←  Русь

Исторический форум: история России, всемирная история

»

Смутное время

Фотография Play Play 19.01 2008

Смута окончилась, когда их наконец взяли московские люди на Медвежьем острове посреди реки Яик: царицу Марину Юрьевну с трехлетним сыном Иваном Дмитриевичем и вместе с ними их верного защитника - самого знаменитого казачьего атамана того времени Ивана Заруцкого. Впрочем, в последние дни своих скитаний они уже не были свободны - товарищ Заруцкого, атаман Треня Ус, которому все равно было, кому служить, лишь бы добывать зипунов, приказал своим казакам взять под стражу злейших врагов нового правительства, он даже отнял у Марины сына и держал его при себе, чтобы при необходимости выкупить себе помилование чужими головами.

Так и получилось: когда казаков окружили на острове, Треня выдал пленников вместе с казной, вывезенной ими из Астрахани, и отправился разбойничать дальше. А царицу с маленьким царевичем и Заруцкого отправили в Москву к новому государю Михаилу Федоровичу Романову под охраной пятисот стрельцов, которым велено было при попытке отбить арестованных немедленно их уничтожить. Как через 150 лет - другого несчастного русского помазанника, Ивана Антоновича. Марину до Москвы везли связанной.

При всех симпатиях к казачеству, я не могу не отметить грустной закономерности в том, что отдельные представители этого смелого и гордого сословия продавали самых знаменитых своих атаманов. Только Булавина не сумели взять живым, чтобы выдать Петру, тогда его застрелил собственный есаул...

Сюжетная схема

Смута началась осенью 1604 года, когда с отрядом искателей приключений границу перешел молодой человек, объявивший себя сыном Грозного, Дмитрием Ивановичем. Шансы его на успех были бы не очень велики, если бы не внезапная смерть Бориса Годунова (видимо, от инфаркта). Вдова Бориса и сын, шестнадцатилетний царь Федор II, были убиты при всеобщем энтузиазме москвичей, готовившихся встречать нового царя Дмитрия. Дмитрий Иванович одиннадцать месяцев правил по-европейски среди непрерывных заговоров и покушений. 17 мая 1606 года он был убит. Царем выкликнули князя Василия Шуйского, имевшего некоторые права на престол - как старший среди Рюриковичей. Но против Василия сразу же выступили на юге Иван Болотников с князьями Шаховским и Телятевским и предводителем рязанских служилых людей П. Ляпуновым.

В этот момент здравомыслящие люди из разных лагерей пришли к удобному компромиссу: предложить московский престол сыну Сигизмунда, Владиславу. Польский король Сигизмунд III Ваза, чьи отношения со Швецией были резко враждебными (несмотря на шведское происхождение короля, а точнее - благодаря этому происхождению), осадил Смоленск. Напоминаю, что Смоленск и окружающая территория в течение нескольких столетий оставались спорными. <...> До поры до времени царя Василия выручал племянник, талантливый полководец Михаил Скопин-Шуйский. Работы ему хватало: после капитуляции Болотникова неизвестного происхождения воскресший Дмитрий собрал войско из казаков и польско-литовских добровольцев.

Изображение
"Называемый Димитрий"

Не имея сил для взятия Москвы, он, в июле 1608 года, разбил лагерь неподалеку. Полтора года в России существовали две равноправные столицы, Москва и Тушино, каждая со своим царем, думой и патриархом. Кстати, тушинским патриархом был Филарет (Федор) Никитич Романов, отец будущего царя Михаила. В 1609 году конфликт начал интернационализироваться - Василий Шуйский призвал себе на помощь шведскую армию.

Тушинский лагерь распался. Василий был свергнут 17 июля 1610 года и пострижен в монахи. Россия с воодушевлением присягала королевичу Владиславу. Условия его правления были заранее определены договором - своего рода зачатком конституции. Однако Сигизмунд неожиданно для всех решил отнять царский венец у собственного сына и захотел сам стать московским царем, что для русских ассоциировалось с прямым подчинением Польше и было заведомо неприемлемо. Комбинация рухнула.

Русский бунт

Мы понемногу освобождаемся от любимого мифа советской историографии, сводившей Смуту к крестьянской войне - Иван Болотников, дворянского рода, раздавал своим сподвижникам поместья с крестьянами точно так же, как это делали Василий Шуйский, тушинский царь, Сигизмунд III и прочие участники борьбы за власть.

Вообще в исторической драме Смутного времени нелегко обнаружить какие-либо идейные и принципиальные противоречия, здесь куда больше подходит гениальная формула сталинских театроведов - борьба хорошего с еще лучшим. Политики того времени с легкостью переходили из одного лагеря в другой, в зависимости от мельчайших изменений конъюнктуры, без тени смущения провозглашали прямо противоположное тому, что говорили вчера, и с удивительной для средневекового сознания легкостью переступали и через крестное целование, и через фамильную честь.

Народу после убийства Димитрия объявили, что убитый был злодей и самозванец, а настоящий царевич давно погиб в Угличе. Но провозглашали этого настоящего царевича святым и переносили его мощи в Москву те же, кто на следствии по угличскому делу доказывали, что царевич как самоубийца недостоин даже погребения. Отец Марины Мнишек, воевода Юрий Мнишек <...>, напимер, продал родную дочь за 300 тысяч рублей. <...>

Ближайшие сподвижники претендентов не скрывали циничного отношения к делу, за которое сами боролись: московский патриарх Гермоген уважал своего Василия Шуйского не больше, чем тушинский гетман Рожинский - своего царя, и разве что сан не позволял духовному лицу демонстрировать презрение бранью и пьяными драками на глазах у царя. Впрочем, когда это показалось выгодно, Василия скинули с престола не более почтительно. Вдова Ивана Грозного царица Мария Федоровна вчера только признавала Государя Дмитрия Ивановича своим сыном, который <...> сразу же, бросив ее на произвол судьбы, бежал в Польшу (даже на письма не отвечал).

Непрерывная череда такого рода событий создавала особую социально-психологическую атмосферу, в которой люди не верили уже никому и ничему. Впрочем, народ был вполне достоин своих пастырей. Одна и та же московская толпа возводила на престол царя Дмитрия и глумилась над его трупом, прославляя Василия Шуйского, чтобы потом с позором низложить старика <...>. Потом присягали королевичу Владиславу и радушно принимали в Москве польско-литовское войско Жолковского - тех самых еретиков, которых с воодушевлением резали майской ночью 1606 года.

Любопытно, что тем соотечественникам, которые пытались заступиться за избиваемых, говорили: вы жиды, как и Литва. Может быть единственный в этом море крови и грязи, кто действительно имел какую-то программу, был молодой человек, посеявший смуту и ставший одной из первых ее жертв. В имени Лжедмитрий, унаследованном официальной советской историографией у официальной дореволюционной, при всей его формальной справедливости, есть ярко выраженный негативный подтекст, поэтому я предпочитаю вариант Н. И. Костомарова.

Теперь, когда Костомарова начали издавать, вряд ли имеет смысл пересказывать его знаменитую биографическую работу "Называемый Димитрий". Отмечу только: в ней рассказывается об одном из редчайших случаев, когда на русском престоле соединились откровенное западничество и вольномыслие ("Пусть всякий верит по своей совести" - фраза слишком смелая даже для Европы!) с твердым, мужественным характером и патологическим для вышеописанной среды отсутствием коварства и жестокости.

Поведение царя Дмитрия во время его краткого, одиннадцатимесячного правления служит серьезнейшим аргументом против годуновско-пушкинской версии, отождествляющей его с Григорием Отрепьевым: расстрига, бывший келейник московского патриарха вряд ли мог мыслить и действовать так. как этот молодой человек. Он прощал своих врагов, даже пойманных с поличным: "Есть два образца держать царство - или всех жаловать, или быть мучителем; я избрал первый".

Бояре-заговорщики во главе с тем же профессиональным клятвопреступником Василием Шуйским, которых московские люди приговорили к смерти, а Дмитрий помиловал, не могли простить столь легкомысленного великодушия и при первой же возможности отплатили своему спасителю за отступление от обычаев его называемого отца Ивана Васильевича. Вскоре, после свадьбы Дмитрия и Марины ("Счастье не всегда ходит по одному пути. Оно не там кончается, откуда начинается, но устраивается так, как сам Бог направит его"), компания придворных аристократов и преступников, специально выпущенных из тюрьмы, зверски убила молодого царя, мечтавшего о свободной торговле, веротерпимости и создании в Москве университета. Пожалуй, из всех его проектов за 386 лет в полном объеме осуществился только один - университет. Такова судьба добрых царей на Руси.

Интересно, что Марина была сначала коронована и только потом, уже в качестве царицы, вступила в брак с Дмитрием. Быть может, Дмитрий предчувствовал судьбу и хотел по возможности оградить свою из бранницу от превратностей, обеспечив ей независимый правовой статус. Хотя кого в то время волновало право?

Царица и казак

Опаснейшие враги того государства, которое восстановили в 1613 году Минин и Пожарский, составляли необычную пару - двадцатипятилетняя польская аристократка, помазанная на царство Всея Руси, и крестьянский сын из-под Тарнополя (по-тогдашнему - русин, сейчас он назывался бы украинцем, да еще западным, но в начале XVII века такие тонкости мало кого интересовали, и в источниках он фигурирует либо как русский полководец, либо как храбрый вождь донских казаков). Вопреки всем местническим традициям, Иван Заруцкий саблей добыл себе боярство. Его боевой товарищ по Тушинскому лагерю, поляк Н. Мархоцкий оставил о нем воспоминания: "Все наше войско бежало, и не будь тут Заруцкого, который прискакал с несколькими сотнями донцов и у реки Ходынки отразил Москву ружейной пальбой, она загнала бы нас в самый лагерь...". С. Жолкевский, едва не соединивший русских и поляков в единый народ, писал: "князь Рожинский (тушинский гетман.- И. С.) почти всегда был пьян, поэтому Заруцкий заведовал караулами, подкреплениями, доставкой известий". Помимо этих достоинств, атаман был собою красив и пропорционален - качества, не столь важные для исхода войны за московское наследство, но, вероятно, небезразличные для наследницы Марины. Впрочем, и с Заруцкого не следует писать иконы: в конце Смутного времени он правил в Астрахани по образцу Ивана Васильевича: "многих добрых людей в ночи пытав на пытке и огнем жгли, да с обруба в воду посажали, да и по вся дел дни беспрестанно кровь проливают".

Изображение
Марина Мнишек

О Марине Мнишек наша публика знает несколько больше благодаря опере Борис Годунов. "Расчетливая, надменная и легкомысленная красавица" - сказано в хорошем дореволюционном учебнике русской истории Трачевского (как это - расчетливая и легкомысленная одновременно?)

Менее известно, что эта маленькая пани ездила верхом, вооруженная саблей и пистолетом, и в гусарской одежде входила в воинский совет, чтобы предъявлять претензии взбунтовавшимся ландскнехтам. Когда лучший московский полководец, молодой Скопин-Шуйский, осадил в Дмитрове одного из лучших тушинских полководцев, польского удальца Яна Сапегу, Марина на валах возглавляла оборону, воодушевляя солдат словами: "Я, женщина, не утратила мужества!".

Отношения их с Сапегой составляют отдельный причудливый сюжет. Начались они с того, что удалец с гусарами молодую вдову убитого царя Дмитрия и ее отца, воеводу Мнишка, отбил у московской стражи (которая, впрочем, и не думала о сопротивлении). После совместной обороны Дмитрова они поссорились, и бесстрашная царица сказала, что у нее есть три с половиной сотни донцов и, "если до того дойдет, она даст ему сражение". Марина лично

инструктировала русских послов и принимала иностранных, даже при жизни своего второго мужа, тушинского царя, не отличавшегося ни умом, ни образованием. Когда польский король Сигизмунд, ее бывший государь, предложил из милости тушинской чете Саноцкую землю и доходы с Самборской экономии за отказ от русского престола, она попросила у него Краков, обещая за это "из милости уступить королю Варшаву". Письма она подписывала императрица Марина. Согласитесь, личность, весьма далекая от женского идеала, предлагаемого Домостроем, даже если считать произведение Сильвестра, безусловно, прогрессивным по сравнению с обычной практикой.

Иван-царевич

Судьба царевича Ивана - авантюрный роман со дня рождения. И даже до рождения. Отец его - тушинский царь, известный и под именем Лжедмитрий II, второй муж Марины Мнишек. После переворота 17 мая 1606 года Василий Шуйский отправил вдову убитого царя вместе с отцом, воеводой Мнишком, в ссылку в Ярославль. В те времена, когда еще не изобрели фотографию и телевидение, ссыльные не могли уверенно судить о том, что за человек вновь собирает сторонников Дмитрия Ивановича - действительно ли это их государь, которого судьба уже неоднократно спасала от верной смерти, или самозванец второго порядка.

Личная встреча Марины с воскресшим мужем подтвердила худшие опасения. Человек неизвестного, но явно не аристократического происхождения, он отличался грубыми и дурными нравами и произвел на Марину крайне неблагоприятное впечатление - долгое время она не хотела признавать его, несмотря на все уговоры отца, материально заинтересованного в таком признании. Однако политика оказалась могущественнее личных симпатий и антипатий. А может быть, дело не только в политике. Тушинский царь олицетворял единственную альтернативу правительству Василия Шуйского - единственную возможность отомстить за человека, которого Марина, видимо, действительно любила, и вернуть московский престол. Напомним, что тогда ей было всего 19 лет.

5 сентября 1608 года в лагере Сапеги состоялось ее тайное венчание с тушинским царем. С формально юридической точки зрения брак их был вполне законен, равно как и ребенок, рожденный в этом браке. По мнению В. Б. Кобрина, второй муж Марины "унаследовал авантюризм своего предшественника, но не его таланты". Имея стотысячную армию, он не только не смог навести в ее рядах порядок и выбить Василия из Москвы, но оказался даже не в состоянии поддерживать престиж царского звания среди пьяных безобразий казаков и наемников. Такое положение было унизительно для Марины.

Тем не менее она разделяла с мужем все превратности его судьбы: мятежи, распад Тушинского лагеря, бегство в Калугу. Там бывшие тушинцы на какое-то время восстановили правительство, боровшееся и против Москвы, и против польского короля, вплоть до декабрьского дня 1610 года, когда глава этого причудливого двора был зарезан князем Урусовым. А в начале января нового, 1611 года, Марина родила сына, которого крестили в православной вере и, сразу же, два самых могущественных военных вождя - Заруцкий и Ляпунов, признали его законным наследником престола. Сам того не подозревая, новорожденный уже принимал участие в большой политике, и вокруг его колыбели сталкивались партии и армии.


Интернационалисты XVII века

Второй большой миф о Смуте объясняет её иностранной интервенцией. Он восходит все к тому же Василию Шуйскому, который ненависть московской черни к иностранцам и иноверцам удачно обратил против Дмитрия. Позднее те же ксенофобские инстинкты использовала победившая партия Романовых, чтобы возвеличить собственную победу.

К сожалению, факты входят в некоторое противоречие с этой конструкцией. Искусственность ее хорошо понимали свободомыслящие ученые XIX столетия. Во-первых, Называемый Димитрий, вовсе не был польским ставленником. Сигизмунд III не оказывал ему официальной поддержки, а участие отдельных панов в его экспедиции, с точки зрения господствовавших в польско-литовском государстве обычаев, было таким же частным делом, как купля-продажа имения.

Придя к власти, молодой царь и не помышлял об удовлетворении территориальных и религиозных претензий со стороны короля и папы, а при первых же недружественных жестах со стороны Сигизмунда вступил в соглашение с вооруженной оппозицией польской шляхты - конфедерацией, организованной Я. Радзивилом и Л. Понятовским, и готовился поддержать их сорокатысячным войском. Историк А. Гиршберг прямо пишет о планах обоих Дмитриев - и московского, и даже тушинского - овладеть польским троном. Встречаясь в исторической литературе со словами польский, поляки, мы должны помнить, что национальный вопрос и связанная с ним терминология в начале семнадцатого века значили совсем не то, что в конце двадцатого.

Польша Сигизмунда - это польско-литовская монархия, а её непосредственно прилегающая к Московской Руси половина, Литва, вовсе не была Литвой в том смысле, какой сегодня вкладывает в это слово В. Ландсбергис. Она изначально строилась как государство литовско-русское, причем отнюдь не католическое. "Явились на Руси два государства, - пишет Н. И. Костомаров, - Москва и Литва... Русь, таким образом, разделилась на две половины". И те рыцари и удальцы Смутного времени, которых мы по привычке именуем поляками, в действительности сплошь и рядом оказываются представителями русских дворянских родов, да еще православного вероисповедания. Ревнителями православия называют князей Острожских и Вишневецких.

Послы Сигизмунда в Москве А. Балабан и Ст. Домарадский - люди греческой веры. Сапеги - из бояр Смоленской области. Правда, вышеупомянутый <Ст. Домарадский> формально принял католичество, но покровительствовал обеим церквам. И в отряде его, по его собственным словам, большая половина состоит из русских людей. Тушинский гетман князь Рожинский в письме папе римскому восхваляет некоего о. Викентия, благодаря которому он все-таки склонился к католичеству, но если учесть, что главную тему письма составляют просьбы о помощи, вряд ли можно воспринимать его пафос всерьез.

С другой стороны, Москва, с которой все они воевали, представлена венграми, татарами, французами во главе с де ля Виплем, англичанами (!) и, согласно дневнику Сапеги, целым подразделением все тех же поляков, у которых было свое знамя и свой ротмистр. Наконец, на стороне Шуйского воевала армия шведов. Таким образом, правильнее было бы говорить не об организованной интервенции, а о том, что некоторые подданные сопредельных (и даже не сопредельных) стран приняли участие во внутренних неурядицах Русского государства, причем участие эти носило поначалу сугубо неофициальный характер.

Впрочем, и официальное вмешательство со стороны Польского и Шведского королевств было вызвано столь же официальным приглашением из Московской Руси. И в этом приглашении не содержалось никакой национальной измены. Россия могла иметь царя Владислава польского происхождения точно так же, как сама Польша имела короля Сигизмунда из шведской династии Ваза, и, например, Англия - короля-шотландца Стюарта. Вообще монарх-иноземец для феодализма скорее норма, чем исключение. Идея объединения России вокруг Владислава была уже практически реализована Станиславом Жолкевским, если бы не нелепое упрямство Сигизмунда III. Будь король поумнее, Смута кончилась бы на три года раньше и сегодняшние патриоты прославляли бы династию Ваза.

Иностранное вмешательство не было первопричиной событий. Причины историки видят в разорении страны Иваном Грозным, в последствиях этого разорения - крепостничестве и природной катастрофе - трехлетнем голоде, постигшем страну в правление Бориса и заставившем Годуновых расплачиваться за чужие грехи. Но интервенция точно так же не может считаться и движущей силой Смуты. Эту движущую силу, опору и основу партии беспорядка, скорее всего, следует искать в казачестве.

С большим вниманием я читаю в современной партийной печати рассуждения о казачестве. "Издревле казаки ставили воглаву угла защиту Православия... а для верующего монархия на земле - своего рода "калька" устройства небесного" ("Путь", газета Российского христианского демократического движения). "К идеалам служения "Вере" и "Отечеству" казак с необходимостью добавлял и третий, не расторжимый в совокупности член - "Царю"... Истинная "вольность" воспринималась как реализация предельного личностного права на отсечение собственной воли, а "самодержавие" как вольное изъявление Божьей правды и милости через монарха" (журнал "Кубань").

Раннее казачество весьма мало соответствовало этому идеалу. Как донцы, так и запорожцы не утруждали себя выяснениями пятого пункта или социального происхождения и поначалу даже в религиозных вoпpocax проявляли такое же свободомыслие, каким ужаснул патриархальную Москву их любимый царь Дмитрий. (Интересно. что с началом религиозных преследований "вольнодумцы" станут самыми упорными защитниками гонимой церкви - ортодоксального православия на Украине и старообрядчества на Дону.) "Казаки - люди различных племен, из земли московской, татарской, турецкой, польской, литовской, карельской и немецкой... говорят преимущественно по-московски" (И. Масса, начало XVII века). Кроме холопов и беглых крестьян, мы встречаем в товариществе и аристократов, как легендарный запорожский герой Байда - князь Вишневецкий или его донской коллега князь Дмитрий Трубецкой.

Так же свободно относились казаки ко всем без исключения самодержцам, через которых вольно изъявлялась Божья правда, а также правда Аллаха, они постоянно балансировали между сопредельными державами: Россией, Польшей и Турцией, поскольку чувствовали себя независимыми от всех и уважали (не уважали) царя, короля и султана ровно настолько, насколько каждый из монархов в данный момент мог быть им полезен (или вреден). С другой стороны, раннее казачество не успело выработать какой-либо социальной программы (она появится на Дону только в ходе религиозной реформации), поэтому борьба с несправедливым порядком, вытолкнувшим их в дикое поле, при самом искреннем его неприятии на деле сводилась к перемене ролей в рамках одной и той же системы.

В стихийных ополчениях Смутного времени, будь то армия Болотникова, или тушинского царя, или так называемое первое русское ополчение Ляпунова - Заруцкого - Трубецкого, с необычайной силой проявились все хорошие и дурные свойства тогдашнего казачества. Разгульная казацкая кочевка в Тушине на время стала столицей России. Здесь демократично перемешались сословия и вероисповедания, неграмотный мужик, почитавшийся царем, ставил в патриархи Филарета Романова, а шляхтичи с донскими молодцами весело проводили время в пьянстве и за игрой. К сожалению, единственным источником существования красочного славянского рыцарства был более, а чаще менее, узаконенный грабеж всех тех, кто еще продолжал работать и, несмотря на политические катаклизмы, добывал хлеб насущный.


Виселица за Серпуховскими воротами

В конце концов люди смертельно устали от безобразий, и восьмилетняя Смута закончилась "победой сил порядка и посредственности" (В. Б. Кобрин) - избранием на царство юного Михаила Федоровича Романова, тихого и неспособного по природе, которым управляла сначала мать, а затем отец, патриарх Филарет. Но за установление порядка пришлось заплатить дорогую цену - отказаться от прогресса. То зачаточное крепостное право, когда крестьянин был крепок не господину, а земле, на которой трудился, своегорода пропискана средневековый манер, было поколеблено разрешающими указами Бориса и Дмитрия в период голода и Смуты, да и вряд ли вообще могло всерьез соблюдаться среди анархии.

Однако именно при Михаиле Романове оно утверждается в новом, невиданно суровом и бесчеловечном обличье, при котором крестьянин (христианин) приравнивается к рабу, к вещи, скотине. Те элементы правового государства, Великой хартии вольностей, которые присутствовали в крестоцеловальной записи царя Василия и в договорах о приглашении на русский престол Владислава, оказались похоронены, и Россия вернулась к восточному деспотическому правлению Ивана III.

Западничество было предано анафеме вместе с Гришкой Отрепьевым и вновь заявило о себе всерьез лишь спустя многие десятилетия, но уже не в мягкой и либеральной форме, а таким образом, что прогресс и просвещение только укрепляли архаичный социальный порядок. Вынужденные выбирать между порядком и прогрессом, русские люди в любом случае оказывались в проигрыше. Стабилизация наступила, но на значительно более низком уровне. Этим-то и отличаются смуты от настоящих революций. Однако чтобы перевернуть последнюю страницу в истории Смутного времени, партии порядка предстояло окончательно решить проблему возможных соперников семнадцатилетнего царя, наследника вовсе не венценосной и даже не княжеской фамилии.

Заруцкому за многие дела предстояло гореть в аду, и вряд ли он до сих пор был бы более постоянен в политических пристрастиях, чем прочие участники междоусобий, но Марине и ее сыну отчаянный атаман остался верен до конца. Его армия отступает на юг-в исконное казачье поле, взрастившее и питавшее Смуту. Дон же отказывает в помощи сыну казацкого царя и своему атаману. Самые яростные и непримиримые из казаков уже сложили головы под разными знаменами, другие выслужили себе теплые <...> места при кабацком откупе, да и поместьица, а те, что остались на Дону, предпочитали московское жалованье и свое хозяйствоневерной военной удаче.

Заруцкий, постоянно преследуемый воеводами нового царя, поворачивает к Волге, указывает путь Разину, как скажет впоследствии историк С. И. Тхоржевский. Астрахань подчинена Москве недавно и еще хранит память о собственном независимом царстве. Под властью Марины и Заруцкого она обретает осенью 1613 год свой последний кратковременный суверенитет. Армию Заруцкого пополняют волжские казаки, которых Москва не жалует за разбои на торговых путях. В поисках союзников они обращаются к персидскому шаху Аббасу, говоря по совести, одному из самых кровожадных тиранов мировой истории.

Впрочем, неразборчивость в связях до сих пор отличает российских революционеров. Однако шах с помощью медлит. Казаки ссорятся с купцами, сам Заруцкий - с воеводой Хворостининым. Наконец, в апреле 1614 года в Астрахани, к которой со всех сторон приближаются московские войска, начинаются бои между горожанамии казаками. Спасая Марину и царевича, атаман доверяется Трене Усу и вместе с нимбежит на Яик... Здесь их и настигает крепнущая рукановой власти. <...>

Заруцкого допрашивал сам царь. Мы никогда не узнаем, о чем беседовали робкий юноша и атаман; можно предположить, что за Михаила говорили, по обыкновению, его советники. Но, очевидно, ответы Заруцкого их не слишком устроили. Ведь практически все видные соратники обоих Дмитриев, в том числе и князь-атаман Дмитрий Трубецкой, остались вельможами и при новой власти.

Заруцкий после пыток был посажен на кол. А трехлетний сын Марины, царевич Иван, повешен на виселице за Серпуховскими воротами. "Многие люди, заслуживающие доверия, видели, как несли этого ребенка с непокрытою головою на место казни. Так как в это время была метель и снег бил мальчику по лицу, то он несколько раз спрашивал плачущим голосом: "Куда вы несете меня?".

Но люди, несшие ребенка, несделавшего никому вреда, успокаивали его словами, доколе не принесли его на то место, где стояла виселица, на которой и повесили несчастного мальчика, как вора, на толстой веревке, сплетенной из мочал. Так как ребенок был мал и легок, то этою веревкою по причине ее толщины нельзя было хорошенько затянуть узел, и полуживого ребенка оставили умирать на виселице". Э. Геркман, "Сказания Массы и Геркмана о Смутном времени в России". Москва, 1874 год.

Убийство детей, которые могут вырасти и предъявить претензии на наследство своих родителей, нередкое дело во время феодальных распрей. Не совсем обычно другое, что казнь маленького ребенка устроена публично, словно своего рода народный праздник.

Изображение
Филарет - отец Михаила Романова

Сторонники Романовых с самого начала пытались убедить к убедили страну ,что царевич вовсе не был царевичем - сын самозванца, тушинского царя не имел законных прав на престол. Но мне кажется, что лучшим консультантом в этом вопросе для молодого Михаила Федоровича мог бы быть его отец Филарет Никитич, которого сделал митрополитом московский Димитрий, а патриархом - тушинский, то есть отец несчастного мальчика.

По единодушному отзыву современников, Филарет стоял во главе тушинской партии бояр до того момента, когда посчитал для себя более выгодным перейти на сторону Сигизмунда Польского, а в это время он, кажется, не высказывал никаких сомнений по поводу законных прав государя Дмитрия Ивановича. Потому-то царевича Ивана и не отравили, как Михаила Скопина-Шуйского, и не утопили, предварительно выколов глаза, как Болотникова, и не замучили в тюрьме вместе с матерью, гордой царицей Мариной, потому что он был для новой династии более чем реальным соперником.

И только убивая его всенародно, они могли в какой-то степени уберечь себя от воскресших царевичей Иванов, то есть от того, что пришлось испытать на закате дней Борису Годунову и что так хорошо описал А. С. Пушкин в одноименной трагедии.

Я не верю в мистические совпадения и отношусь к истории вполне рационально. Но есть пугающая закономерность в том,что династия Романовых началась злодейским убийством ребенка и таким же злодейским убийством завершилась...

А для ответа на провокационные вопросы иностранцев наши дипломаты получили от своего христианского правительства такую официальную информацию: "И Ивашко (Заруцкий) за свои злые дела, и Маринкин сын казнен, а Маринка на Москве от болезни и с тоски по своем выбледке умерла".


И. СМИРНОВ
Ответить

Фотография Play Play 26.02 2008

Знак кометы

В марте 1584 года Иван Грозный, поднявшись на крыльцо Благовещенского собора в Кремле, увидел в небе над Москвой светящуюся крестообразную комету. «Вот знамение моей смерти», – вскричал потрясенный царь. Через несколько дней он умер, отравленный ли приближенными, или пораженный болезнью.

Его наследник царь Федор Иоаннович, последний из Рюриковичей, правил в годы затишья перед бурей, надвигавшейся на Россию. После смерти царя в 1598 году наступило первое трагическое для страны междуцарствие, первое знамение Смуты. Федор Иоаннович все передал своей супруге, царице Ирине, но та категорически отказалась принять власть и удалилась в Новодевичий монастырь, где приняла монашество. Главным претендентом на русский трон оставался ее брат боярин Борис Годунов. Пока народ волновался в ожидании законного государя, боярин жил около Новодевичьего монастыря, ожидая избрания на престол. Став царем, он не забыл дней своих проведенных у стен обители и щедро благоукрасил ее.

Недолгое царствование Бориса Годунова оказалось тяжелым для России. Помимо жестокой борьбы за власть, с ее казнями, ссылками и опалами, страну постиг страшный голод. От сильных дождей хлеб пророс, а рано начавшиеся морозы погубили урожай. Голод в свою очередь вызвал восстания и наводнил страну беглыми холопами и крепостными, которых хозяева просто выгнали, чтобы не кормить. «Разбои великие» учинялись под Москвой, на Калужской, Серпуховской и других крупных дорогах, куда власть периодически высылала карательные отряды.

Чтобы дать работу и пищу голодному люду, стекавшемуся в Москву, Борис Годунов устроил свою великую стройку – именно в то время колокольня Ивана Великого была надстроена до 81 метра и стала самым высоким сооружением старой Москвы, получив второе, менее известное прозвище Годунов столп. Конечно же, честолюбивый государь хотел и увековечить свое имя. Под куполом звонницы надпись:«Изволением Святыя Троицы повелением Великого Государя царя и Великого князя Бориса Федоровича всея Руси самодержца и сына его благоверного Великого государя царевича и Великого князя Федора Борисовича всея Руси храм совершен и позлащен во вторыя лето государства их 7108».

Тогда же Москва впервые увидела праздничную иллюминацию. Царь Борис готовил свадьбу дочери Ксении с датским принцем и торжественно встречал жениха в Кремле. Пир был дан в Грановитой палате, а вечером на особых высоких жаровнях разожгли огромные костры, и Москва озарилась светом, как днем — то было самое первое в истории вечернее освещение города.

Уже неслась по истерзанной политические распрями, смутами и голодом Руси молва о чудом спасшемся царевиче Дмитрии. Уже Лжедмитрий I, имевший крепкую поддержку в Польше, приближался к Москве осенью 1604 года. Кем же на самом деле был первый самозванец, беглым монахом Григорием Отрепьевым или другим лицом — историки еще спорят. 13 апреля 1605 года Борис Годунов умер, вероятно, тоже от яда, и новым царем стал его сын Федор.

Однако бояре-изменники присягнули на верность Лжедмитрию, назвали его царем русским, и тот отправил в Москву свою «прелесную грамоту» от имени царевича Дмитрия. В начале июня Гаврила Пушкин, предок поэта, зачитал на Лобном месте эту грамоту народу. Всколыхнувшийся, подстрекаемый сторонниками самозванца народ признал его законным царем, мечтая видеть на престоле Богом данного, справедливого государя, способного защитить своих подданных от вельможного произвола и восстановить порядок. В Кремле убили государя Федора Борисовича с матерью, а сестра его Ксения отправилась в Новодевичий монастырь.


Эра самозванцев

Изображение
Царь Димитрий Иоаннович (Лжедимитрий I)

20 июня 1605 года Лжедмитрий, войдя в Москву по Серпуховской дороге, торжественно въехал на Красную площадь. На Лобном месте его всенародно признала своим родным сыном инокиня Марфа (царица Мария Нагая, мать убиенного царевича Дмитрия). Легенда гласит, что когда Лжедмитрий ехал по Красной площади в Кремль, вдруг поднялся страшный вихрь — такой силы, что всадник едва удерживался в седле, — а колокола Софийской церкви в Замоскворечье, что напротив Кремля, зазвонили сами собой. Все это сочли за дурное предзнаменование.

Лжедмитрий, правивший всего год, настроил против себя народ явной склонностью к латинской вере, непочтением Православия и неисполнением московских обычаев, за которым москвичи и стали усматривать его самозванство. Он не любил парной бани и не спал после обеда, женился на католичке Марине Мнишек, дочери польского воеводы, и привел за собой в Москву поляков, не уважавших православную веру и москвичей. Его подозревали и в сочувствии католичеству, и даже в тайном его принятии. Легенда гласит, что первый Лжедмитрий, обещав польскому королю ввести на Руси латинскую веру, хотел устроить в основании столпа Ивана Великого римско-католический костел: между первыми двумя ярусами колокольни находится пустота, в которой будто бы и должен был разместиться латинский храм.

Терпение разочарованного народа, которому ничего, кроме новой кабалы, царствование Лжедмитрия не принесло, лопнуло. Через несколько дней после свадьбы, 17 мая 1606 года в Москве началось восстание. Первым ударил колокол храма Илии Пророка в Китай-городе, и за ним ударили в набат по всей столице. Заговорщики бросились в Кремль. По московскому преданию, перед смертью Лжедмитрий взмолился: «Несите меня на Лобное место, там объявлю истину всем людям». Тогда на Лобное место был брошен его поруганный труп в «личине» и с дудкой в руках — для вящего доказательства его самозванства и смерти. Через три дня его захоронили в убогом доме на окраине, где теперь стоит уже знаменитый Покровский монастырь за Таганкой. Потом будто бы его труп таинственно исчез оттуда и был вскоре обнаружен на другом кладбище. Это сочли за очень дурной знак, и тогда его труп сожгли, пеплом зарядили пушку и выстрелили на запад, откуда пришел на Русь враг-самозванец.

Изображение
Царь Василий Иоаннович Шуйский

19 мая 1606 года на Лобном месте был «выкрикнут» на царство боярин Василий Шуйский, а в июне он торжественно венчался в Успенском соборе. В Москве сохранились боярские палаты Шуйских в Подкопаевом переулке, 5, близ Кулишков, — те места считались элитными, поскольку рядом стоял загородный дворец государя, и там селилась столичная знать. (По легенде, в этих палатах остановился польский гетман Ян Сапега и умер здесь в сентябре 1611 года, не успев покинуть Москву).

Род Шуйского происходил от старшего сына Александра Невского, однако с самого начала своего царствования он не заимел авторитета и поддержки ни со стороны народа, ни со стороны влиятельных бояр. Пытаясь снискать к себе любовь и доверие, Шуйский решил ознаменовать свое правление великим делом. В июне 1606 года он велел перенести нетленные мощи царевича Дмитрия из Углича в Москву, — ведь именно убийство царевича Дмитрия привлекло на Русь самозванцев. Так Шуйский хотел и предостеречься от последующих лже-царевичей, показав всему народу честные мощи убиенного мученика.

Сразу после смерти царевича Шуйский был в числе тех, кто настаивал на версии несчастного случая — якобы больной ребенок нечаянно сам заколол себя. И теперь в знак раскаяния Шуйский нес на руках его святые мощи на Лобное место, где они были выставлены на всенародное поклонение, а потом в кремлевский Архангельский собор. Там, в храме у гроба сына царица-инокиня Марфа покаялась перед народом за признание Лжедмитрия и получила отпущение от духовенства. Тогда же был созван церковный Собор, который в июле 1606 года избрал митрополита Казанского Гермогена Патриархом.

В тот год на Москву вместе с крестьянской армией Ивана Болотникова, шел еще один самозванец, — «царевич Петр», якобы сын царя Федора Иоанновича. На волне Смуты и боярского царствования весть о законном, «справедливом» царе падала на благодатную почву. Болотников Москвы не взял, но осадил ее в районе Юго-Запада. Правительство держало оборону у Калужских и Серпуховских ворот. В ноябре войска Болотникова, перейдя Москву-реку из Коломенского, внезапно появились под самым Кремлем, около несохранившейся церкви Николы в Ямах близ Котельников, но были отброшены царскими отрядами.

А в декабре 1606 года после того, как дворянские полки изменили Болотникову, власти дали повстанцам генеральное сражение. Брат царя встал у Новодевичьего монастыря, а племянник М. Скопин-Шуйский — у Серпуховских ворот. Болотников не выдержал боя с правительственными войсками, и, разбитый наголову, бежал от Москвы. А «царевича Петра Федоровича» казнили в Москве на Серпуховке близ Данилового монастыря.

И уже в начале 1608 года под Москвой появился очередной, но очень сильный самозванец, выдавший себя за чудесно выжившего царевича Дмитрия (то есть за Лжедмитрия I, якобы спасшегося во время майского восстания 1606 года). Марина Мнишек признала его своим «законным мужем». Неизвестно точно, кем был этот самозванец — то ли некто Богданко, то ли Матюшка Веревкин, но он получил два прозвища — историческое Лжедмитрия II и народное «Тушинского вора», поскольку он дошел до окрестностей Москвы и стал станом в подмосковном селе Тушино.

В июне 1608 года он потерпел поражение в битве с правительственным войском на Ходынском поле и отступил в Тушино без штурма столицы. Правительственное войско заняло оборону в районе Пресни и Ходынки. Беда состояла в том, что очень многие русские города признали власть нового Самозванца, кроме Смоленска, Коломны, Переяславля-Рязанского, Нижнего Новгорода и Троице-Сергиевой Лавры. В тушинский стан стекались и противники Шуйского, и беглые, и «воровские люди» и иностранцы. Весь этот ратный сброд стоял у стен Москвы.

Под натиском страшной силы второго Лжедмитрия Шуйский сначала заключил временное перемирие с Польшей в июле 1608 года, а затем обратился за военной помощью к Швеции, отказавшись взамен от своих прав на Ливонию. Договор был подписан в феврале 1609 года, и король Карл IX послал в Россию войско под предводительством Иакова Делагарди. Во главе объединенного войска встал царский племянник, молодой талантливый полководец М.В.Скопин-Шуйский. Выступив из Великого Новгорода, он подошел к Москве и разбил тушинцев, самозванец же успел бежать задолго до того. Отбросив Лжедмитрия II от Москвы, войско Скопина и Делагарди в марте 1610 года триумфально вошло в Москву.

Однако договор России со шведами, находившихся в состоянии войны с Польшей, дал повод польскому королю Сигизмунду отклонить перемирие и начать войну с Россией. Уже в сентябре того же 1609 года войско гетмана Сапеги подошло к Смоленску, туда прибыл король Сигизмунд — и отправил в Москву и в Смоленск свои грамоты, где извещал, что идет навести порядок в России по просьбе самих москвитян ради сохранения православной веры. А тушинцев, уже брошенных самозванцем, призвал присоединиться к нему. В ответ в начале января 1610 года тушинцы предложили королю возвести на русский трон его малолетнего сына Владислава. И в феврале подписали под Смоленском договор о передачи русского престола королевичу Владиславу под условием принятия им православия.

Конец тушинскому лагерю принес Скопин-Шуйский в марте 1610 года, но в апреле полководец внезапно умер. Народ счел виновным в его смерти самого царя Василия Шуйского, узревшего в популярном племяннике сильного политического конкурента. Говорили, что героя отравила из своих рук дочь Малюты Скуратова, которая приводилась ему кумой:

Ох, ты гой еси, матушка моя родимая,
Сколько я по пирам не езжал,
А таков еще пьян не бывал:
Съела меня кума крестовая,
Дочь Малюты Скуратова.

Полководца похоронили с высшими почестями — в Архангельском соборе. А брат царя Дмитрий Шуйский, тем же летом 1610 года «осрамился» в позорной битве у деревни Клушино, проиграв бой польскому гетману Жолкевскому — польский король Сигизмунд уже направил весной 1610 года войска Жолкевского и Сапеги окружить Москву, что они и сделали. После чего московским боярам очередное письмо с предложением возвести на русский престол королевича Владислава, который примет православную веру. Тем более, что после поражения русских под Клушином Лжедмитрий II воспользовался ситуацией и занял Коломенское.

17 июля 1610 года кончилось правление Василия Шуйского. Толпа во главе с заговорщиками — боярами Василием Голицыным, Иваном Салтыковым и Захаром Ляпуновым выгнала Шуйского из Кремля, а поскольку патриарх Гермоген был против такого свержения венчанного царя, то через два дня заговорщики насильно постригли Шуйского в монахи, а обеты за него произносил князь Тюфякин. Патриарх не признал и этого пострига, назвав монахом самого князя Тюфякина. К голосу святителя не прислушались. Власть перешла к боярской думе и к «Ф. Милославскому с товарищи», — к семи знатнейшим боярам. Началась одна из самых страшных и позорных эпох в Российской истории, прозванная Семибоярщиной.


Москва оцепенела от ужаса

Летом 1610 года национальная независимость России оказалась на волоске. С запада к Москве подошла армия гетмана Жолкевского, которую Сигизмунд послал для поддержки своих требований. В Коломенском стоял Лжедмитрий II. Государя у России не было, а Семибоярщина мгновенно пошла на предательство. Боярская Дума решила вступить в переговоры с поляками. Они прошли в Филях, где находилось владение Милославского, а также в польском стане у села Хорошова, где стоял гетман Жолкевский.

17 августа 1610 года был подписан договор, и бояре присягнули королевичу Владиславу. В тех условиях политического хаоса и военных угроз его кандидатура представлялась наиболее крепкой и подходящей, но главным условием было принятие им православия. Из Москвы отправилось посольство к королю Сигизмунду под Смоленск «просить королевича» на царство. Пока шли переговоры, становилось ясно, что Сигизмунд, во-первых, не собирается отдавать русский престол отроку-сыну (якобы мальчику опасно править в раздираемой войнами стране) и намерен занять его сам. А во-вторых, о православии с его стороны тоже речи не было. Русское посольство в Смоленске он арестовал и отправил в Польшу — в числе пленников оказался и митрополит Филарет, отец будущего царя Михаила Федоровича.

Святитель Гермоген, требовавший, чтобы Владислав принял православие, был против вступления войска гетмана Жолкевского в Москву. Однако 27 августа 1610 года по наущению бояр Москва все же присягнула Владиславу целованием креста, а уже в сентябре польская армия ночью вошла в русскую столицу — того хотели сами бояре, мечтавшие о крепкой руке, способной защитить от волнений черни, прогнать самозванца от стен Москвы и навести порядок. Новое правительство от имени Владислава возглавил польский гетман Станислав Жолкевский, (после его отъезда А.Гонсевский) а Россию «представляли» боярин Михаил Салтыков и Федор Андронов.

Редко, когда Россия оказывалась на столь тонком волоске от национальной гибели. На улицах Москвы начались столкновения москвичей с иноверцами, которые вели себя в городе, как новые хозяева. Патриарх Гермоген отказался благословить Владислава и в грамотах призвал народ к освобождению Москвы, чтобы изгнать иноземцев и избрать русского царя. Первое народное ополчение собрал рязанский воевода Прокопий Ляпунов (вместе с Д.Трубецким и И.М. Заруцким), которое в феврале 1611 года двинулось освобождать Москву. В состав войска, собранного по всей России, входили и дворяне, и казаки, и стрельцы, и ополченцы, и «даточные люди», то есть крепостные, которых дворяне дали для военного похода. Переодетые сторонники ополченцев тайком приносили в Москву оружие, призывали москвичей на свою сторону. Поляки узнали, что восстание в Москве готовится на март 1611 года, когда дружины I ополчения подойдут к городу.

Диспозиция в Москве не изменялась до самой победы. Кремль и Китай-город были заняты поляками, русское ополчение войско занимало Белый и Земляной город, заперев неприятеля в центре, а с окраин осаду русских пытались пробить польские войска, шедшие на помощь осажденным в Кремле. Первый бой ожидали на Вербное Воскресение — 17 марта 1611 года, но вспыхнул он два дня спустя и, согласно легенде, по чистой случайности. Будто бы поляки, готовясь отразить восстание, упрашивали московских извозчиков помочь им втащить на башни Китай-городской стены тяжелые пушки. Те отказались, и началась перебранка. Иностранцы, не понимавшие русского языка, решили, что это началось восстание, и с оружием напали на русских. Ученые полагают, что они просто хотели упредить московское восстание и нанести удар первыми.

Завязался бой, продолжавшийся весь день. Особенно сильным он был в Белом городе, где на поляков бросились народные толпы, успевшие вооружиться. В ответ из Кремля на повстанцев двинулось польское войско. На помощь горожанам пришли ратные люди под командованием князя Пожарского. Он оттеснил поляков обратно в Китай-город и у церкви Введения близ своего дома на Большой Лубянке, 14 поставил что-то вроде баррикады — «небольшой острог». Этот дом и стал главным эпицентром московских боев 1611 года. Поразительно, что в 1812 году он принадлежал градоначальнику Федору Ростопчину, руководителю московского ополчения в Отечественной войне.

Неприятель оказался осажденным в самом центре Москвы. Наутро 20 марта поляки решили поджечь город, чтобы так подавить восстание, а во второй половине дня к ним пришли подкрепления, и они стали теснить ополченцев из города. В те дни Москва была сожжена в отместку дотла, — выгорела вся территория Белого и Земляного городов, не тронули лишь Китай-город и Кремль, где засели сами захватчики. Князь Пожарский был сильно изранен. «Ох, хоть бы мне умереть, только бы не видать того, что довелось увидеть!» — вскричал он, когда его увозили по Переяславской дороге в Троицкую Лавру. Оттуда князя перевезли в его вотчину, где он лечился до октября 1612 года.

Тем временем ополчение Ляпунова, опоздав по весенней распутице, подошло к Москве и встало близ Николо-Угрешского монастыря. В апреле 1611 года ополченцы дали сильный бой польским частям под Симоновым монастырем, которые сделали сюда вылазку — и опять укрылись в Кремле и Китай-городе. Ополчение вошло в Москву и осадило неприятеля у стен Белого города. Тогда к Донскому монастырю подошел польский отряд, пытаясь ударить в тыл ополченцам, но потерпел поражение. Силы как бы сравнялись — одни не могли снять осаду, другие — взять город.

Именно в это время в стане ополчения произошел трагический раскол. В июле 1611 года в результате заговора был убит Прокопий Ляпунов. Войско стало стремительно распадаться, многие полки стали отходить от Москвы, а у города остались казаки и ополченцы князя Трубецкого, стоявшие в Замоскворечье. Казаки сумели приступом взять Новодевичий монастырь, и освободили Ксению Годунову, которую отправили во Владимир.

Между тем весть о Москве, попавшей в руки врагов и сожженной ими, облетела русские города. Патриарх Гермоген призвал принести недавно обретенную Казанскую икону Богоматери в стан русского войска. Ее принесли в Москву, но после распада I ополчения Трубецкой отпустил чудотворный образ обратно в Казань. По пути икона прибыла в Ярославль именно в тот день, когда туда же пришли из Нижнего Новгорода войска II ополчения во главе с князем Пожарским — это было уже весной 1612 года. «Столь нечаянно благословенная встреча» была принята за доброе предвещение, и икону решили снова взять с собой в Москву — где она и осталась навсегда.

А пока летом-осенью 1611 года набирали по всей земле второе народное ополчение. На защиту Отечества снова поднимала Православная Церковь: архимандрит Троице-Сергиевой Лавры Дионисий и келарь Авраамий Палицын рассылали по русским городам грамоты с призывом спасти Россию. А в августе в Нижнем Новгороде зачитывали грамоту св. патриарха Гермогена. Так случилось, что именно Нижний Новгород стал центром нового русского ополчения, — прежде этот город особенно противился передачи власти королевичу Владиславу.

Первым руководителем второго ополчения стал Козьма Минин, торговый человек, который призвал каждого пожертвовать для снаряжения ратников: «Где соберется доходов — отдаем нашим ратным людям, а сами мы, бояре и воеводы, дворяне и дети боярские, служим и бьемся за святые Божии церкви, за православную веру и свое отечество без жалованья. А если денег не станет, то я силою стану брать у вас животы, жен и детей отдавать в кабалу, чтобы ратным людям скудости не было!» — с таким словом обратился он к народу.

Новое войско было регулярным, из служивых, дворян и ополченцев, без наемников. А военачальником пригласили князя Пожарского, который еще лечился от ран. Настоятель нижегородского Печерского монастыря архимандрит Феодосий убедил его встать во главе русского войска, благословил, и после этого Пожарский, молвив: «Рад за православную веру страдать до смерти», отправился в Нижний Новгород в октябре 1611 года.

Узнав, что готовится новое ополчение, московские бояре-изменники и поляки стали требовать от патриарха Гермогена, чтобы тот запретил ратникам идти на Москву и велел разойтись. Святитель отказался, благословил ополченцев и был заточен в кремлевском Чудове монастыре, где скончался от голода в феврале 1612 года. Мученическая смерть святителя словно осенила победу русских. В марте 1612 года они направились из Нижнего Новгорода к Ярославлю, где встретили чудотворную Казанскую икону, а в июле подошли к Москве. Поскольку Кремль со святыми соборами был занят неприятелем, главным храмом России стал тогда Успенский Собор Крутицкого Подворья. Именно здесь, у стен Новоспасского монастыря князь Пожарский с дружиной целовали крест о спасении Москвы и о том, чтобы положить за нее и за Отечество головы свои…

На сей раз эпицентром боев 1612 года стал район Пречистенки и Арбата, а второй центр развернулся в Замоскворечье, в районе Климентовского переулка. Еще одним памятным местом стал Крымский брод в районе Большой Якиманки, где сейчас стоит церковь Иоанна Воина — там казаков из первого ополчения Трубецкого уговаривал присоединиться к войску князя Пожарского. Ополчению требовалось полностью осадить поляков в центре столицы, и держать оборону вокруг Белого города, дабы не допустить к ним помощи извне.

Первые части ополченцев вступили в Москву 3 августа и разбили лагерь между Тверскими и Петровскими воротами. Через несколько дней второй отряд устроил укрепления между Тверскими и Никитскими воротами. Так была укреплена Смоленская дорога, по которой уже шел на помощь полякам, осажденным в Кремле, гетман Ходкевич. 20 августа третий, главный отряд ополченцев, где были Пожарский с Мининым, занял Арбатские ворота. Казаки Трубецкого встали у Яузских ворот и на Воронцовом поле — то есть войско ополчения растянулось вдоль стены Белого города и к 20 августа замкнуло кольцо полной осады.

Между тем поляки, запершиеся в Кремле и на посаде, стали испытывать острую нехватку продовольствия. Моральные силы тоже отказывали: войско русских насчитывало 10 тысяч человек против 3 тысяч кремлевского польского гарнизона. Гетман Ходкевич, вставший со своим 12-тысячным войском лагерем в Сетуни, имел двойную задачу: снять осаду Кремля с Китай-городом и отбросить ополченцев. Утром 22 августа началось решающее сражение. Нападение на войско ополчения совершилось двумя одновременными ударами: Ходкевич, перейдя Москву-реку, наступал от Новодевичьего монастыря к Арбату, атаковав русскую конницу на Девичьем поле и оттеснив ее в район Пречистенки. А в тыл русским выступили поляки из Кремля. На помощь русским пришли казаки из Замоскворечья, из ополчения Трубецкого, и гетман отступил в район Поклонной горы.

23 августа польскому отряду из Кремля удалось отбить у русских часть замосквореченской территории вместе с укреплением у церкви Георгия в Яндовах. Ходкевич поспешил к Донскому монастырю, чтобы оттуда выступить навстречу польскому отряду, прорвавшемуся в Замоскворечье. Пожарский же расположился штабом у церкви Ильи Обыденного на Остоженке, — позднее скажут, что на этом месте «случилось историческое решение Бога быть России». Келарь Авраамий Палицын совершил у стен Ильинской церкви молебен «о побеждении на враги».

На следующий день 24 августа состоялось главное сражение по тому же сценарию. Бросив все свои силы, Ходкевич от Донского монастыря вновь попытался пробиться в Кремль, а в тыл русским снова ударили поляки из Кремля. Ходкевич, прорвав оборону ополченцев, дошел до Климентовского переулка. Ныне там стоит красивый пятиглавый храм Климентия Римского в стиле елизаветинского барокко. А вот его деревянный предшественник видел ту великую битву: подле него было важное русское укрепление — Климентовский острожек («крепостца на Ордынцах»), который охранял дорогу от Серпуховских ворот к плавучему мосту, соединявшему Замоскворечье с Китай-городом. Его-то и занял Ходкевич. Рано празднуя победу, гетман распорядился привезти к острожку продовольствие для кремлевских поляков.

Другая сохранившаяся свидетельница боя — церковь св. Екатерины на Большой Ордынке: около нее в тот же день соединились ополченцы Пожарского и казаки Трубецкого и отбили Климентовский острожек, захватив доставленную провизию. Победу принес смелый, спасительный ход Минина: взяв у Пожарского четыреста воинов, он переправился с ними через Москву-реку у Крымского моста и неожиданно ударил неприятелю во фланг. Впав в панику, воины гетмана бежали, бросив знамена и весь обоз. Преследования не получилось — у ополченцев не хватало сил, но и у неприятеля тоже сил не осталось. Сутки простоял Ходкевич на Воробьевых горах, убедился в невозможности нового боя и ушел от Москвы, обещав осажденным идти за новым войском. Ни снять осаду, ни отбросить от Кремля ополченцев у него не получилось. Миссия Ходкевича провалилась.

Теперь у воинов ополчения высвободились силы, чтобы начать полную осаду Китай-города и Кремля, дабы окончательно разделаться с захватчиками. Ополченцы стояли в центральном городе, казаки замыкали кольцо осады в Замоскворечье. Пожарский и Трубецкой избрали местом своих совещаний нынешнюю Трубную площадь на берегу Неглинной. К стене Китай-города были стянуты пушки, стояли они и около храма Всех Святых на Кулишках. Пожарский предложил осажденным сдаться, но те надменно отказались, хотя уже испытывали неимоверный голод.

И тогда ополченцы решили брать Китай-город штурмом. Наложив строгий трехдневный пост, перед Казанской иконой отслужили молебен, моля Богородицу о победе, и, возможно, дали обет построить в Москве храм во имя чудотворного Казанского образа. По преданию, в ночь после молебна греческому архиепископу Арсению, заключенному в Кремле, явился во сне преподобный Сергий Радонежский и открыл ему, что «предстательством Богоматери Суд Божий об Отечестве преложен на милость, и Россия будет спасена». 22 октября (4 ноября) войско ополчения штурмом заняли Китай-город и осадили Кремль. Оголодавшие, деморализованные интервенты через два дня сдались без боя, заручившись обещанием Пожарского сохранить им жизнь. Первыми отворились Троицкие ворота Кремля, откуда выпустили русских, сидевших с поляками в осаде, а за ними открылись все кремлевские ворота. К 27 октября поляки оставили Кремль. Им, как и обещали, сохранили жизнь и потом обменивали на пленных русских.

Центром торжеств стала Красная площадь. 27 октября после благодарственного молебна у Лобного места, который отслужил преподобный архимандрит Троице-Сергиевой Лавры Дионисий, духовенство с крестным ходом, под колокольный звон, отправилось в Кремль, в Успенский собор, а за ним шествовали русские войска. Навстречу из Кремля вышел архиепископ Арсений, неся на руках икону Владимирской Богоматери. И только войдя в Кремль, увидели, как пострадало сердце Москвы от завоевателей.


Славься, славься, русский царь

В начале ноября 1612 года руководители ополчения разослали по всей стране грамоты о созыве Земского собора в Москве для избрания царя. Ради этого судьбоносного дела вновь был наложен трехдневный пост, и служили молебны с просьбой о вразумлении, о том, чтобы Бог явил России Волю Свою. Два месяца Земский собор заседал в Грановитой палате. Именно в ней 21 февраля 1613 года избрали царем Михаила Федоровича Романова, имевшего родственные связи с ушедшей династией Рюриковичей. В тот же день посланцы Земского собора объявили его имя народу с Лобного места.

Народ ликовал: «Да будет царь и государь Московскому государству и всей Московской державе!» После этого в Успенском соборе был отслужен молебен под звон Ивана Великого, новому государю провозгласили многолетие и произнесли присягу. Земский собор отправил грамоту польскому королю Сигизмунду с извещением об отказе от кандидатуры Владислава и с предложением обменять пленных — ведь среди них в Польше томился отец нового царя, митрополит Филарет.

Изображение
Царь Михаил Феодорович Романов

В мае 1613 года москвичи встречали у Сретенских ворот на Святой Троицкой дороге первого Романова — царя Михаила Федоровича и его мать, прибывших из Костромы. Венчался государь летом того же года и вскоре отправил игумена Сретенской обители Ефрема в Польшу за своим отцом, митрополитом Филаретом. Встреча отца с царственным сыном состоялась в 1619 году на Пресне, а духовенство встречало пастыря у Никитских ворот, где в память о той встрече патриарх Филарет построил церковь по своим именинам во имя св. Феодора Студита. Она и сейчас стоит подле Большого Вознесения.

Главное же, в честь победы на Красной площади был построен благодарственный Казанский собор. До его освящения чудотворная икона, спасшая Москву и Россию, пребывала во Введенской церкви у дома Пожарского на Большой Лубянке, и князь принес ее на руках в новоустроенный храм. Казанский собор стал символом Церкви Воинствующей. Русское православное воинство сражалось с врагами России под защитой Божией Матери и готовилось с Ее помощью сражаться с антихристом, а самозванец Лжедмитрий, ставший причиной Смуты, воспринимался в русском религиозном сознании как один из его предтеч. Отречение от своего настоящего имени, данного при крещении, означало отречение от своей личности и замену ее на «личину». Антихрист, лживо выдающий себя за мессию, будет последним Самозванцем на земле, и с Казанской иконой, спасшей Россию от Лжедмитрия, связывали надежду на спасение православной России и всех христиан от лжецаря мира в последние времена.

Другой Казанский храм по обету царя был сооружен в Коломенском — там, где стоял когда-то Лжедмитрий II с гетманом Сапегой. И в середине XVII века Церковь установила праздник Казанской иконе 22 октября (4 ноября) «избавления ради от ляхов», который в наши дни по счастью стал и государственным праздником. Тогда же году мощи святителя Гермогена перенесли из Чудова монастыря в Успенский собор, где они покоятся и ныне, но его канонизация состоялась только в 1914 году. В родовой вотчине князя Пожарского — в Медведкове — была поставлена церковь Покрова Пресвятой Богородицы на том месте, где в 1612 году отслужили войсковой молебен перед битвой за Москву.

А в феврале 1818 года на Красной площади установили памятник Минину и Пожарскому — это был самый первый скульптурный памятник в Москве. Его открытие готовили на 1812 год, к двухсотлетию победы над Смутой, но Отечественная война на несколько лет отодвинула это торжество. Памятник раньше стоял в середине площади, обращенный к Кремлю. По замыслу скульптора И. Мартоса, князь Пожарский изображен поднимающимся с ложа, еще не излеченный от ранений, на призыв Минина, а Минин указывает князю на занятый врагами Кремль. Пьедестал же уподоблен жертвенному алтарю, на который принесли себя народные герои ради спасения Отечества. «Вам монумент — Руси святой существованье» — такая надпись изначально должна была украсить пьедестал. Выбрали другую, краткую и сильную: «Гражданину Минину и князю Пожарскому — Благодарная Россия».



Елена Лебедева
Православие.Ru
Ответить

Фотография Lifter Lifter 20.10 2009

Прочитав несколько книг о смутном времени, обнаружил несколько различных версий о том кто же такой был Лжедмитрий I. По более распространенной версии это был монах Гришка Отрепьев, некоторые авторы сводятся к тому, что это был сам царевич Дмитрий! А кем он был по вашему мнению?

Ответить

Фотография Estufero Estufero 20.10 2009

Прочитав несколько книг о смутном времени, обнаружил несколько различных версий о том кто же такой был Лжедмитрий I. По более распространенной версии это был монах Гришка Отрепьев, некоторые авторы сводятся к тому, что это был сам царевич Дмитрий! А кем он был по вашему мнению?

Доказать кем был Лжедмитрий не представлятся возможным. На мой взгляд, это был Григорий Отрепьев. Известно, что в Москву были вызваны его родственники для допроса. В то время людей вычисляли получше наших спецслужб - народу было меньше, да и знали все друг друга хорошо.
Ответить

Фотография Lifter Lifter 22.10 2009

Доказать кем был Лжедмитрий не представлятся возможным. На мой взгляд, это был Григорий Отрепьев. Известно, что в Москву были вызваны его родственники для допроса. В то время людей вычисляли получше наших спецслужб - народу было меньше, да и знали все друг друга хорошо.


Возможно мои суждения не верны, но пьяница-монах Гришка Отрепьев вряд ли мог потянуть на роль благородного царевича, с хорошей осанкой и хорошими манерами, коими их описали английские послы! И к тому же неужели московское общество не узнало бы в новом царе пьяницу, завсегдатого питейных заведений, коим считали Гришку Отрепьева. К этому можно привести и тот факт, что тело Лжедмитрия после убийства было обезображено, в том числе и лицо и вывешено на люд, зачем это было делать?
Ответить

Фотография Estufero Estufero 22.10 2009

Возможно мои суждения не верны, но пьяница-монах Гришка Отрепьев вряд ли мог потянуть на роль благородного царевича, с хорошей осанкой и хорошими манерами, коими их описали английские послы! И к тому же неужели московское общество не узнало бы в новом царе пьяницу, завсегдатого питейных заведений, коим считали Гришку Отрепьева.

А откуда известно, что он был пьяницей и "завсегдатаем питейных заведений"?
Насчет обезображенного лица - это ненависть. Посмотрите, что делают с мертвыми врагами, как уродуют их. Московская элита его к этому времени терпеть не могла.
А налюд его никто не выставлял. Труп его валялся на том месте, где его убили, до тех пор пока его не сожгли и не выстрелили прах его из пушки.
Ответить

Фотография Ярослав Стебко Ярослав Стебко 22.10 2009

Возможно мои суждения не верны, но пьяница-монах Гришка Отрепьев вряд ли мог потянуть на роль благородного царевича, с хорошей осанкой и хорошими манерами, коими их описали английские послы! И к тому же неужели московское общество не узнало бы в новом царе пьяницу, завсегдатого питейных заведений, коим считали Гришку Отрепьева. К этому можно привести и тот факт, что тело Лжедмитрия после убийства было обезображено, в том числе и лицо и вывешено на люд, зачем это было делать?

А о манерах иностранцы, мывшиеся раз в год тоже могли иметь неадекватное представление.
Ответить

Фотография Lifter Lifter 22.10 2009

Я не думаю что при дворе даже в средние века, были грязные, немытые и дурно пахнущие личности, тем более при дворе королевы англии!! О том что Гришка Отрепьев был пьяницей говорит тот факт, что он был прогнан из челяди Михаила Романова, за пьянки и непристойное поведение, после чего был отдан на попечительство своего отца, и сбежав от него и был помещен в монастырь!
Ответить

Фотография posluh posluh 22.10 2009

Возможно мои суждения не верны, но пьяница-монах Гришка Отрепьев вряд ли мог потянуть на роль благородного царевича, с хорошей осанкой и хорошими манерами, коими их описали английские послы! И к тому же неужели московское общество не узнало бы в новом царе пьяницу, завсегдатого питейных заведений, коим считали Гришку Отрепьева.

:lol:
Вот накопал по-быстрому в интернете:
"Если это и комедия, то только в трагическом смысле, — Стоун моргает. — Вы можете смеяться над ней, потому что Буш такой неуклюжий болван, но в то же время у него есть упрямство, какое-то БЛАГОРОДСТВО почти как у Джона Уэйна, нетерпеливость, которая делает его замечательным. Можно ненавидеть его как политика, но как человека его можно и любить". http://www.arthouse....ews.asp?id=9360
«Красивый и БЛАГОРОДНЫЙ поступок М. Саакашвили восхищает и вызывает большое уважение! Так мог поступить только добрый и порядочный человек , который способен думать не только о своем благополучии , но и об интересах и чувствах людей,и даже животных.Страна, в которой растут такие сыновья ,обязательно будет сильной и процветающей!» http://saakachvili.n...ru/letters.html
"Я лично признателен Виктору Ющенко за его БЛАГОРОДСТВО и решительность. Наверное, это и есть тот цивилизованный и европейский подход к разрешению сложнейших проблем, который не мыслим сегодня без солидарности и взаимной поддержки". Это заявление 3 января 2006 сделал президент Молдовы Владимир Воронин. http://www.regnum.ru/news/568908.html

400 лет назад люди были те же, искажать действительность и «пудрить мозги» могли не хуже наших современников. Натянуть на роль благородного принца можно хоть черта лысого.
Ответить

Фотография Estufero Estufero 22.10 2009

Я не думаю что при дворе даже в средние века, были грязные, немытые и дурно пахнущие личности, тем более при дворе королевы англии!! О том что Гришка Отрепьев был пьяницей говорит тот факт, что он был прогнан из челяди Михаила Романова, за пьянки и непристойное поведение, после чего был отдан на попечительство своего отца, и сбежав от него и был помещен в монастырь!

Федора Романова. Михаила тогда еще на свете не было. Где вы об этом прочитали? И есть ли у вас сведения, что он, будучи монахом был завсегдатаем питейных заведений?
Ответить

Фотография Estufero Estufero 22.10 2009

И к тому же неужели московское общество не узнало бы в новом царе пьяницу, завсегдатого питейных заведений, коим считали Гришку Отрепьева.

А что вы скажите на то, что родная мать царевича Димитрия признала самозванца своим сыном? Не могла ли она ошибиться? А почему тогда после его смерти она вдруг от своих слов отказалась?
На стороне самозванца была элита. Поэтому на него и пикнуть никто не смел. Григорий жил в Чудове монастыре и вряд ли выходил за стены монастыря вообще. Поэтому я не думаю, что кто-либо его там знал. А с тех пор как он ушел от Романова прошло достаточно много лет - внешность с годами меняется.
Ответить

Фотография posluh posluh 22.10 2009

Федора Романова. Михаила тогда еще на свете не было. Где вы об этом прочитали? И есть ли у вас сведения, что он, будучи монахом был завсегдатаем питейных заведений?

И Петр Алексеевич Романов не чурался выпивки и прочего :lol:
Ответить

Фотография Lifter Lifter 23.10 2009

А почему по вашему мнению, самозванцем не мог быть сам царевич Дмитрий! Кто знает что произошло в Угличе на самом деле, быть может царевич выжил. И в конце концов я не понимаю, почему если поляки привели на царствование Руси ненастоящего царевича, чем они могли подкрепить уверенность в этой компании! Ведь если у них не было настоящего царевича, то все это мероприятие становится очень рискованным!
Теперь о Гришке Отрепьеве. "Он был среди челяди в доме Михаила Романова, но его прогнали за дурное поведение. Его взял к себе отец, но он несколько раз пытался убежать от отца. И когда ему грозило суровое наказание за какое-то более серьезное преступление, он решил принять монашество в одном из монастырей Ярославской области- в Железном Борке." -Казимир Валишевский, книга "Смутное время: историческая хроника"
Ответить

Фотография Estufero Estufero 23.10 2009

А почему по вашему мнению, самозванцем не мог быть сам царевич Дмитрий! Кто знает что произошло в Угличе на самом деле, быть может царевич выжил.

Мог быть и он. Доказать сейчас ничего уже нельзя.

И в конце концов я не понимаю, почему если поляки привели на царствование Руси ненастоящего царевича, чем они могли подкрепить уверенность в этой компании! Ведь если у них не было настоящего царевича, то все это мероприятие становится очень рискованным!

Во-первых, самозванца привели не поляки, а жители северских земель. Процент выходцев из Польши был минимальный. Король вообще запретил кому-либо идти с самозванцем. Во-вторых, кто после того как прошло 13-14 лет со смерти царевича, мог наверняка узнать его? Посмотрите на фотографии человека в 10 лет и в 23. Есть разница? В-третьих, самозванец обязан своим успехом, как и своим ниспадением, только предательству московской элиты.

Теперь о Гришке Отрепьеве. "Он был среди челяди в доме Михаила Романова, но его прогнали за дурное поведение. Его взял к себе отец, но он несколько раз пытался убежать от отца. И когда ему грозило суровое наказание за какое-то более серьезное преступление, он решил принять монашество в одном из монастырей Ярославской области- в Железном Борке." -Казимир Валишевский, книга "Смутное время: историческая хроника"

Ну вы нашли тоже, на кого ссылаться. Почитайте С.Ф. Платонова. Его книга о смуте считается лучшей из всех остальных. Михаилу Романову в 1613 г. было 16 лет. Самозванец впервые появляется в 1603 г., т.е., когда Михаилу было 6. Если взять в рассчет, что он был еще какое-то время в монастыре, сколько лет было Михаилу, когда в его "доме" был Григорий?
Ответить

Фотография Lifter Lifter 25.10 2009

Ну вы нашли тоже, на кого ссылаться. Почитайте С.Ф. Платонова. Его книга о смуте считается лучшей из всех остальных. Михаилу Романову в 1613 г. было 16 лет. Самозванец впервые появляется в 1603 г., т.е., когда Михаилу было 6. Если взять в рассчет, что он был еще какое-то время в монастыре, сколько лет было Михаилу, когда в его "доме" был Григорий?
Lifter Дата 23.10.2009, 13:36

С удовольствием прочту! А не могли бы вы дать мне полное название этой книги!
Ответить

Фотография Estufero Estufero 25.10 2009

Книга называется "Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI-XVII вв."
Здесь есть часть его лекционного курса, посвященная Смуте. Вы сможете ознакомиться с версиями о происхождении самозванца.
Ответить

Фотография Lifter Lifter 25.10 2009

Большое спасибо! :blink:
Ответить

Фотография ξεζι ξεζι 11.02 2010

Прочитав несколько книг о смутном времени, обнаружил несколько различных версий о том кто же такой был Лжедмитрий I. По более распространенной версии это был монах Гришка Отрепьев, некоторые авторы сводятся к тому, что это был сам царевич Дмитрий! А кем он был по вашему мнению?


Гришкой Отрепьевым его назвала администрация Годунова. Сам он это отрицал. Подтверждений у Годунова небыло никаких, кроме словесного флуда. Все повадки Лжедмитрия-1 свидетельствовали о том, что вырос он не в Московии, будучи православным с московскими церковными обрядами знаком не был - придерживался обрядов русской церкви, это ему после кстате ставили в вину. Свиту себе сколотил из русов и поляков, москвитян держал на удалении... В общем, заподозрить в нём Отрепьева тяжело.

Наоборот Григорий Отрепьев легко узнаётся в Лжедмитрии-2 (т.н. "тушенский вор").
Ответить

Фотография ξεζι ξεζι 11.02 2010

пьяница-монах Гришка Отрепьев


Пьяницей там можно было выдать любого. Но вот монахом Отрепьев не был. После разгрома Годуновым "романовского кружка" Романовы и их свита бросились в бега(кто успел). Среди них и Отрепьев ускользнул от годуновских, затерялся по монастырям пользуясь грамотностью. В истории Лжедмитрия-1 роль Отрепьева как консультанта была неоценимой.
Ответить

Фотография Alisa Alisa 12.02 2010

ξεζι (кстати, как это произносится в транскрипции? ;) ) Так вы думаете, кем был Лжедмитрий I ??
Ответить