фотография Ученый Ученый 28.09 2012

Именно так! Слишком много золота оказалось тоже плохо. Сомнительно по этому что мечта Филиппа о мировой гегемонии,могла бы осуществиться, при больной экономике . Хотя в любом случае для Испании был бы выгоден более гибкий и менее упёртый правитель.

Причина упадка Испании та же, что и у всех "универсальных" монархий - она была чересчур большой. Чем больше "расширяется" одна из мировых держав, тем большее сопротивление ей оказывают, а как только она слабеет, соседи набрасываются на нее с целью "отнять и поделить". Испанию правда была такой большой что "делили" ей аж до 20 века.
Ответить

Фотография Ученый Ученый 29.09 2012

"Герцог Альба ! Если не сможешь покорить Голландию, то сотри её с лица земли !"

Мы привыкли к точке зрения Тиля Уленшпигеля и Дон Карлоса -злодей Альба мучает беззащитных голладнских протестантов. Голландия в 17 веке была морской и торговой супердержавой, контролировавшей чуть ли не всю мировую торговлю. Филипп II заслуживает уважения как "идейный" монарх, который на "кровные испанские" деньги финансировал всю европейскую контрреформацию. Шел сложный исторический процесс, кому то нужно было защищать и католиков.
Ответить

Фотография Бероэс Бероэс 30.09 2012

Мы привыкли к точке зрения Тиля Уленшпигеля и Дон Карлоса -злодей Альба мучает беззащитных голладнских протестантов. Голландия в 17 веке была морской и торговой супердержавой, контролировавшей чуть ли не всю мировую торговлю. Филипп II заслуживает уважения как "идейный" монарх, который на "кровные испанские" деньги финансировал всю европейскую контрреформацию. Шел сложный исторический процесс, кому то нужно было защищать и католиков.


Во-первых речь идёт о 16 веке, а не семнадцатом.
А во-вторых Филипп, при всех своих государственных способностях, был в принципе свирепым фанатиком по отношению к кому угодно.
Вспомните про морисков и конверсов
Неужели Филиппу нужно было от них испанских католиков защищать ?
Они хотели только, чтобы их самих в покое оставили ...
Ответить

Фотография Ученый Ученый 30.09 2012

Во-первых речь идёт о 16 веке, а не семнадцатом.
А во-вторых Филипп, при всех своих государственных способностях, был в принципе свирепым фанатиком по отношению к кому угодно.
Вспомните про морисков и конверсов
Неужели Филиппу нужно было от них испанских католиков защищать ?
Они хотели только, чтобы их самих в покое оставили ...

Мне протестанты вообще больше нравяся чем католики, а уж Филипп II и испанская инквизици и подавно не внушают симпатий. Я имел в виду, что Филипп II не создал испанскую империю (и испанскую инквизицию), их создали Фердинанд и Изабелла.
У Филиппа был выбор - защищать империю или капитулировать. Под религиозной окраской войн, которые вели Испания, Франция, Нидерланды и Англия скрывался передел мировой торговли и не всегда католики нападали, а протестанты защищались. Нельзя оправдать жестокость Торквемады и его последователей, но можно вспомнить как Генрих VIII уничтожал католиков, а "тишайший" Алексей Михайлович жег в срубах раскольников. Филипп II был не только национальным лидером, но признанным руководителем католической Европы (хотя не был императором как его отец). Для политика это достижение.
Ответить

Фотография Ярослав Стебко Ярослав Стебко 01.10 2012

Мы привыкли к точке зрения Тиля Уленшпигеля и Дон Карлоса -злодей Альба мучает беззащитных голладнских протестантов. Голландия в 17 веке была морской и торговой супердержавой, контролировавшей чуть ли не всю мировую торговлю. Филипп II заслуживает уважения как "идейный" монарх, который на "кровные испанские" деньги финансировал всю европейскую контрреформацию. Шел сложный исторический процесс, кому то нужно было защищать и католиков.

А ещё Голландия, вас правильно поправили, была мировым борделем, как и сейчас, так что свирепое отношение могло быть и в этом. Я в этом конфликте никого не поддерживаю, обе стороны хороши, но соглашусь с вами что всё время выставляют кровопивцами католиков, хотя протестанты ну ничем не лучше.
Ответить

Фотография Ученый Ученый 01.10 2012

А ещё Голландия, вас правильно поправили, была мировым борделем, как и сейчас, так что свирепое отношение могло быть и в этом. Я в этом конфликте никого не поддерживаю, обе стороны хороши, но соглашусь с вами что всё время выставляют кровопивцами католиков, хотя протестанты ну ничем не лучше.

Просто люди средневековья были совсем не такие как мы. Для испанцев инквизиция ХVI века была вполне нормальным явлением. Ее оправдывали тем, что на иберийском полуострове не было релгиозных войн, которые свирепствовали во всей остальной Европе. И действительно "войны за веру" наверняка унесли больше жизней чем испанская инквизиция. Просто как личность садист Торквемада или Филипп II и правда менее симпатичны чем Генрих IV или Кромвель.
Ответить

Фотография Бероэс Бероэс 01.10 2012

Во-первых, в начале Восьмидеситилетней войны
большинство голландцев (кстати, многие из них были католиками) вовсе не хотели отделения от Испании, а "Акт об отречении" был обьявлен только через 13 лет (!) после начала боевых действий.
Единственное, что требовалось от Филиппа для поддержания мира и спокойствия в Нидерландах было уважать автономию Семнадцати Провинций и кое-как терпеть протестантизм там, подобно тому, как Елизавета терпела католицизм в Англии.
Но он (при всех своих государственных способностях) оказался медноголовым фанатиком.
"Посеявший ветер пожмёт бурю"...

Во-вторых я не понимаю, почему фанатизм Алексея Михайловича или (скажем) Фердинанда и Изабеллы умаляет фанатизм Филипа Второго?
Это всё равно, что (к примеру) умалять преступления хорватских фашистов (слыхали про Ясеновац ?) зверствами их словацких или венгерских "коллег".
В конце-концов все фашисты "были не такие как мы"

В-третьих

У Филиппа был выбор - защищать империю или капитулировать


Повторяю вопрос

Вспомните про морисков и конверсов
Неужели Филиппу нужно было от них испанских католиков защищать ?
Они хотели только, чтобы их самих в покое оставили ...


В-четвёртых повторяю, что

Филипп Второй был безусловно очень способным правителем и возглавлял самую богатую и могушественную державу в Европе.
Не будь он таким медноголовым фанатиком, то сумел бы (прямо или косвенно) подчинить своей власти всю Западную Европу как это впоследствии сделал Людовик Четырнадцатый. Но одержимый навязчивой идеей "уничтожить протестантскую ересь" он просадил всю испанскую казну многолетней войной в Нидерландах и в конце-концов необратимо подорвал могущество Испании.


Сообщение отредактировал Бероэс: 01.10.2012 - 15:37 PM
Ответить

Фотография тохта тохта 14.12 2012

Не уверен, что Филиппа можно считать успешным монархом.
Не считая присоединения Португалии, в чем его заслуги не слишком велики,
он нигде не добился успеха.
Его лидерство в Европе было связанно скорее с ослаблением из-за гражданских
войн во Франции.
Относительно Нидерландов- остается спорным вопрос, сумел ли он удержаться там, поскольку даже католические провинции хотели максимальной автономии.
Но несомненно неумение сосредоточить все усилия на одном направлении, будь то Северное море или Средиземное, резко осталбляли страну.
Во внутренней политике Филипп предстает как решительный суверен, настаивающий на централизации.
Но он не сумел создать достаточно серьезных институтов своей власти, кроме центральной бюрократии в советах.
На местах его власть была слаба, в том числе и из за продаж должностей.
Результат его правления- сохранения почти полностью автономии Арагона и добавления автономии Португалии,
(хотя скорее иберийский сепаратизм надо было давить, а не нидерландский), разорение промышленности и торговли.
В военном плане полное неумение воспользоваться плодами побед и сосредоточить усилия на одном направлении.
Ответить

Фотография Стефан Стефан 26.12 2015

«Осторожный король»

Эпоха Филиппа II (1556–1598) – не просто важный этап в истории Испании и ее владений. С его долгим правлением так или иначе связаны едва ли не все наиболее известные события в истории Западной Европы второй половины XVI в.

Единственный законный сын Карла V, Филипп родился в Вальядолиде в 1527 г. Он получил хорошее для государя той эпохи образование и всегда отличался широкими интересами, что помогло ему стать одним из самых значительных меценатов своего времени. Однако в его образовании был изъян: его не учили современным иностранным языкам, и в результате, хотя он читал на нескольких языках, но говорил только на родном испанском. Для правителя столь огромной и разноязыкой державы это был существенный недостаток.

В 1543 г., когда ему было 16 лет, Филипп женился, а в 18 уже стал вдовцом: жена, Мария Португальская, умерла через четыре дня после рождения первенца – дона Карлоса. Судьба сына оказалась трагичной: он вырос без матери, а с 1548 г. долгое время не видел и отца: Филипп в те годы находился за пределами Испании. Это, видимо, усугубило имевшиеся у принца психические отклонения; к тому же он отличался крайне слабым здоровьем. Филипп не мог не сомневаться, способен ли будет Карлос управлять огромной державой, которую ему предстояло унаследовать, а это, в свою очередь, вело к дальнейшему ухудшению отношений между отцом и сыном. Раннюю смерть дона Карлоса в 1568 г. враги Филиппа пытались представить как убийство, совершенное по приказу короля; среди современных историков по этому вопросу имеются разные точки зрения. Спустя более чем два века после смерти несчастный принц получил широкую известность благодаря трагедии Шиллера, однако ее романтический герой имел весьма мало общего с реальным доном Карлосом.

Еще при жизни отца Филипп приобрел немалый политический опыт, в отсутствие Карла V управляя Испанией. В 1548–1551 гг. принц совершил поездку по Западной Европе, побывал в Италии, Германии и Нидерландах, познакомился со своими будущими подданными и, в свою очередь, был им представлен. Во время пребывания в Германии он присутствовал на заседаниях рейхстага и познакомился со своим дядей Фердинандом, который вскоре стал преемником Карла V на императорском троне. Он лично знал своих будущих врагов – Елизавету Английскую и Вильгельма Оранского.

Второй брак Филиппа с английской королевой Марией Тюдор в 1554 г. рассматривался во всей Европе как редкая удача Габсбургов, позволявшая использовать ресурсы Англии в тяжелейшей борьбе с Францией. Однако особых надежд на объединение в будущем двух королевств никто не питал: Марии было уже под 40, и шансов на рождение законного наследника оставалось немного. Со смертью Марии Тюдор в 1558 г. хрупкое испанское влияние на острове окончилось. Попытки Филиппа сохранить его посредством сватовства к новой королеве, Елизавете I Тюдор, успехом не увенчались.

В 1555–1556 гг. Филипп, к тому времени уже опытный государственный деятель, в результате отречения отца унаследовал испанские королевства с необозримыми заокеанскими владениями, бoльшую часть Италии и Нидерланды. Всю эту совокупность владений историки вслед за современниками называют Испанской монархией. Территория нынешней Испании составляла ее ядро, но говорить о том, что все остальные земли являлись владениями Испании, некорректно по двум причинам. Во-первых, Испании как королевства (и, соответственно, официального титула короля Испании) еще не существовало: были королевства Кастилия, Арагон, Наварра и другие, каждое из них обладало собственными законами, привилегиями, органами управления и т.д. Объединяла их главным образом фигура общего правителя, который официально именовался королем Кастилии, Арагона, Валенсии и т.д. По этой причине использовать применительно к XVI–XVII вв. историко-географическое понятие «Испания» для обозначения государства можно лишь очень условно, хотя современники Филиппа II неофициально называли его чаще всего именно королем Испании. Во-вторых, если территории в Италии были завоеваны Арагоном, а американские колонии – Кастилией, то Нидерланды, Франш-Конте и Шароле («бургундское наследство») были унаследованы Карлом V наравне с испанскими королевствами и потому являлись владениями не Испании, а династии Габсбургов. Лишь в начале XVIII в., по итогам Войны за испанское наследство и в результате реформ пришедшей к власти династии Бурбонов, Испанская монархия перестала существовать, и появилось королевство Испания.

Унаследовавший множество разнородных владений Филипп, в отличие от своего отца, был испанцем по рождению и языку, видел в Испании центр своей державы и, вернувшись туда в 1559 г. после долгого отсутствия, с тех пор покинул ее только один раз, в 1581 г. – чтобы вступить во владение Португалией. На всем протяжении его долгого царствования главным для него было достойно управлять отцовским наследием. Он отличался глубокой религиозностью; стремясь сохранить в своих владениях католицизм и избежать распространения Реформации, покровительствовал инквизиции, преследовал морисков, подозреваемых в тайной приверженности исламу.

Филипп II унаследовал страну объединенную, но далеко еще не централизованную. Каждая провинция обладала своими законами, привилегиями и традициями управления. Темпы и характер экономического развития отдельных областей также различались, и нередко экономика пограничных провинций больше связывала их с соседними странами, чем с соседними областями Испании. Большинство подданных Филиппа были убеждены, что налоговые поступления из их провинции не должны покидать ее пределов и тратиться на нужды всего королевства. Лишь в Кастилии власть короля могла считаться относительно более прочной, но и там ее ограничивали и привилегии отдельных областей, и претензии грандов на полную независимость в своих владениях. Филипп достаточно быстро обуздал аристократическую вольницу, и именно в его правление аристократам относительно редко удавалось избежать наказания за совершенные тяжкие преступления. Самые могущественные гранды не могли безнаказанно преступить королевскую волю. Герцог Альба, одержавший столь блестящие победы на службе у Карла V и у самого Филиппа, попал в опалу, когда пошел против воли монарха в вопросе о женитьбе своего сына и наследника.

Король укрепил аппарат управления, несколько упорядочил законодательство («Новый свод законов» 1567 г.) и в идеале стремился к унификации своих владений, однако в этом отношении он был связан по рукам и ногам, поскольку не во власти монарха было отменять вольности и привилегии отдельных провинций, сословий и корпораций. Лишь восстание в Арагоне в 1591 г., угрожавшее безопасности страны, вынудило его ввести туда войска и несколько ограничить арагонские вольности. Однако и после этого, вплоть до начала XVIII в., Арагон был менее централизован, чем Кастилия.

В Испанской Америке на смену грандиозным завоеваниям эпохи Карла V приходят консолидация и упрочение испанской власти. Именно при Филиппе II мореплавателям удалось найти удобные маршруты для пересечения Тихого океана не только в западном, но и в восточном направлении. Появление галеонов из Манилы у берегов Мексики стало важнейшим свидетельством формирования мировой экономики.

В 1561 г. Испания обрела постоянную столицу – Мадрид. До этого королевский двор перемещался из города в город, чаще всего останавливаясь в Вальядолиде и Толедо. Толедо исторически был важнейшим центром Испании, но он был и церковным центром, здесь находилась резиденция примаса Испании архиепископа Толедо, а Филипп хотел избежать столь близкого соседства с высшей духовной властью. В то же время нужды управления требовали установления постоянной резиденции короля и правительственных органов. Выбор монарха пал на Мадрид. По меркам Испании того времени, это был средний город, и не только с точки зрения численности населения. Он не был ни портовым, ни церковным, ни университетским центром. Но у него были и преимущества. Во-первых, к тому времени уже несколько столетий монархи регулярно останавливались в Мадриде, поскольку рядом с ним находились великолепные охотничьи угодья. Во-вторых, в связи с частыми приездами монархов в городе имелся довольно вместительный и заново обустроенный при Карле V замок-дворец Алькасар. Город находился в самом центре страны, и в нем в изобилии имелась хорошая питьевая вода. Таковы был, видимо, основные причины выбора Филиппа II в пользу Мадрида. Объективно расположение новой столицы оказалось удачным компромиссом между прежде преобладавшим, но в XVI в. постепенно терявшим прежнее значение севером Испании и бурно развивавшимся югом.

 

4a1a6f09fcc7.jpg

 

Серьезнейшей проблемой управления Испанской монархией были огромные расстояния, отделявшие ее центр от окраин, и нехватка информации даже об испанских территориях и их населении, не говоря уже о более отдаленных. На то, чтобы самая срочная депеша из Мадрида достигла столицы испанских владений в Нидерландах – Брюсселя, требовалось не менее двух недель, а в Мехико вести из Испании прибывали в лучшем случае спустя три месяца. К моменту получения из Мадрида ответа на запрос ситуация, как правило, успевала измениться и требовала иных решений.

Филипп II прекрасно понимал важность науки и техники для функционирования государства, он покровительствовал многим инженерам, картографам, медикам; по его указанию в Мадриде была создана Математическая академия. Столкнувшись с серьезными проблемами в делах управления, он нуждался для их решения в том числе и в помощи ученых, многие из которых охотно становились на службу его политике.

 

f745bb25a4b0.jpg

 

Король в своем кабинете

Филипп II всегда глубоко осознавал свою ответственность как правителя; бóльшую часть его жизни неизменно занимала работа, и как государственный деятель он отличался редкой работоспособностью. Он установил полный контроль над делами управления и ни одному из своих секретарей или фаворитов не доверял до конца. Он успевал вникать в такое фантастическое количество самых разных деловых бумаг со всех концов своей необъятной империи, что получил прозвище «бумажного короля». Филипп предпочитал не посещать заседания органов управления, а получать о них от секретарей информацию в письменном виде. Однако сэкономленное таким образом время монарх часто тратил на относительно второстепенные дела, в то время как самые важные вопросы подолгу ждали своей очереди. Принимая решения, король стремился взвесить все за и против; он выслушивал советников и обычно присоединялся к мнению большинства. Отсюда еще одно его прозвище – «осторожный король» (el rey prudente).

Филиппа II часто критиковали за медлительность, а один из его доверенных людей, будучи тогда вице-королем Неаполя, однажды язвительно заметил, что если бы он знал, что смерть придет к нему из Испании, то мог бы рассчитывать на весьма долгую жизнь. Чрезмерная осторожность монарха, желание лично контролировать все пружины власти, недоверие к ярким талантам и готовность полагаться на исполнительных, но подчас недалеких помощников нередко оборачивались неудачными назначениями на должности. Так, командующим флотом, направлявшимся против Англии, был назначен герцог Медина Сидония, формально соответствовавший этой должности (поскольку отличался знатностью рода и носил наследственный адмиральский титул), но совершенно для нее не подходивший по причине неопытности в морских делах.

 

В деятельности ученых, находившихся на службе у Филиппа II, можно выделить несколько направлений. Во-первых, это измерение и описание пространства империи, необходимые для полноценного контроля над ней. По приказу Филиппа с беспрецедентным для Европы того времени размахом делались подробные карты всех регионов Испании и всех ее владений, составлялись планы и рисовались виды городов. Так, в 60-е годы по поручению Филиппа II Антон ван ден Вейнгарде, превосходный рисовальщик из Нидерландов, создал более 60 зарисовок испанских городов, отличавшихся редкой точностью деталей. Параллельно осуществлялся столь же беспрецедентный проект подробного историко-географического описания Испанской монархии на основе сочетания географических и даже геодезических работ с анкетным опросом жителей всех ее населенных пунктов (так называемые Географические донесения). К этому проекту короля подталкивали потребности управления, но он имел и очевидную гуманитарную составляющую: благодаря ему собирались материалы для масштабной и всесторонней истории Испании. Почва для него была подготовлена разработками испанских космографов и историков первой половины и середины XVI в., от Фернандо Колумба и Педро де Медина до Хуана Паэса де Кастро. Паэс де Кастро составил первоначальный вариант анкеты, а еще один знаменитый историк, Амбросио де Моралес, активно участвовал в ее окончательном редактировании. Анкета включала, наряду с другими, вопросы по топонимике, археологии, истории, церковным памятникам. Сохранившиеся ответы, относящиеся главным образом к Новой Кастилии, а также к Мексике и Перу, являются уникальным источником по истории Испании и Испанской Америки.

Во-вторых, это стремление, познав природу, и ее поставить на службу монархии. В 1571–1577 гг. по инициативе Филиппа II была организована первая в истории научная экспедиция в Америку под руководством Ф. Эрнандеса, имевшая целью описать природу Мексики, особенно лекарственные растения.

В-третьих, это попытка взять под контроль и прошлое, создав официальную историю Испанской монархии и ее составных частей (труды А. де Моралес, Х. де Сурита и др. историков).

 

c1c7d4a6e5b2.jpg

 

Наконец, это создание масштабных трудов в религиозно церковной сфере, наиболее знаменитым из которых стала «Королевская Библия». Ее появление стало возможным в результате расцвета библеистики под влиянием ренессансного гуманизма и развивавшихся научных методов работы с текстом. К тому времени «Многоязычная Библия», изданная в начале XVI в., уже не вполне отвечала уровню развития библеистики и к тому же стала библиографической редкостью. «Королевская Библия» была отпечатана в 1569–1572 гг. в Антверпене в знаменитой типографии Плантена – одной из лучших в Европе. Она содержала параллельные тексты на еврейском, арамейском, сирийском, греческом и латинском языках. Инициатором и покровителем этого издания выступил сам Филипп II, а научное руководство осуществлял испанский гуманист Бенито Ариас Монтано. Из восьми томов издания пять содержали параллельные тексты Библии; остальные тома включали соответствующие грамматики и словари, индексы, а также комментарии и трактаты, необходимые для правильного понимания Библии (язык жестов, топография Святой земли и др.). Помимо текста Вульгаты в издании был представлен новый латинский перевод. Королевская Библия стала подлинным шедевром не только гуманистической библеистики, но и типографского искусства.

 

Филипп II и Церковь

Как и его отец, Филипп II был глубоко религиозным человеком, и долг перед Богом, как он его понимал, всегда определял важнейшие из его решений, в которых религиозное и политическое составляют нерасторжимое единство. Он не был фанатиком, но всегда свято чтил заветы отца, который призывал покровительствовать католической церкви и бороться с ересями; он одобрял деятельность инквизиции и не раз присутствовал на аутодафе. В сочетании со статусом правителя самой могущественной державы Западной Европы всё это неизбежно ставило его во главе европейской Контрреформации. Филипп не пытался вмешиваться в межконфессиональную борьбу в Германии и умел ладить с протестантскими государями Скандинавии, с которыми у него не было острых политических противоречий. Но у себя дома король был нетерпим к сторонникам Реформации, и у него были для этого не только религиозные основания: всё, что он знал о «ересях», убеждало в том, что Реформация всегда порождает кровавые конфликты.

На глазах у юного Филиппа Испания пережила расцвет и разгром эразмианства, а в самом начале его правления в стране активизировались лютеране. До 1550-х годов на Пиренейском полуострове почти не было последователей Лютера, или же они, опасаясь репрессий, скрывали свои взгляды. Лишь некоторые испанцы, обучавшиеся в университетах других стран, примыкали к лютеранам. Наиболее известным из них был Франсиско де Энсинас, друг Филиппа Меланхтона и автор перевода Нового Завета на кастельяно (1543 г.).

Однако во второй половине 50-х годов тайные кружки сторонников Реформации появились и в Испании. Так, группа монахов иеронимитского монастыря Сан Исидро дель Кампо близ Севильи планировала бежать из Испании и воссоздать свою общину в Женеве на «евангельских основах». Ее идейным лидером был Касиодоро де Рейна, автор перевода на кастельяно Ветхого Завета (так называемая Медвежья Библия, изданная в 1569 г.; название связано с тем, что на титульном листе был изображен медведь). В движении участвовали многие монахи и монахини, а некоторые аристократы предоставляли свои дворцы для собраний. Всего в Севилье и ее окрестностях протестантскими идеями было затронуто примерно 800 человек.

Крупный лютеранский кружок (около 60 активных участников) возник в Вальядолиде и также включал лиц разных занятий и социального происхождения, от аристократов и чиновников до торговцев, монахов и приходских священников. В 1557–1558 гг. оба кружка были раскрыты инквизицией, почти сотня их членов были казнены на аутодафе 1559–1560 гг., однако некоторые члены севильского кружка сумели бежать. После этой расправы лютеранство в Испании, и прежде не слишком популярное, почти исчезло, с начала 60-х годов и до конца XVI в. инквизиция осудила по обвинению в лютеранстве лишь несколько человек. Однако в конце 50-х годов «лютеранская опасность» воспринималась еще очень остро, не случайно в 1559 г. в Испании появляется составленный генеральным инквизитором Вальдесом Индекс запрещенных книг. Тогда же король Филипп II, пытаясь изолировать Испанию от веяний Реформации, издал указ, запрещавший испанцам обучаться в иностранных университетах; исключение было сделано лишь для Рима, одной из коллегий Болоньи и университета Коимбры. Этот указ был подтвержден в 1568 г. Хотя культурные связи с Нидерландами и особенно Италией отнюдь не прервались, страна в гораздо большей степени, чем в правление Карла V, замыкалась в себе.

В результате осуждения и преследования лютеран и алюмбрадо Церковь и инквизиция стали относиться с еще большим подозрением ко всем проявлениям мистики, в тюрьме инквизиции побывал такой крупный теолог и духовный писатель, как Луис де Леон; обвинение в ереси долго тяготело над Игнатием Лойолой и Тересой Авильской. Тем не менее, испанская мистика стала не только одним из важнейших направлений религиозности и культуры Испании в XVI в., но и вершиной европейской мистики этого столетия. Она прошла в своем развитии несколько этапов, достигнув высшего расцвета в 1560–1600 гг., в эпоху, когда творили Тереса Авильская (1515–1582), Хуан де ла Крус (1542–1591) и Луис де Леон (1527–1591). Отличительной чертой испанской мистики XVI в. считается соединение трех прежде не соединявшихся черт: крайнего аскетизма, томистской теологии и использования народного языка – кастельяно.

Одновременно проводились реформы монашеских орденов, на фоне которых выделяется реформаторская деятельность францисканца Педро де Алькантара (канонизирован в 1669 г.), по инициативе которого во многих францисканских монастырях были приняты аскетические практики, включая отказ от обуви в теплое время года. Педро де Алькантара был духовником кармелитки Тересы Авильской, на которую оказал огромное влияние. Тереса, не удовлетворенная состоянием кармелитского ордена, выступила инициатором создания маленьких обителей, в которых можно было бы вернуться к изначальным аскетическим идеалам ордена и строго соблюдать его древний устав. В 1562 г. она основала такой монастырь в Авиле (в нем было всего 12 монахинь) и стала его настоятельницей; к моменту ее смерти в 1582 г. в Испании было 16 таких монастырей. В результате реформы кармелитов и кармелиток под руководством Тересы и ее последователя Хуана де ла Крус возник новый орден – босоногие кармелиты и кармелитки.

Создавались и другие новые ордена. Среди них были братья-госпитальеры – орден, который основал в середине XVI в. Сан Хуан де Диос. Члены ордена сосредоточили усилия на уходе за больными и увечными, к 1590 г. 300 его монахов обеспечивали работу 40 госпиталей.

Особую роль в истории Испании – да и не только ее – сыграл орден иезуитов, который основал испанец Игнатий Лойола (Иньиго Лопес де Рекальде и Лойола; 1491–1556); орден очень быстро приобрел влияние и на Пиренейском полуострове, и в Америке. Не только основатель и первый генерал ордена, но и следующие два генерала – Диего Лаинес и Франсиско де Борха – были испанцами. Иезуиты играли растущую роль не только в религиозной, но и в политической и культурной жизни страны.

 

Хуана Австрийская и иезуиты

В утверждении позиций ордена в Испании выдающуюся роль сыграла сестра Филиппа II Хуана Австрийская (1535–1573). В 1552 г. она была выдана замуж за наследника португальского трона Хуана Мануэла, но уже в начале 1554 г. овдовела, а спустя всего три недели произвела на свет принца Себастьяна, будущего короля Португалии Себастьяна I. Вскоре она вернулась в Испанию, передав сына на воспитание своей свекрови и одновременно тетке – Каталине Австрийской. В 1554–1559 гг. в отсутствие Филиппа II она исполняла обязанности регента; к этому времени и относится ее сближение с иезуитами. Она хорошо знала Лойолу, а Франсиско де Борха стал ее духовником. По его рекомендации в 1557 г. она основала монастырь ордена клариссок, ныне известный под названием Дескальсас Реалес (т.е. королевский монастырь босоногих), сразу же ставший важным религиозным, политическим и культурным центром Мадрида. Управляя Испанией, она всячески покровительствовала иезуитам, ходатайствовала за них перед папским престолом, защищала их от обвинений враждебных им доминиканцев, способствовала открытию иезуитской коллегии в Вальядолиде. Более того, она пожелала сама войти в состав ордена и, хотя правила иезуитов этого не предусматривали, ей разрешили на особых условиях стать тайным членом ордена. До самой смерти она жила в основанном ею монастыре, хотя и не в качестве монахини; там находится и ее могила.

 

Восьмое чудо света

10 августа 1557 г., в день святого Лаврентия, армия Филиппа II во главе с герцогом Савойским разгромила французов в битве при Сен-Кантене. Узнав об этой первой крупной победе своего царствования, король дал обет построить храм в честь святого Лаврентия (по-испански – Сан Лоренсо) – тем более, что мученик Лаврентий, казненный в 258 г. в Риме, был очень популярен в Испании, поскольку считалось, что он был родом из Уэски.

Данный королем обет совпал с его желанием создать себе резиденцию, удаленную от городской суеты. По словам монаха Хосе де Сигуэнса, подробно описавшего историю Эскориала, король хотел «удалиться от крика и шума своего двора в место, которое помогло бы его душе устремиться к благочестивым мыслям, к чему он имел большую склонность». Так родился замысел единственного в своем роде сооружения, которое одновременно являлось бы памятником победы, монастырем, усыпальницей испанских королей и королевской резиденцией, воплощавшей мощь и величие Испанской монархии.

Место для строительства было найдено после долгих поисков у скалистых отрогов гор Гвадаррамы, примерно в 45 км к северу от Мадрида, который как раз в это время, в 1561 г., стал королевской резиденцией. Селение Эль Эскориал, расположенное на высоте более 1000 м над уровнем моря, привлекало внимание и удачными климатическими условиями (летом там не слишком жарко), и обилием чистых горных источников, и прекрасными горными пейзажами. Наконец, тут было много строительного материала – светло-серого гранита, из которого и сложен Эскориал.

 

9b97e8d70d9c.jpg

 

Ансамбль сооружался в 1563–1584 гг. под постоянным наблюдением самого Филиппа. Строительство отличалось невиданным размахом и было прекрасно организовано монахами ордена иеронимитов, к которому принадлежал монастырь. Работы возглавил главный архитектор короля Хуан Баутиста де Толедо; ему принадлежит первоначальный замысел Эскориала. После смерти Толедо в 1567 г. строительством руководил его помощник Хуан де Эррера, который и сыграл главную роль в создании «восьмого чуда света», как его окрестили сразу же после завершения работ.

В плане здание представляет собой огромный прямоугольник: 208 м с севера на юг и 162 м с запада на восток. По углам возвышаются 4 высокие башни, которые придают ансамблю некоторое сходство со старинными алькасарами, сочетавшими функции городской крепости и дворца. Существует легенда, что план сооружения подражал решетке, на которой святого Лаврентия пытали огнём. В центре ансамбля было воздвигнуто здание церкви, к югу от него располагался монастырь, а к северу – дворец с парадными залами, росписи которых напоминали о победах испанского оружия. В каждой из этих двух частей имелись свои внутренние дворы.

В обширной церкви монастыря в нишах по обе стороны от алтаря были помещены бронзовые позолоченные скульптурные группы, изображающие коленопреклоненных Карла V и Филиппа II со своими семействами. Так создавалась иллюзия вечного присутствия монархов на богослужении. В крипте, расположенной под главным алтарем, – помещение королевского пантеона; здесь похоронены почти все испанские короли XVI–XX вв., начиная с Карла V, а также те королевы, чьим сыновьям довелось править Испанией. Остальные королевы и инфанты похоронены также в Эскориале, но в отдельном пантеоне.

Еще до окончания строительства Эскориал стал любимой резиденцией Филиппа II. Личные покои короля, в противоположность роскоши парадных залов и мрачной пышности пантеона, отличались редкой простотой. Спальня короля примыкала к помещению церкви, и благодаря проделанному в стене окошечку король мог видеть главный алтарь и слушать мессу, не вставая с постели, ведь в последние годы жизни Филипп был так болен, что каждое движение давалось ему с трудом.

Для украшения Эскориала король собрал огромную и бесценную коллекцию произведений искусства. В живописном собрании насчитывается около 1150 работ, среди которых шедевры Тициана и Веронезе, Тинторетто и Эль Греко, Босха и Ван дер Вейдена. Помимо живописи Эскориал хранит уникальные коллекции реликвий и реликвариев, произведений прикладного искусства, географических карт. Гордостью короля была созданная им библиотека – одна из самых больших и богатых в тогдашней Европе.

Эскориал был любимым детищем Филиппа II. Встретить смерть он хотел только здесь, и когда в Мадриде почувствовал, что скоро умрет, то приказал, чтобы его перевезли сюда. После смерти Филиппа королевский двор время от времени останавливался в Эскориале, но ни один монарх не жил здесь подолгу: иное время требовало иных резиденций.

 

Библиотека Эскориала

Идея создания большой библиотеки овладела королем еще до начала строительства Эскориала. Филиппа подталкивали к ней и его широкие интересы, и потребности управления, и советники, среди которых были знаменитые гуманисты и ученые. Историк Хуан Паэс де Кастро написал для короля памятную записку о том, какую пользу может принести создание большой библиотеки и как ее лучше организовать. С установлением столицы в Мадриде и началом строительства Эскориала эта идея начала воплощаться в жизнь. Первые тома поступили в 1565 г.

Король не жалел денег на книги. При нем в Эскориал поступили библиотеки секретаря Карла V и знатока греческого языка Гонсало Переса, историка Хуана Паэса де Кастро, гебраиста Бенито Ариаса Монтано и многих других. Дипломаты Филиппа II, уезжая в другие страны, получали деньги на приобретение книг и соответствующие инструкции. В короткие сроки были приобретены или получены в подарок многие сотни ценнейших латинских, греческих, арабских, еврейских рукописей, включая и столь экзотические для Европы того времени, как китайские или армянские. Среди книг были и трофеи Лепанто, и еврейские и арабские рукописи, конфискованные у их владельцев инквизицией. Когда в 1571 г. Филипп задумал своего рода «национальный проект» – издание полного собрания сочинений Исидора Севильского, – то из монастырей и соборов в Эскориал повезли рукописи Исидора, назад они так и не вернулись…

По каталогу 1576 г. в библиотеке числилось уже около 2000 рукописей и 2500 печатных книг, но это без учета поступившей тогда же библиотеки поэта, историка и дипломата Диего Уртадо де Мендоса, которая считалась лучшей частной библиотекой Испании и насчитывала 850 рукописей и 1000 печатных книг.

Главный зал библиотеки, длиной 54 м, расположен над центральным входом в Эскориал, который вел к храму, символизируя восхождение к Вере через Знание. Своды зала расписал итальянский художник Пеллегрино Тибальди, а библиотекарь и историограф Эскориала фрай Хосе де Сигуэнса составил программу росписей, включавшую аллегорические изображения семи свободных искусств, а также Философии и Теологии.

 

fc2d3388cc5d.jpg

 

Преемники Филиппа относились к библиотеке не так ревностно, однако она продолжала расти. Главным приобретением XVII в. стало ценнейшее собрание фаворита Филиппа IV графа-герцога Оливареса. Но в 1671 г. в Эскориале вспыхнул пожар, значительная часть книг сгорела. Новые испытания обрушились на библиотеку в эпоху Наполеоновских войн, хотя библиотекари, рискуя жизнью, спасали книги от расхищения.

До пожара 1671 г. в библиотеке числилось около 4000 латинских рукописей и 1150 греческих. Арабских было еще больше, ведь только библиотека султана Марокко Мулей Зидана, целиком попавшая в Эскориал, насчитывала почти 4000 книг.

Ныне книги, когда-то похищенные из библиотеки Эскориала, украшают собрания разных стран, но и того, что сохранилось, достаточно, чтобы она оставалась Меккой для ученых всего мира.

 

* * *

Именно в правление Филиппа II сложилась испанская школа придворного портрета. Портреты членов королевского дома были одним из важнейших способов репрезентации власти. Они украшали дворцы и загородные резиденции, их отправляли в качестве подарков в другие страны.

Для испанского придворного портрета характерна каноничность поз и строгая регламентация жестов. Модели обычно изображались в интерьере, на фоне занавеса, нередко рядом со столом или колонной; иногда на заднем плане виден пейзаж. На мужских портретах модели почти всегда в доспехе. Большое внимание художники уделяли изображению одежды, проработанной до мельчайших деталей, и вместе с тем умели очень правдиво передать сходство лиц.

Основы испанской школы придворного портрета заложил нидерландский художник Антонис Мор, один из лучших портретистов середины и третьей четверти XVI в. Он трижды посещал Испанию и стал придворным художником Филиппа II; один из лучших портретов короля написан его рукой. Однако в 1561 г. Мор отбыл на родину (возможно, опасаясь преследований инквизиции) и впоследствии под благовидными предлогами отказывался от предложений вернуться к испанскому двору.

Для портретов Мора характерны простая и выразительная композиция, атмосфера спокойного достоинства, замечательное сходство с моделью, тонкая проработка деталей. Соединив в своем творчестве традиции Северного Возрождения и влияние Тициана, Мор оказал огромное влияние на развитие королевского и аристократического портрета в Западной Европе, особенно в Испании, где его строгий и церемонный стиль прекрасно гармонировал с придворным этикетом.

При дворе Филиппа II творил выдающийся портретист Алонсо Санчес Коэльо (1531/1532–1588), ученик Антониса Мора. Сначала он стал придворным портретистом португальских принцев – Жоана и вышедшей за него замуж Хуаны, дочери Карла V. После смерти принца Жоана (1554 г.) Хуана возвратилась в Испанию, а спустя год к ее двору приехал Санчес Коэльо. После возвращения в Испанию Филиппа II (1559 г.) принцесса Хуана рекомендовала Санчеса Коэльо королю. Художник жил при дворе в Мадриде и писал портреты членов королевской семьи и высшей знати. Он создал великолепные портреты детей короля, его четвертой жены Анны и сводного брата Хуана Австрийского.

В 60-е годы в испанской школе придворного портрета появилась еще одна яркая фигура – итальянка Софонисба Ангишола (1532–1625). В 1558 г., находясь в Милане, она написала портрет герцога Альбы, а тот рекомендовал ее своему королю. Она получила приглашение приехать в Испанию и стала придворной дамой третьей жены Филиппа II Изабеллы Валуа. Как придворный художник, она создала портреты короля и королевы, их детей, сестры Филиппа Хуаны Австрийской. Она с таким совершенством освоила живописную манеру Санчеса Коэльо, что сейчас ей атрибутируются некоторые произведения, которые традиционно приписывались ему. Ангишола прожила уникально долгую жизнь в искусстве: в юности она была представлена Микеланджело, а в старости ее посетил Антонис Ван Дейк.

 

1bf6661b0449.jpg

 

Учеником Санчеса Коэльо был еще один замечательный портретист Хуан Пантоха де ла Крус (ок. 1553–1608), также работавший при испанском королевском дворе. Он сформировался как художник еще при Филиппе II и написал несколько портретов короля в старости, но главными его моделями были Филипп III и члены его семьи. Художнику с удовольствием позировали и кастильские аристократы; один из лучших образцов – портрет Диего де Вильямайор из собрания Эрмитажа.

Эхо живописной манеры Пантохи де ла Крус отозвалось и в далекой от Испании Чехии. Один из знатнейших чешских вельмож, Вратислав из Пернштейна, в 1555 г. женился на испанской аристократке Марии Манрике де Лара, которая была фрейлиной императрицы Марии, супруги Максимилиана II и сестры Филиппа II. Вратислав был лидером «испанской партии» при пражском дворе Рудольфа II и горячим поклонником испанской религиозности и культуры. Он одевался по испанской моде и усвоил свойственную кастильским аристократам надменность (grandeza), а его жена стала одной из первых покровительниц ордена иезуитов в Чехии. В 1590-е годы Пантоха де ла Крус послал ей несколько портретов, которые украсили дворцы и замки Пернштейнов и оказали влияние на чешский придворный портрет.

По своим художественным вкусам Филипп тяготел к итальянской живописи (унаследовав от отца особое почтение к Тициану), а в какой-то степени и к Нидерландам; известно, что одним из его любимых художников был Босх, и именно благодаря Филиппу мадридский музей Прадо, созданный на основе королевских коллекций, располагает лучшей в мире коллекцией работ этого мастера. Однако король умел ценить и испанских художников, в частности, воздал должное таланту Хуана Фернандеса де Наваррете, много занимавшегося украшением Эскориала.

В то же время король не оценил по достоинству некоторых великих художников своего времени. Так, Луис де Моралес (1510/1520 – 1585/1587), хотя и почитался современниками, оказался не близок Филиппу. Почти всю жизнь Моралес провел в Эстремадуре. Ему покровительствовал тогдашний епископ Бадахоса Хуан де Рибера – один из крупнейших церковных меценатов того времени и будущий гонитель морисков. Известность художника быстро перешагнула границы Эстремадуры, он был приглашен участвовать в украшении Эскориала, но его манера письма не понравилась Филиппу II, и мастер вернулся в Бадахос.

Своей славой Моралес обязан прежде всего образам Богоматери и Христа; такие сюжеты, как «Богоматерь с Младенцем», «Скорбящая Богоматерь», «Оплакивание Христа», «Се человек», были им особенно любимы. Экзальтированная религиозность Моралеса была связана с исканиями испанских религиозных мыслителей того времени и в то же время гармонировала с его тщательной и немного архаичной живописной манерой, ассоциировавшейся с экспрессией нидерландских мастеров XV в., но вобравшей в себя и достижения итальянского XVI в.

Не оценил Филипп II и самого замечательного испанского художника того времени, уроженца острова Крит Доменико Теотокопуло, известного как Эль Греко (1547–1614). Наследник византийских традиций, Эль Греко учился в Италии и усвоил достижения Возрождения, но его талант расцвел после переезда в Испанию в 1577 г. В 1580 г. Филипп II пригласил его из Толедо ко двору и сделал заказ для Эскориала, но созданное художником полотно «Мученичество святого Маврикия» не отвечало более сдержанным вкусам Филиппа. Эль Греко вернулся в Толедо, где и прожил последние десятилетия своей жизни, выполняя заказы церквей и монастырей, главным образом толедских, и частных лиц. Его кисти принадлежит множество картин на религиозные сюжеты, а также портретов. Эти линии его творчества объединило в себе самое знаменитое полотно Эль Греко – «Похороны сеньора Оргаса» (1586 г.), которое считается одним из лучших групповых портретов в истории живописи.

 

Внешняя политика Филиппа II

Основные направления внешней политики Филиппа II были им унаследованы от Карла V и во многом определялись ревностным католицизмом короля (что не исключало конфликтов с папами из-за контроля над испанским духовенством или по политическим соображениям, вплоть до войны с Павлом IV в 1556–1557 гг.), положением Испании как главы европейской Контрреформации и ее статусом одной из ведущих европейских держав. Однако прежде всего Филипп руководствовался стремлением сохранить в целости и в мире все владения, унаследованные им от отца, а потому неизбежны были его конфликты с теми странами, которые угрожали этой целостности: с восставшими Нидерландами, наступавшими в Средиземноморье турками, с Англией, поддерживавшей фламандских мятежников и вторгавшейся в испанские владения в Новом Свете.

Для успешной внешней политики Испанской монархии требовались мощная армия, огромные денежные средства и изощренная дипломатия, и всё это действительно было в распоряжении и Карла V, и затем Филиппа II.

Испания одной из первых в Европе обзавелась постоянной профессиональной армией, численность которой неуклонно возрастала. Важным стимулом для роста армии было франко-испанское соперничество в Италии, но еще важнее было то, что в 20-е годы XVI в. в Европу вторгается стотысячная османская армия, что требовало эффективного противодействия. Уже в середине XVI в. Карл V располагал в общей сложности примерно 150 тыс. солдат, а к концу столетия это число выросло до 200 тыс. (показательно сравнение с другими странами: во Франции это соответственно 50 и 80 тыс., в Англии – 20 и 30 тыс.).

Лишь меньшую часть этих огромных по тем временам сил возможно было сосредоточить для проведения какой-то одной кампании; к примеру, в решающей войне со Шмалькальденской лигой участвовало около 65 тыс. солдат, из них около 10 тыс. испанцев. Такое соотношение характерно для большинства кампаний и сражений XVI–XVII вв., однако реальная роль испанцев в войсках Карла V и Филиппа II была гораздо более значительна: испанцы составляли костяк офицерского корпуса и основу знаменитых пехотных частей – терсиос. Испанцы умело сочетали холодное и огнестрельное оружие – в начале XVI в. в пропорции 2:1, а в середине столетия – 1:1 (т.е. на каждого стрелка, вооруженного аркебузой, приходился солдат, вооруженный длинной пикой и призванный защищать стрелка в ближнем бою). Великолепно подготовленная, дисциплинированная и опытная испанская пехота на протяжении полутора столетий заслуженно считалась лучшей в Европе, а во главе ее стояли выдающиеся полководцы.

Другим важнейшим инструментом внешней политики был военный флот. Почти до самого конца XVI в. он считался сильнейшим в Европе, насчитывая многие десятки судов различных классов, от галер, необходимых в условиях Средиземноморья, до огромных океанских галеонов. Огневая мощь флота постоянно возрастала, но, как показало сражение при Лепанто, и абордаж отнюдь не утратил своего значения.

Содержание армии и флота, равно как и поддержание в должном порядке необходимой для нее системы коммуникаций тяжелым бременем ложились на государственные финансы. Несмотря на все трудности распоряжения денежными средствами из какой-либо одной провинции в интересах Испанской монархии в целом, денег в казну поступало много, причем к концу правления Филиппа – существенно больше, чем в начале. Традиционно важным источником налоговых поступлений была Кастилия, которая платила пропорционально гораздо больше, чем защищенные своими фуэро страны Арагонской Короны. Огромные суммы собирались в Италии и особенно в Нидерландах, однако в последнем случае ситуация уже при Филиппе II кардинально изменилась: с развитием освободительного движения денег оттуда поступало всё меньше, а расходов требовалось всё больше. Зато после открытия рудников Сакатекаса и Потоси почти непрерывно росли поступления американского серебра. В целом же суммы, которые получал Филипп II, удовлетворили бы любого другого правителя, но расходы Испанской монархии, и прежде всего военные, были столь велики, что и этого не хватало.

По сравнению с расходами на армию и флот расходы на организацию дипломатической службы были очень скромными, однако она тоже играла важную роль, позволяя в нужные моменты находить союзников и, напротив, добиваться дипломатической изоляции противника. В XVI в. окончательно сложилась система постоянных испанских посольств; они имелись в Риме, Венеции, Генуе, Вене, Париже, Лондоне и Лиссабоне. Наряду с ведением переговоров задачей послов был сбор информации.

* * *

К началу правления Филиппа II самым опасным врагом оставалась Франция, но убедительная победа объединенной англо-испанской армии в 1557 г. при Сен-Кантене предрешила исход Итальянских войн в пользу Испании; мирный договор, подписанный в 1559 г. в Като-Камбрези, закрепил испанское влияние в Италии. Одним из условий мира был брак вдового после смерти Марии Тюдор Филиппа с дочерью французского короля Генриха II Изабеллой Валуа (рано умершей, но успевшей родить Филиппу двух дочерей). А начавшиеся во Франции вскоре после этого Религиозные войны надолго избавили Испанию от ее главного соперника.

Шестидесятые годы, и особенно их вторая половина, принесли с собой новые проблемы, как внешнеполитические, так и внутренние. Отношения с Англией медленно, но верно ухудшались. В Нидерландах стремление Филиппа любой ценой покончить с реформационным движением и установить более действенный контроль над своими подданными вызвало в 1566 г. иконоборческое восстание, ставшее началом восьмидесятилетней борьбы этой страны за свободу. Попытки Филиппа вернуть мятежные провинции под свою власть принесли лишь очень ограниченный успех. Террор испанского наместника в Нидерландах герцога Альбы, талантливого полководца, но ограниченного политика, завел испанские власти в тупик и вызвал массовое восстание на севере страны. Король негодовал: «Герцог украл у меня Нидерланды». Альба был смещен, но и его преемники по разным причинам добились ненамного большего. Наиболее успешно действовал Александр Фарнезе, герцог Пармский: став наместником в 1578 г., когда ситуация для испанцев была критической, он за немногие годы сумел утвердить власть Филиппа II на значительной территории и, несомненно, добился бы еще большего, если бы ему не пришлось прервать свое наступление ради подготовки вторжения в Англию, а потом и во Францию. Война в Нидерландах стоила Испании огромных расходов и человеческих жертв; не случайно Фландрию называли «кладбищем испанцев». Несмотря на это, желаемого результата добиться все равно не удалось: хотя южные провинции остались в составе Испанской монархии еще более чем на столетие, но северные провинции в 1581 г. низложили Филиппа.

Наконец, в 60-е годы усиливается натиск османов на Западное Средиземноморье. В его защите особую роль призвана была играть Мальта, расположенная на важнейшем стратегическом направлении. Руководствуясь этим и не имея возможности защищать остров своими силами, Карл V в 1530 г. передал его рыцарям ордена госпитальеров. В 1565 г. Мальта выдержала тяжелейшую осаду, но становилось все очевиднее, что остановить наступление турок смогут лишь объединенные силы нескольких государств. Для Испании положение усугублялось тем, что в ее южных районах жило множество морисков – потомков арабов, когда-то перешедших из ислама в христианство, но сделавших это под жестоким давлением властей. Нередко они втайне сохраняли веру и обычаи своих предков. Филипп не без основания опасался, что в случае нападения турок на побережье Испании мориски могут оказать им поддержку, а потому решил самыми жестокими мерами, включая преследования со стороны инквизиции, добиваться их скорейшей интеграции в христианское общество. В ответ на это мориски в 1568 г. восстали, закрепившись в труднодоступных горных районах недалеко от Гранады. Покорить их удалось только в 1571 г. и лишь усилиями большой армии, во главе которой был поставлен сводный брат Филиппа II дон Хуан Австрийский, впервые проявивший тогда свой замечательный талант полководца.

 

901e01b70c02.jpg

 

Наступление Османской империи было направлено отнюдь не только против Испании, турки угрожали и Италии, и особенно Кипру и другим владениям Венеции. 20 мая 1571 г. была создана Священная лига в составе Испанской монархии, Венеции и папы Пия V при поддержке Генуи. Папа объявил крестовый поход против османов. В 1571 г. для участия в нем удалось собрать огромные силы, которые возглавил дон Хуан Австрийский.

 

Битва при Лепанто

7 октября 1571 г. у мыса Лепанто возле входа в залив Патраикос (в Ионическом море) произошло одно из крупнейших морских сражений XVI в. между турками и объединенным христианским флотом. Флот лиги (208 кораблей, в основном галер) под командованием дона Хуана Австрийского обнаружил турецкий флот во главе с Али-пашой (230 галер) в заливе возле Лепанто и атаковал его. Сражение протекало как серия отдельных ожесточенных схваток. Галера Али-паши была взята на абордаж, а сам он погиб. Победа христиан была полной: спаслись лишь 35 турецких галер, остальные были потоплены или захвачены; было освобождено 15 тыс. христиан, служивших гребцами в турецком флоте. Потери турок составили 30 тыс. убитыми и ранеными, 3 тыс. попали в плен; потери Лиги также оказались огромными (в числе раненых был Мигель де Сервантес). Успех христиан обеспечили их дисциплина, согласованность действий и высокий боевой дух, превосходство в артиллерии, умелые действия испанской пехоты при абордаже, военные таланты Хуана Австрийского и Альваро де Басан. Победа при Лепанто имела огромное моральное значение, развеяв миф о непобедимости турок и позволив приостановить их натиск. Однако разногласия в стане победителей и вечная нехватка денег не позволили в должной мере использовать этот успех. Турки быстро восстановили флот. Кипр, перешедший в их руки незадолго до битвы при Лепанто, так и остался за ними, а Тунис, захваченный Хуаном Австрийским в 1573 г., удержать не удалось. Битва при Лепанто стала последним в истории Европы крупным сражением парусно-гребных флотов.

 

Успешно развивавшиеся отношения между испанскими и австрийскими Габсбургами в 1570 г. были закреплены последним, четвертым по счету браком Филиппа и его племянницы Анны Австрийской. Их сын Филипп наследовал отцу и стал королем Филиппом III, хотя именно он, в отличие от отца или от своей старшей сестры, совершенно не обладал качествами, необходимыми для управления огромной державой в критический момент ее истории. «Господь, который даровал мне столько владений, не даровал сына, способного ими управлять, – сетовал король. – Боюсь, что им самим будут управлять другие».

Хуже всего развивались отношения Испании с Англией. Англия не желала признавать исключительные права Испании и Португалии на Новый Свет, английские контрабандисты и пираты, среди которых выделялся Френсис Дрейк, действовали в Америке и на просторах Атлантики все более дерзко, и к тому же Елизавета негласно, но упорно поддерживала мятежных подданных Филиппа II в Нидерландах. Еще одним камнем преткновения стала судьба шотландской королевы Марии Стюарт. После ее казни (1587 г.) давно уже вызревавшее стремление Филиппа разом расквитаться с англичанами за всё воплотилось в 1588 г. в грандиозном походе «Непобедимой армады». Для его подготовки были использованы, так или иначе, ресурсы всей Испанской монархии. Один из лучших флотоводцев Европы маркиз Санта Крус готовился вести к берегам Англии самый мощный на памяти людей флот (около 130 кораблей, не только испанских, но также итальянских и португальских), а талантливый полководец Александр Фарнезе должен был возглавить армию вторжения. Англия в это время не обладала большим войском, в то время как испанская пехота считалась сильнейшей в Европе, и мало кто сомневался в триумфе испанского оружия. Но Санта Крус неожиданно умер незадолго до начала похода. Сменивший его на посту командующего герцог Медина Сидония упустил шансы на победу, а когда не получилось в срок соединиться с войсками Александра Фарнезе, принял опрометчивое решение возвращаться домой, огибая с севера Британские острова. Если при прохождении проливов и в боях с англичанами было утрачено лишь 7 кораблей, то в штормах у берегов Шотландии и Ирландии – еще 28. Для Испании поражение Армады стало и национальным унижением, и финансовой катастрофой. Для ликвидации ее последствий Филиппу пришлось резко увеличить налоги, что стало тяжелым ударом по и без того уже ослабленной бесконечными войнами экономике страны. Еще дважды после этого испанцы готовили мощный флот для нападения на Англию, пытаясь реабилитироваться в глазах Европы за поражение Армады, – и оба раза этому помешали сильные штормы. Испания оставалась великой морской державой, но для успешной борьбы с Англией у нее уже не хватало сил.

Гибель Армады перечеркнула и надежды Филиппа вернуть под свою власть мятежные Нидерланды. Наступление войск Александра Фарнезе на восставший север захлебнулось из-за недостатка денег, и в последние годы правления Филиппа испанцам в Нидерландах приходилось главным образом обороняться, особенно после смерти Фарнезе в 1592 г.

Многое зависело от того, как закончатся Религиозные войны во Франции. Реальная угроза воцарения гугенота Генриха Наваррского после пресечения в 1589 г. династии Валуа делала сохранение власти Испании над Нидерландами почти невозможным, и Филипп решил вмешаться во внутренние дела Франции и возвести на престол свою дочь от брака с Изабеллой Валуа, Исабель Клару Эухению. Сначала военные действия протекали успешно для Испании, ее войска непосредственно угрожали Парижу, но после обращения Генриха в католицизм испанцам пришлось покинуть Францию и в 1598 г. заключить с ней Вервенский мир.

 

Присоединение Португалии

Самым впечатляющим успехом Филиппа II стало присоединение Португалии. Вопрос о португальском наследстве встал после крестового похода юного португальского короля Себастьяна I в Марокко. Филипп II, дядя Себастьяна, отказался участвовать в этой авантюре. В июле 1578 г. войско высадилось в Танжере. Вопреки мнению опытных военных, Себастьян двинулся вглубь страны, к городу Алкасер-Кибир, и был там разгромлен превосходящими силами мусульман. Половина войска полегла на поле боя, другая половина попала в плен. Сам король, видимо, тоже погиб (во всяком случае, после битвы никто уже не видел его живым). Детей у короля не было, и прямая мужская линия Ависской династии пресеклась. Себастьяну наследовал его двоюродный дед, престарелый и бездетный кардинал Энрике, и через короткое время вопрос о судьбе трона должен был встать вновь. Среди возможных наследников права двоих выглядели наиболее предпочтительно. Одним из них был Филипп II – законный внук короля Мануэла I, но по женской линии. Другой, приор Крату дон Антониу, также приходился Мануэлу внуком, причем по мужской линии. Он был сыном инфанта Луиша, но незаконным. С генеалогической точки зрения ситуация была спорной.

На сторону Филиппа II склонялись дворянство и купечество: в условиях упадка и нараставших трудностей они видели в союзе с Испанией лучшее решение. Знать надеялась на милости богатого и могущественного испанского монарха, а для купцов этот союз нес с собой выгоды от открытия сухопутной границы с Кастилией, доступа в Америку и защиты португальской торговли на Востоке испанским флотом – на тот момент сильнейшим в Европе. Сила же дона Антониу была в поддержке простого народа; он мог рассчитывать также на помощь врагов Испании. Фактически это был выбор между утратой или сохранением независимости, причем правящие круги очень опасалась народного возмущения.

Король-кардинал Энрике надеялся решить вопрос мирно. Он предложил претендентам согласиться с решением, которое примут представители всех сословий страны, но Филипп отказался, считая свои права бесспорными. Энрике умер в начале 1580 г., так и не решив вопрос о наследнике. Вскоре после этого дон Антониу вступил в Лиссабон, радостно встреченный народом. В ответ Филипп II ввел в Португалию войска под командованием герцога Альбы. Дон Антониу пытался сопротивляться, но был разбит и в начале 1581 г. покинул страну, чтобы искать помощи у Англии и Франции. Португальские кортесы официально признали Филиппа II королем Португалии. Впервые со времен вестготов весь полуостров был объединен под властью одного правителя. С присоединением Португалии и ее колоний Испанская монархия стала крупнейшей державой, какую к тому времени когда-либо знала история.

Утвердившись в стране и реализовав тем самым давнюю мечту о пиренейском единстве, а заодно присоединив богатейшие португальские колонии, Филипп не стал форсировать там унификацию управления по кастильскому образцу. Португалия, войдя в состав Испанской монархии, сохранила прежнее устройство. На высшие должности могли быть назначены лишь португальцы, а вице-королем мог стать только близкий родственник монарха. Филипп II скрупулезно соблюдал все свои обещания, и уния долгое время казалась прочной. Испанцы старались не вмешиваться в дела Португалии и ее колоний, налогообложение оставалось, по меркам Испанской монархии, весьма умеренным, и к тому же у унии были и определенные преимущества. Тем не менее, утрата национальной независимости болезненно воспринималась в стране с высоким уровнем национального самосознания, сформировавшимся, не в последнюю очередь, вследствие особой роли Португалии в Великих географических открытиях. Кроме того, после 1581 г. португальские колонии, менее защищенные от нападений, чем испанские (португальские власти, успешно сторонившиеся европейских конфликтов, не видели в этом необходимости), подвергались все более частым атакам голландцев и англичан. Уже на рубеже XVI–XVII вв. многие португальские владения, включая острова Индонезии, перешли в руки голландцев. Смещение центра политической жизни Португалии в Испанию также вызвало недовольство и части дворянства, и простонародья.

 

e132ec1a3efd.jpg

 

Недовольство унией с Испанией находило свое выражение и в форме так называемого себастьянизма – мессианской веры в то, что король Себастьян не погиб в походе в Африку, но чудесным образом спасся и может объявиться, чтобы спасти Португалию в самые трудные времена и вернуть ей независимость. Появление нескольких самозванцев, выдававших себя за погибшего монарха, усилило брожение. Даже после возвращения Португалией независимости в 1640 г. себастьянизм как мистическая вера в возрождение «золотого века» Португалии не раз давал о себе знать.

 

Рождение «черной легенды»

Во времена Филиппа II слова «Испания», «Испанская монархия» никого в Западной Европе не оставляли равнодушными: для одних это был могущественный союзник, для других – самый опасный враг. В среде противников Испании, сначала в Италии и в Нидерландах, а потом и в Англии, сформировалась «черная легенда» – комплекс негативных представлений об испанцах как о высокомерных фанатиках, жестоких душителях свободы других народов, не способных к созидательному труду. Именно во второй половине XVI в. антииспанские настроения достигли своего апогея. Одним из самых значительных памятников «черной легенды» этого времени является «Апология», написанная от лица Вильгельма Оранского и при его участии (1580); направлена она была не против Испании, а персонально против Филиппа II, и стала ответом на его «Эдикт и бан», объявивший Вильгельма государственным преступником.

Пожалуй, еще более интересны в этой связи судьба и сочинения Антонио Переса (1540–1611). В 1567 г. Филипп II назначил его государственным секретарем, поручив ему главным образом итальянские дела. Человек острого ума и многочисленных талантов, Перес стал ближайшим доверенным лицом монарха и одной из ключевых фигур в испанской политике. Он включился в придворные интриги; привыкнув к пышному образу жизни и нуждаясь в деньгах, не чуждался сомнительных способов их приобретения, включая взятки и даже торговлю государственными секретами. Нередко за спиной Филиппа II Перес вел двойную игру и постепенно лишился доверия монарха.

В 1579 г. Перес был арестован по обвинению в коррупции (хотя реально за этим стояла сложная политическая интрига, в ходе которой в 1578 г. по его приказу был убит Эскобедо, секретарь Хуана Австрийского; это убийство в какой-то мере бросало тень и на самого короля). Несколько лет он провел в заключении, но в 1590 г. бежал и укрылся в Арагоне: будучи по происхождению арагонцем, он надеялся получить убежище в соответствии с местными фуэро. Чтобы обойти это препятствие, Филипп II прибег к помощи инквизиции, обвинившей Переса в магии и в связях с гугенотами. Однако ее попытки взять Переса под стражу в 1591 г. вызвали в Арагоне восстания против короля, в результате чего тот ввел в мятежную провинцию войска и отменил ее некоторые вольности. Перес же бежал во Францию, где Генрих IV использовал его против Филиппа II; посетил Англию, где пользовался поддержкой Елизаветы Тюдор. В обеих странах он стал вдохновителем интриг против Испании. После заключения в 1598 г. Вервенского мира между Францией и Испанией Перес утратил прежнее влияние; он тщетно умолял испанского короля Филиппа III о прощении.

В изгнании Перес, пытаясь оправдать свое поведение, обратился к политической публицистике. В 1594 г. в Лондоне он издал «Донесения и письма», которые имеют огромную ценность для понимания политики того времени; в конце XVI – начале XVII в. книга неоднократно переиздавалась и пользовалась огромным успехом во Франции, Англии и Нидерландах, а в Испании в 1612 г. была включена в Индекс запрещенных книг. Перес очень умело перемежал в книге сведения о своей жизни и о политических событиях, в которых он принимал участие, представленные в наиболее выгодном для себя свете, с множеством афоризмов и сентенций в духе любимого им Тацита. Сочетая подлинные сведения с преувеличениями и с прямой ложью, Перес предал гласности многие тайные пружины испанской политики и стал опасным орудием в руках врагов Испании.

Укоренению и развитию «черной легенды» способствовали не только книги Антонио Переса, но и некоторые черты характера испанского монарха: обвинения в его адрес в ряде случаев не были вовсе беспочвенными. Но дело еще и в том, что кипучая деятельность с целью лучше организовать управление своими владениями и уберечь их от нападений многочисленных врагов сочеталась у Филиппа II с удивительным безразличием к тем измышлениям, которые о нем распространяли недруги. Он не считал нужным тратить силы на то, чтобы убедить общественное мнение в Испании и за ее пределами в своей правоте. В условиях ожесточенной политической и религиозной борьбы, в которой Филипп всегда играл ключевую роль, такое пренебрежение пропагандой, конечно же, было ошибкой, за которую он жестоко поплатился; в том числе и по этой причине он предстал перед современниками и потомками в образе жестокого и ограниченного фанатика.

«Черная легенда» оказала большое влияние на развитие самосознания испанцев. Возможно, ни в одной другой стране Европы влияние образа страны, сформировавшегося за ее пределами, на саму эту страну не было так велико, как в Испании. Столкнувшись с дискредитацией Испании со стороны иностранцев, испанские идеологи создали не менее тенденциозную «розовую легенду», превозносившую заслуги и совершенства испанской нации. Обе легенды оказали огромное влияние не только на идейно-политическую борьбу того времени, но и на последующие трактовки испанской истории, особенно эпохи Филиппа II.

* * *

Несмотря на все успехи и достижения Филиппа II, его долгое правление закончилось серией тяжелых неудач. Затяжные войны на несколько фронтов отрицательно сказались на экономике Испании, приведя к резкому росту налогов, разрушению финансовой системы, разорению крестьян и ремесленников. Показателем возросших трудностей стала череда государственных банкротств (в 1557, 1575, 1596 гг.). Одновременно на север страны обрушились эпидемии и сопутствовавший им голод. Негативный образ последнего десятилетия правления Филиппа II, когда тот чаще оказывался побежденным, чем победителем, наложил свой отпечаток на восприятие всего его долгого царствования.

Лишь 400-летие со дня смерти Филиппа II (1598 г.), сопровождавшееся публикацией множества трудов о нем, научными форумами и выставками для широкой публики, заставило посмотреть на него другими глазами. Знаменитый писатель и публицист Артуро Перес Реверте, посетив посвященную Филиппу II выставку в Эскориале, заметил тогда в своей колонке популярного еженедельника «Семаналь»: «Монарх предстает перед нами умным, искренним, энергичным и суровым человеком. Его письма полны сердечности и тонкого юмора, а библиотека – блестящий каталог науки и культуры того времени. Судьба этого человека – ключ к пониманию истории Испании и всего мира». Однако последующие месяцы были наполнены такими славословиями в адрес «осторожного короля», что тот же Перес Реверте заговорил о «всеобщей и бесконтрольной филиппомании» и о том, что нельзя впадать в крайности: «Одно дело – стараться понять историческую личность со всеми ее достижениями и ошибками, не принимая на веру „черных легенд“, и совсем другое – превращать Филиппа II в светоч Возрождения, а его Испанию – в оплот культуры и прогресса»

 

История Испании. Т. 1. С древнейших времен до конца XVII века / Отв. ред. В.А. Ведюшкин, Г.А. Попова. М., 2012. С. 465–488.

Ответить