Лично я из текста его "Демона" вынес мнение, что Лермонтов страдал манией величия, гиперторофированным самомнением и подсознательно стремился к смерти - "Я - Бог..." Но эти качества - беда многих одарённых людей...
История его семьи ("Салтычиха" - одна из ближайших его родственниц) тоже "льёт воду" на эту т.з. ИМХО.
Думаю Лермонтов не был самовлюбленным демоном, каким его изображают некоторые историки. Даже его убийца Мартынов писал, что он был "добрый малый", но скрывал свои лучшие качества под маской презрения и холодности.
Косвенно это подтверждают слова его литературного персонажа Печорина, в характере которого отразились многие черты самого автора:
Да, такова была моя участь с самого детства. Все читали на моем лице
признаки дурных чувств, которых не было; но их предполагали - и они
родились. Я был скромен - меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. Я
глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я
стал злопамятен; я был угрюм, - другие дети веселы и болтливы; я
чувствовал себя выше их, - меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я
был готов любить весь мир, - меня никто не понял: и я выучился
ненавидеть. Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с собой и
светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца:
они там и умерли. Я говорил правду - мне не верили: я начал обманывать;
узнав хорошо свет и пружины общества, я стал искусен в науке жизни и
видел, как другие без искусства счастливы, пользуясь даром теми
выгодами, которых я так неутомимо добивался. И тогда в груди моей
родилось отчаяние - не то отчаяние, которое лечат дулом пистолета, но
холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной
улыбкой. Я сделался нравственным калекой: одна половина души моей не
существовала, она высохла, испарилась, умерла, я ее отрезал и бросил, -
тогда как другая шевелилась и жила к услугам каждого, и этого никто не
заметил, потому что никто не знал о существовании погибшей ее половины...
Лермонтову не повезло в том отношении, что время его творчества пришлось на довольно мрачную николаевскую эпоху. Н1 как известно считал только военную службу достойным для дворянина делом, поэтому расцвет русской литературы наступил лишь после его смерти.
Трагедия Лермонтова с властями, начавшаяся в 1837 году с написания и распространения стихотворения «Смерть Поэта», посвященного гибели А.С. Пушкина, окончательно обострилась весной 1841 года. Власти поняли:
Лермонтов опасен и неисправим. К его словам прислушиваются, стихи читаются и переписываются. Это уже вольнодумство. Поэтому, когда царь увидел, находящегося в отпуске поэта, весело
танцующим на балу, который посещала и царская фамилия, он в
гневе велел Дежурному адъютанту Штаба Клейкмихелю: в 48 часов,
выслать поручика Лермонтова из Петербурга на Кавказ.
Типичный образчик советского мифотворчества. ИМХО...
Маскарадный бал, о котором рассказывает автор статьи, произошел ранее, еще до поединка с Барантом. Он был новогодним. Две особы царственной фамилии посетили его инкогнито. По свидетельству Висковатова: «Когда они, одна в розовом, а другая в голубом домино, проходили мимо поэта и чем-то задели его, Лермонтов, притворившись, что не знает, с кем говорит, ответил очень смело и прошелся с ними по зале, так что смущенные дамы поторопились совсем оставить маскарад».
Сам Висковатов оценивает данное поведение М.Ю. «непростительной дерзостью зазнавшегося поэта». Выходка в глазах монаршей династии вопиющая, разумеется, но не она послужила причиной ссылки. Автор забывает про дуэль Лермонтова с Эрнестом Барантом 18 февраля (из-за ссоры двумя днями ранее на балу у графини Лаваль). Секундантами были француз со стороны Баранта и поручик Столыпин, со стороны Лермонтова. Они дрались на шпагах, но после того как кончик сабли Лермонтова обломился, оцарапав последнему грудь, стали стреляться. Стреляться должны были одновременно. Лермонтов (по его словам из объяснительной записки) «опаздал» и соперник выстрелил первым, но промахнулся. Лермонтов выстрелил в сторону (о намерении стрелять в воздух он сообщил своему секунданту, когда тот подавал ему пистолет). После чего пожали руки и разошлись. Когда до сидящего на гауптвахте М.Ю. дошли слухи, что Барант недоволен показаниями Лермонтова на суде, тот пригласил его к себе для объяснений. Барант был удивлен, что Лермонтов сказал, что стрелял в воздух не целясь. «Тогда я отвечал, что говорил это по двум причинам. Во-первых, потому, что это правда, а во-вторых, потому, что я не вижу нужды скрывать вещь, которая не должна быть ему неприятна, а мне может служить в пользу; но что если он не доволен этим моим объяснением, то когда я буду освобожден, и когда он возвратится, то я готов буду вторично с ним стреляться, если он этого пожелает». Барант не пожелал, объяснением остался удовлетворен… Но не удовлетворена была матушка Баранта, которая подала жалобу на Высочайшее имя, что Лермонтов повторно вызывает ее сына на дуэль. Вот это и послужило причиной повторной ссылки М.Ю. на Кавказ. Покровительствовавший ранее поэту Бенкендорф уже не был столь расположен как ранее (а именно по его прошению на имя Николая Лермонтов был возвращен с Кавказа - а не находился в отпуске - и переведен в Гродненский гусарский полк, а позднее восстановлен в лейб-гвардейском). Эрнест Барант, напомню, был сыном французского посланника и жалоба его матушки могла привести к нежелательному международному конфузу.
В России дуэль была запрещена со времен Петра 1 и каралась по закону вплоть до смертной казни. Но с другой стороны, существовал кодекс поведения дворян, а особенно офицеров, который во многих случаях предписывал обязательно вызвать обидчика на дуэль. Например если офицер случайно оказался свидетелем негативного отзыва об одном из представителей своего полка, то должен был немедленно вызвать "клеветника" на дуэль, в независимости от того насколько правдивым было обвинение. Если он этого не сделал, то его вынуждали уйти из полка. Если же дворянин вел себя "не по правилам" во время дуэли, то его могли "перестать принимать", т.е. исключали из общественной жизни и никакой карьеры он сделать уже не мог. Поэтому в России дуэлянтам не рубили головы как при кардинале Ришелье.
Смертной казни в РИ тогда вообще не было (за искл. декабристов). И к дуэлянтам власти вынуждены были относиться терпимо, учитывая сложившееся общественное мнение и дворянский кодекс чести. Но у Лермонтова был талант наживать себе врагов среди влиятельных персон. Потому и подвергся довольно суровому наказанию.
Я не удивляюсь, что Мартынов, Глебов и Васильчиков скрыли или по крайней мере прямо не признали присутствие на дуэли посторонних лиц- это было грубейшим нарушением правил поединка.
Однако ещё в XIX веке этот шокирующий факт был установлен.
Да, можно с уверенностью говорить о присутствии на месте дуэли, кроме четырех секундантов — Глебова, Васильчикова, Столыпина, Трубецкого, и других лиц.
Почти точно установлено еще Дружининым и Висковатовым присутствие Р. Дорохова. Висковатов предполагал, что были и другие, и Васильчиков не отрицал этого. Об этом слышал и дальний родственник Лермонтова Лонгинов, а Арнольди прямо указывал в своих воспоминаниях: “Я полагаю, что вся молодежь, с которою Лермонтов водился, присутствовала скрытно на дуэли, полагая, что она кончится шуткой и что Мартынов, не пользовавшийся репутацией храброго, струсит и противники помирятся... Не присутствие ли
этого общества, собравшегося посмеяться над Мартыновым, о чем он мог узнать стороной (значит кому-то было выгодно Мартынова "просвятить" - Бероэс), заставило его мужаться и крепиться и навести дуло пистолета на Лермонтова?” .
При этом ещё неясно были ли Столыпин и Трубецкой действительно секундантами или просто "праздношатающимися".
Сообщение отредактировал Бероэс: 04.04.2013 - 22:01 PM
Смертной казни в РИ тогда вообще не было (за искл. декабристов). И к дуэлянтам власти вынуждены были относиться терпимо, учитывая сложившееся общественное мнение и дворянский кодекс чести. Но у Лермонтова был талант наживать себе врагов среди влиятельных персон. Потому и подвергся довольно суровому наказанию.
Я имел в виду, что часто на дуэли смотрели сквозь пальцы. Барант был сыном французского дипломата, вообще говоря было не очень умным затевать с ним ссору.
Многие талантливые люди настойчиво стремятся к саморазрушению. Можно вспомнить Высоцкого, который тоже всеми возможными способами приближал смерть.
Я не удивляюсь, что Мартынов, Глебов и Васильчиков скрыли или по крайней мере прямо не признали присутствие на дуэли посторонних лиц- это было грубейшим нарушением правил поединка.
Однако ещё в XIX веке этот шокирующий факт был установлен.
При этом ещё неясно были ли Столыпин и Трубецкой действительно секундантами или просто "праздношатающимися".
Видимо друзья Лермонтова не ожидали трагической развязки, поэтому не очень серьезно отнеслись к дуэли. Молодые офицеры вырвались в благополучный Пятигорск из тяжелой военной обстановки и не особенно следили за церемониями.
Я не удивляюсь, что Мартынов, Глебов и Васильчиков скрыли или по крайней мере прямо не признали присутствие на дуэли посторонних лиц- это было грубейшим нарушением правил поединка.
Не было там никаких "посторонних лиц". Были секунданты с обеих сторон. Причем Столыпин, как могли заметить выше, был секундантом Лермонтова и ранее, на дуэли с Барантом.
Почти точно установлено еще Дружининым и Висковатовым присутствие Р. Дорохова. Висковатов предполагал, что были и другие, и Васильчиков не отрицал этого.
Ничего подобного не утверждал Висковатов. Где Вы прочли подобное? Это не установленный факт, а всего-лишь предположение Висковатова (причем не подтвержденное Васильчиковым). Вот описание поединка Висковатовым:
"15 июля было назначено днем для поединка. Дали знать Лермонтову в Железноводск. Ему приходилось ехать через немецкую колонию Каррас. Там должны были встретить его товарищи. Местом же для дуэли было назначено подножие Машука на половине дороги между колонией и Пятигорском. Ближайшие к поэту люди так мало верили в возможность серьезной развязки, что решили пообедать в колонии Каррас и после обеда ехать на поединок. Думали даже попытаться примирить обоих противников в колонии у немки Рошке, содержавшей гостиницу. Почему-то в кругу молодежи господствовало убеждение, что все это шутка, - убеждение, поддерживавшееся шаловливым настроением Михаила Юрьевича. Ехали скорее, как на пикник, а не на смертельный бой. Даже есть полное вероятие, что кроме четырех секундантов: князя Васильчикова, Столыпина, Глебова и князя Трубецкого, на месте поединка было еще несколько лиц в качестве зрителей, спрятавшихся за кустами - между ними и Дорохов. <...>
Около 6 часов прибыли на место. Оставив лошадей у проводника своего Евграфа Чалова, молодые люди пошли вверх к полянке между двумя кустами, где ожидали их Мартынов и Васильчиков или же Трубецкой, что тоже остается невыясненным. Докторов не было не потому, чтобы, как это сообщается некоторыми, никто не хотел ехать, а потому опять, что как-то дуэли не придавали серьезного значения, и потому даже не было приготовлено экипажа на случай, что кто-нибудь будет ранен.
Мартынов стоял мрачный со злым выражением лица. Столыпин обратил на это внимание Лермонтова, который только пожал плечами. На губах его показалась презрительная усмешка. Кто-то из секундантов воткнул в землю шашку, сказав: "Вот барьер". Глебов бросил фуражку в
десяти шагах от шашки, но длинноногий Столыпин, делая большие шаги, увеличил пространство. "Я помню, - говорил князь Васильчиков, - как он ногой отбросил шапку, и она откатилась еще на некоторое расстояние. От крайних пунктов барьера Столыпин отмерил еще по 10 шагов, и противников развели по краям. Заряженные в это время пистолеты были вручены им (Глебовым?). Они должны были сходиться по команде: "Сходись!" Особенного права на первый выстрел по условию никому не было дано. Каждый мог стрелять, стоя на месте, или подойдя к барьеру, или на ходу, но непременно между командой: два и три. Противников поставили на скате, около двух кустов: Лермонтова лицом к Бештау, следовательно выше; Мартынова ниже, лицом к Машуку. Это опять была неправильность. Лермонтову приходилось целить вниз, Мартынову вверх, что давало последнему некоторое
преимущество. Командовал Глебов.... "Сходись!" - крикнул он. Мартынов пошел быстрыми шагами к барьеру, тщательно наводя пистолет. Лермонтов остался неподвижен. Взведя курок, он поднял пистолет дулом вверх и, помня наставления Столыпина, заслонился рукой и локтем, "по всем правилам опытного дуэлиста".
"В эту минуту, - пишет князь Васильчиков, - я взглянул на него и никогда не забуду того споюйного, почти веселого выражения, которое играло на лице поэта перед дулом уже направленного на него пистолета". Вероятно, вид торопливо шедшего и целившего в него Мартынова вызвал в поэте новое ощущение. Лицо приняло презрительное выражение, и он, все не трогаясь с места, вытянул руку к верху, по-прежнему к верху же направляя дуло пистолета. "Раз...Два... Три!" - командовал между тем Глебов. Мартынов уже стоял у барьера.
"Я отлично помню, - рассказывает далее князь Васильчиков, - как Мартынов повернул пистолет, курком в сторону, что он называл стрелять по-французски! В это время Столыпин крикнул: "Стреляйте! Или я разведу вас!" Выстрел раздался, и Лермонтов упал, как подкошенный, не успев даже схватиться за больное место, как это обыкновенно делают ушибленные или раненые. Мы подбежали... В правом боку дымилась рана, в левом сочилась кровь...Неразряженный пистолет оставался в руке"...
Извините, но Васильчиков как раз не удтверждает, что кроме него и Глебова дуэль никто не наблюдал.
А Висковатов прямо пишет, что за поединком также следили Столыпин и (предположительно) Трубецкой.
Кроме того
Об этом (присутствии посторонних лиц) слышал и дальний родственник Лермонтова Лонгинов, а Арнольди прямо указывал в своих воспоминаниях: “Я полагаю, что вся молодежь, с которою Лермонтов водился, присутствовала скрытно на дуэли, полагая, что она кончится шуткой и что Мартынов, не пользовавшийся репутацией храброго, струсит и противники помирятся...
Сообщение отредактировал Бероэс: 05.04.2013 - 00:25 AM
А Висковатов прямо пишет, что за поединком также следили Столыпин и (предположительно) Трубецкой.
См выше:
кроме четырех секундантов: князя Васильчикова, Столыпина, Глебова и князя Трубецкого,
«Когда я спросил кн. Васильчикова, кто собственно были секундантами Лермонтова, — пишет П. А. Висковатов, — он ответил, что собственно не было определено, кто чей секундант. «Прежде всего Мартынов просил Глебова, с коим жил, быть его секундантом, а потом как-то случилось, что Глебов был как бы со стороны Лермонтова. Собственно секундантами были: Столыпин, Глебов, Трубецкой и я. На следствии же показали: Глебов себя секундантом Мартынова: я — Лермонтова. Других мы скрыли. Трубецкой приехал без отпуска и мог поплатиться серьезнее. Столыпин уже раз был замешан в дуэль Лермонтова, следовательно, ему могло достаться серьезнее».
Об этом (присутствии посторонних лиц) слышал и дальний родственник Лермонтова Лонгинов, а Арнольди прямо указывал в своих воспоминаниях: “Я полагаю, что вся молодежь, с которою Лермонтов водился, присутствовала скрытно на дуэли, полагая, что она кончится шуткой и что Мартынов, не пользовавшийся репутацией храброго, струсит и противники помирятся...
Он встретил их в дороге и из того, что они скрыли от него цель своей поездки можно сделать вывод, что посторонних на дуэли не было. Гроза разыгралась. Стал бы кто-нибудь прятаться в кустах, в грязи...:
"На полпути в Железноводск я встретил Столыпина и Глебова на беговых дрожках; Глебов правил, а Столыпин с ягдташем и ружьем через плечо имел пред собою что-то покрытое платком. На вопрос мой, куда они едут, они отвечали мне, что на охоту, а я еще посоветовал им убить орла, которого неподалеку оттуда заметил на копне сена. Не подозревая того, что они едут на роковое свидание Лермонтова с Мартыновым, я приударил коня и пустился от них вскачь, так как дождь усилился. Несколько далее я встретил извозчичьи дрожки с Дмитревским и Лермонтовым и на скаку поймал прощальный взгляд его... последний в жизни".
Во-первых "секунданты Столыпин и Трубецкой" в следственных актах упомянуты не были, их участие выяснилось только гораздо позже и (с учётом слов Лонгинова и Арнольди) они скорее были просто зрителями чем участниками.
Во-вторых Васильчиков заинтересованная сторона и ему было выгоднее задним числом представить Столыпина и Трубецкого эдакими "дополнительными секундантами" чем признать грубейшее нарушение правил поединка- присутствие посторонних лиц.
В-третьих повторяю, что Арнольди жил в Пятигорске в момент гибели Лермонтова и (в отличии от Васильчикова) не имел абсолютно никакого повода кого-либо очернять или выгораживать.
Сообщение отредактировал Бероэс: 05.04.2013 - 00:56 AM
"Я полагаю, что вся молодежь, с которою Лермонтов водился,
присутствовала скрытно на дуэли, полагая, что она кончится шуткой и что
Мартынов, не пользовавшийся репутацией храброго, струсит и противники
помирятся... Не присутствие ли этого общества, собравшегося посмеяться
над Мартыновым, о чем он мог узнать стороной, заставило его мужаться и
крепиться и навести дуло пистолета на Лермонтова?"
Во-первых "секунданты Столыпин и Трубецкой" в следственных актах упомянуты не были, их участие выяснилось только гораздо позже и (с учётом слов Лонгинова и Арнольди) они скорее были просто зрителями чем участниками.
Это из Записок А. И. АРНОЛЬДИ, между прочим, взято (пересказывает Висковатова, котрый, в свою очередь, Васильчикова):
" Собственно секундантами были: Столыпин, Глебов, Трубецкой и я. На следствии же показали: Глебов себя секундантом Мартынова: я — Лермонтова. Других мы скрыли. Трубецкой приехал без отпуска и мог поплатиться серьезнее. Столыпин уже раз был замешан в дуэль Лермонтова, следовательно, ему могло достаться серьезнее".
Как и этот отрывок взят из него же (правда он уже ни кого тут не пересказывает):
"На полпути в Железноводск я встретил Столыпина и Глебова на беговых дрожках; Глебов правил, а Столыпин с ягдташем и ружьем через плечо имел пред собою что-то покрытое платком. На вопрос мой, куда они едут, они отвечали мне, что на охоту, а я еще посоветовал им убить орла, которого неподалеку оттуда заметил на копне сена. Не подозревая того, что они едут на роковое свидание Лермонтова с Мартыновым, я приударил коня и пустился от них вскачь, так как дождь усилился. Несколько далее я встретил извозчичьи дрожки с Дмитревским и Лермонтовым и на скаку поймал прощальный взгляд его... последний в жизни".
Лонгинов и Арнольди не присутствовали на дуэли. Откуда им знать подробности. Лонгинов М.Н. был моложе Лермонтова на 9 лет. Родился 2 ноября 1823 г. В момент смерти Лермонтова находился в Царском селе едва выйдя из подросткового возраста.
И объяснили неправильно. О подобных байках как раз и говорил Васильчиков:
"Нужно ли за тем возражать на некоторые журнальные статьи, придающие, для вящего прославления Лермонтова, всему этому несчастному делу вид злонамеренного, презренного убийства? Стоит ли опровергать рассказы..."
Все четыре секунданта "заинтересованная сторона" ? Не смешите. Хороши друзья у Лермонтова...
Нужно ли за тем возражать на некоторые журнальные статьи, придающие, для
вящего прославления Лермонтова, всему этому несчастному делу вид
злонамеренного, презренного убийства?
Вот именно !
Признай Васильчиков, что на дуэли присутсвовали посторонние лица, что являлось грубейшим нарушением правил поединка, это послужило бы ещё одним "подтверждением" (ложного) обвинения в "злонамеренном убийстве", а потому он (в собственных интересах) попытался представить гибель Лермонтова честной дуэлью, им самим же спровоцированной.
Арнольди - другое дело, поскольку он не имел абсолютно никакого повода кого-нибудь очернять или выгораживать.
Сообщение отредактировал Бероэс: 05.04.2013 - 01:26 AM
Лонгинов М.Н. был моложе Лермонтова на 9 лет. Родился 2 ноября 1823 г. В момент смерти Лермонтова находился в Царском селе едва выйдя из подросткового возраста. 
