И только немногимъ позже та же Угорская Русь даетъ Россіи такого человѣка, какь Иванъ Гуца, который извѣстенъ подъ именемъ Юрія Венелина.
Что ж, можно обсудить деятельность Ю.И. Венелина.
ВЕНЕЛИН [наст. фам. Хуца (Гуца)] Юрий Иванович (22/23.04.1802, с. Тибава (Вел. Тибава), ныне Закарпатская обл., Украина ‒ 25/26.03.1839, Москва), один из зачинателей российской болгаристики, историк, филолог, этнограф, фольклорист. Сын правосл. священника из русско-румын. семьи. Учился в гимназии в Унгваре (совр. Ужгород), получив стипендию ‒ в семинарии в Сегеде (Венгрия). В 1822 г. был студентом Львовского ун-та. В 1823 г. воспитатель духовной семинарии в Кишинёве. Благодаря общению с наместником Бессарабской обл. ген. И.Н. Инзовым и болг. беженцами заинтересовался историей и языком болгар. В 1825 г. переехал в Москву и поступил на медицинский фак-т Московского ун-та, к-рый окончил в 1829 г. Изучал гуманитарные науки. В Москве вошел в круг славянофилов, общался с М.П. Погодиным и С.Т. Аксаковым (готовил его сына Константина к поступлению в ун-т).
В 1829 г. В. опубликовал одно из самых значительных своих произведений ‒ 1-й т. соч. «Древние и нынешние болгары в политическом, народописном, историческом и религиозном их отношении к россиянам», в к-ром доказывал исконно слав. происхождение болгар и их родство с русскими, отрицая тюрк. этническую принадлежность (прото)болгар-кочевников, давших свое имя стране и совр. народу. Будучи самоучкой в вопросах истории и филологии и романтиком по воззрениям, не владея критическим методом, В. следовал здесь (как и в позднейших сочинениях) в русле позднесредневек. «сарматской», или «скифской», теории, относя к славянам большинство позднеантичных и раннесредневек. кочевников, включая скифов, гуннов, авар, хазар, а также этрусков и ряд др. италийских народов. В этом сочинении он отмечал совр. активное использование болг. наречия, несмотря на долгий период тур. ига, и его родство с церковнослав. и древнерус. языками, хотя его мнение, что болг. язык является наречием русского, было безусловной ошибкой и не получило признания в науке. На основе предложенных гипотез о древности и самостоятельности народа В. сделал вывод, что болгары имеют такое же право на независимость от тур. господства, как и греки, освобождением к-рых тогда были озабочены ведущие европ. гос-ва. По замечанию И.В. Ягича, в книге «о современных болгарах было сказано очень мало… но теплые выражения искреннего сочувствия подкупали болгарских и неболгарских читателей».
Благодаря поддержке А.С. Шишкова имп. АН в 1829 г. выделила средства на командировку В. в Болгарию для выявления и изучения материалов по истории славян и их письменности. Поездка, к-рая длилась с 19 апр. 1830 по 13 окт. 1831 г., пришлась на период, когда рус. войска уже покидали Болгарию, и В. смог проехать только по северо-вост. ее части. Ему удалось собрать нек-рое количество материалов в Болгарии, скопировать ряд грамот в Бухарестской митрополии и в собраниях частных лиц и записать ок. 50 болг. песен у беженцев в Валахии и Одессе. Отчет о поездке из-за долгой обработки полученных данных был передан в академию только через 2 года и содержал 66 копий «влахо-болгарских или дако-славянских грамот», 20 снимков с историческим описанием, комментарии и словарь болг. языка.
В 1834 г. Московский ун-т по инициативе Погодина планировал привлечь В. к преподаванию слав. языков и лит-ры, однако представленный им конспект и программа лекционного курса были признаны неудовлетворительными. Составленная им по поручению имп. АН «Грамматика нынешнего болгарского наречия», даже по мнению болг. исследователей кон. XIX в. (напр., И. Шишманов), представляла какой-то искусственный язык, поэтому ее не опубликовали.
Отличаясь завидной работоспособностью в сочетании с научным энтузиазмом, В. в последние годы жизни написал и опубликовал целый ряд монографий и статей: «Об источнике народной поэзии вообще и о южнорусской в особенности» (М., 1834), «Скандинавомания и ее поклонники, или Столетние изыскания о варягах» (Моск. наблюдатель. 1837. Кн. 9), «О зародыше новоболгарской литературы» (М., 1838), «Принятие христианства болгарскими народами до Кирилла и Мефодия» (М., 1839). Из них положительный отзыв критики (В.Г. Белинский) получила кн. «О характере народных песен у славян задунайских» (М., 1835). Как и более ранние труды В., эти работы при наличии нек-рых интересных наблюдений страдают дилетантизмом или некритическим либо гиперкритическим отношением к историческим источникам. Показательна позиция В. по отношению к кирилло-мефодиевской миссии. В «Критических исследованиях по истории болгар» он отрицал историческое значение пространных житий святых Кирилла (Константина) и архиеп. Мефодия, считая их поздними и прокатолич. памятниками, и критиковал своих предшественников Й. Добровского и А.Л. Шлёцера за многочисленные ошибки, якобы допущенные ими при их изучении. В. считал, что перевод книг на слав. язык был осуществлен первоучителями непосредственно в Болгарии, где они находились на службе у царя Бориса, и отрицал их деятельность в Вел. Моравии. Константина-Кирилла В. называл своеобразным «министром культуры» Болгарии. Не вдаваясь в вопрос происхождения и исторических обстоятельств возникновения слав. азбук, В. отрицал смысл создания второй при существовании первой. В научном отношении среди работ В. важнейшей оказалась публикация славяно-румын. («влахо-болгарских») грамот. Основное значение трудов В. по болгаристике прежде всего состояло в воздействии на умы просвещенной части болг. общества в самой стране и особенно в диаспоре, к-рая в конце жизни и после смерти исследователя финансировала издание его сочинений. Воззрения В. на деятельность слав. первоучителей способствовали возрождению в Болгарии во 2-й четв. XIX в. почитания Константина-Кирилла и архиеп. Мефодия как национальных святых. Под влиянием В. находились первые болг. просветители В. Априлов и С. Палаузов. В. принадлежала идея создания эмигрантских болг. культурных центров: первое болг. уч-ще в Габрове в 1835 г., Болгарское настоятельство (подворье) в изгнании (Одесса) и др. Труды В. сыграли роль своеобразного «научного эпоса» и в XIX в. обрели для болгар характер своего рода национальной святыни.
После смерти В. были опубликованы «Влахо-болгарские или дако-славянские грамоты» (СПб., 1840), 2-й т. «Древних и нынешних болгар» (1841, 18562), «Скандинавомания» (М., 1842), «Окружные жители Балтийского моря, т.е. леты и славяне» (М., 1846), многочисленные статьи в «Чтениях в Обществе истории и древностей» за 1846‒1847 гг., «Критические исследования об истории болгар» (М., 1849), «Некоторые черты путешествия в Болгарию» (М., 1857) и др. Мн. сочинения В. остались в рукописях.
Погребение В. на кладбище московского Данилова мон-ря было разрушено при советской власти. В 1989 г. на Даниловском кладбище была установлена мемориальная доска в благодарность от болг. народа.
Архив: РГБ ОР. Ф. 49.
Библиогр. соч.: Ишутин В.В. Ю.И. Венелин (1802‒1839): Библиогр. указ. лит. за 1828‒1994 гг. // Ю.И. Венелин в Болгарском возрождении. М., 1998. С. 148‒204.
Лит.: Байцура Т. Роль Ю.И. Венелина в истории славяноведения в России // она же. Закарпатоукраинская интеллигенция в России в 1-й пол. XIX в. Братислава, 1971; Велева М.Ю. И. Венелин в българската историография // ИБИД. 1984. Т. 36. С. 171‒191; Ю.И. Венелин в Болгарском возрождении. М., 1998; Венедиктов В.Г. О датах жизни Ю.И. Венелина // Славяноведение. 2003. № 1. С. 80‒85.
Беляев Л.А., Турилов А.А. Венелин Ю.И. // Православная энциклопедия
Венелин, Юрий (Хуца) ‒ славист. Родился в 1802 году в северной Венгрии; первоначальное образование получил в гимназии в Унгваре, после чего поступил в Унгварскую семинарию с целью сделаться священником. В 1822 году Венелин поступил во Львовский университет и здесь, будучи сам по происхождению карпатским русином, близко сошелся со своими товарищами-русинами. Он числился на философском факультете, но занимался по преимуществу историей; занятия эти отвлекли его от прежних планов, он решил оставить духовное звание и переселиться в Россию. В это-то время В. переменил свою первоначальную фамилию Хуца на Венеловича или Венелина. В 1823 году он переехал в Кишинев и здесь близко сошелся с генералом Инзовым и с болгарскими колонистами в Бессарабии. Последние произвели на него такое сильное и благоприятное впечатление, что он всецело посвятил себя изучению истории и вообще жизни болгар. В 1825 г. он переехал в Москву и поступил на медицинский факультет, который окончил спустя четыре года. Тогда же В. издал первый том своего знаменитого сочинения "Древние и нынешние болгаре". В 1830 г., на средства Российской Академии, В. отправился в Болгарию с целью собирать древние книги, записывать произведения народной словесности и изучать современный быт народа. Здесь ему пришлось натолкнуться на целый ряд почти непреодолимых препятствий не только со стороны турок, но даже болгар; несмотря на все это, ему удалось собрать богатый этнографический материал и найти поддержку в лице некоторых образованных болгар, с восторгом встретивших книгу В. и горячо принявших к сердцу дело народного возрождения. Возвратившись в Россию, он умер в Москве 1839 г. Последние годы своей жизни Венелин посвятил научно-литературной деятельности, отданной почти исключительно Болгарии. Он написал второй том сочинения: "Древние и нынешние болгаре в политическом, народописном, историческом и религиозном их отношении к россиянам" (Москва, 1829-1841; 2 изд. 1856 г., с биографическам очерком Бессонова); "О характере народных песен у славян задунайских" (Москва, 1835); "О зародыше новой болгарской литературы" (Москва, 1838); "Влахо-болгарские или дако-славянские грамоты" (СПб., 1840); "Критические исследования об истории болгар" (Москва, 1849); "Некоторые черты путешествия в Болгарию" (Москва, 1857). Сочинения эти постигла странная судьба: в России их вовсе не ценят, между тем как в Болгарии они считаются чуть ли не народной святыней. В России имя В. было символом исторических фантазий, и это справедливо, если на его сочинения смотреть исключительно только с научной точки зрения: в них нет научной критики, проверки источников. В. был человек, увлекавшийся красивыми гипотезами, и его исторические сочинения больше напоминают роман, чем научное исследование. Тем не менее, и болгары правы: обожание В. вытекает у них не из невежества, а из чувства глубокой благодарности за ту роль, которую сыграли сочинения В. в истории возрождения Б. Он разбудил Болгарию для новой деятельности, напомнил ей славное прошедшее, научил правильно смотреть на язык, традиции и все явления общественной жизни, и своими сочинениями вызвал умственное движение, которое выразилось вначале слабой, но с течением времени все более и более сильной издательской деятельностью. В. непосредственно повлиял на таких болгарских писателей, как В. Априлов и Н. Палаузов, а посредственное его влияние простирается и до настоящего времени (см. также Болгария).
В специальной работе «О споре между южанами и северянами насчет их россизма» Венелин подробно и не без юмора излагает тонкости этой актуальной по сей день полемики, где достается и «москалям», и «хохлам». Он доказывает, что попытка любой из сторон присвоить только себе исконное имя «рус» или «росс» исторически неоправданна, ибо оно по сути общее для обеих. Производные имена: «русин», «русак», «русьский», «русский», «россиянин» восходят к одному и тому же корню. Россов, расселившихся на Восточно-Европейской равнине, стали называть «москалями» на Западе тогда, когда Москва (Moskovia) возвысилась над другими княжествами всея Руси и стала проводить великодержавную политику. Примерно в это же время получает распространение имя «Украина», чтобы обозначить им земли южных русов и казаков, попавших под власть польских и литовских шляхтичей. Сам Венелин везде пишет по-русски «Украйна», «украинские казаки», «Киев» и даже «Мало-Россия», имея в виду часть единой Руси-России, а не две разные страны26. {27}
26 Венелин Ю.И. О споре между южанами и северянами насчет их россизма. {807}
Тулаев П.В. Предисловие // Венелин Ю.И. О споре между южанами и северянами насчет их россизма // Венелин Ю.И. Истоки Руси и славянства / Сост., предисл. и коммент. П.В. Тулаев / Отв. ред. О.А. Платонов. М.: Институт русской цивилизации, 2011. С. 27, 807.
Здесь должно упомянуть, что такое Украина, что такое казаки, что Малая Россия, что малороссы? Эти вопросы всякому покажутся известными; но дело в том, что очень не всякий имеет о них точное, определенное понятие. В этой мысли убеждают меня ежедневные наслышки из общего мнения. По большой части в Москве малороссом слывет тот, кто из Черниговской или Полтавской губернии; казаками слывут люди военные – конные; Украиною – хоть Харьковская или Полтавская губерния. Мы заметим следующее: {790}
Весь русский народ, так как он есть ныне, по огромности своей (удивительная вещь!) разделился только на две ветви (между тем как другие народы распались на многие отрасли); этих ветвей иначе назвать нельзя, как только по местоположению, северною и южною, или, иначе, северянами и южанами. Главное условие разделения одного и того же огромного народа на две ветви было во взаимном, постепенном уклонении в языке. Это уклонение называется наречием; отсюда наречие северное и наречие южное. Так только понять то и другое можно; так только то и другое называть должно.
Массивность сих двух ветвей почти равна: северная простирается за 21 000 000, южная до 20 000 000, из коих в Российской империи до 15 000 000: в губерниях Подольской, Волынской, Киевской, Черниговской, Полтавской, Минской, Гродненской, Могилевской, Екатеринославской, Херсонской, Слободско-Украинской, Таврической, Витебской, Воронежской, Курской, Виленской, Белостокской области, в земле черноморских казаков, Бессарабской области и Царстве Польском, в Люблинском воеводстве – в большой части губерний начисто, в других в смеси. Если же взять из истории в соображение все потери, которые понесли южане, то можно за достоверное вывести, что южное русское племя было с лишком одною третью многочисленнее северного. ˂…˃
Но обратимся на север. Общее, собственное название северян и южан есть росс, а страны их, общей по свойству славянской географической этимологии, Русь. Северяне называют себя прилагательным, производимым от Русь (точно так, как и французы, и итальянцы прилагательными же, от Italia, {791} Françe – Italiano, Français), русьскими, но пишется русские, ибо последнее -с- делает лишним -ь-; южане, напротив, еще ближе и естественнее, не прилагательным, но матереименным (matronymicum) от Русь (русин), русинами, т.е. сынами Руси. Однако же женский пол у южан слывет: русска, как и у северян. Но, впрочем, все равно: русин ли, русак ли, русский ли, россиянин или коренное росс ли.
Здесь нельзя не упомянуть о важном споре между южанами и северянами насчет их россизма (здесь подразумеваю мнение черни, простолюдия). По мнению москвитян, например, тот только настоящий русский, кто умеет гаварить па-настоящему, т.е. па-русски, а это значит: по-северному. Но горе южанину; вы можете знать в совершенстве северное русское наречие или так называемый русский язык; можете даже почти совершенно подделаться под северный выговор; но горе вам, если вы спотыкнулись в малейшем оттенении в выговоре, – вам скажут: «Вы верна из немцов?» или «Вы верна нездешний?», и тогда, любезный мой южанин, называйся, как тебе заблагорассудится, – испанцем, пруссаком, халдейцем или тарапанцем, – все равно, все тебе поверят, и как ты ни вертись, ни божись, все ты не русский! Но ты скажешь, что ты малоросс – все равно, все ты не русский, ибо московскому простолюдину чуждо слово росс; и будет ли этот росс велик или мал, для него все равно, только он убежден, что он не русский, а поляк, или хохол, или литва, или казак, или украинец, или что-либо похожее; словом, что он не свой. И в самом деле, можно ли человека почесть своим, который не носит красной или цветной рубашки, называет щи борщом и не гаварит харашо, а добре!
Правда, это мнение механическое, и посему происходящее от неведения, – есть, конечно, à la borodatch, не более; несмотря на это, оно вкрадывается очень, очень часто в круг безбородый. Но этого мало; как часто и те из числа безбородых, которые даже имеют претензию на ученость, на образованность или, по крайней мере, на основательность своего суждения, увлекаются мнением à la borodatch! Мне часто {792} случалось быть свидетелем, как иному украинскому русаку прилагалось имя хохла в противоположность русскому слову; в украинцах иной мудрено ученый северянин по нелепому мнению видит какую-то смесь беглых малороссов, татар, поляков, литвы. Так, по крайней мере, характеризовали происхождение казаков иные, которые брались о них писать. Очень естественно, что иногда учено-историческое, нелепое мнение может дать неприятное направление народному ощущению в образованном сословии. Другое дело с русаками волынскими, подольскими, гродненскими, белостокскими и люблинскими в Царстве Польском. Эти южане в глазах москвитянина ни за какие деньги не омоются от ляхизма. Правда, большая часть южан, выходящая из линии черни, чтобы сблизиться с поляками, образовала свою фамилию à la Polonaise, напр. Голембовский, Серациньский, Пржелазиньский и проч. (однако простой народ придерживается форм Илья Бабин, Гриць Иванов, Гаврило Пушкарь, Игнат Савенков). Итак, несмотря на то, что Пржелазиньский и по языку, и по происхождению, и по вероисповеданию чистый южный русак, но мой Пржелазинский в Москве будет ни более, ни менее паном ляхом, тем вернее еще, если знает мувиць по польску. Если же Пржелазиньский из числа русинов Люблинского воеводства, то уже и говорить нечего.
Но зато и южане, в свою очередь, не допускают северян участвовать в россизме; как ни называй себя он русским, все-таки он не русин, а москаль, липован и кацап. По мнению южан, настоящая Русь простирается только до тех пределов, до коих живут южане, а все прочее московщина. В том же самом мнении и какой-либо карпато-росс, живущий на берегах Тисы; его Часослов или Минея киевской печати напоминают ему Русь, но не Москву, хотя и московская печать у него не редкость. Он принял русского гренадера, северного уроженца, за чеха, но только глуховский, или воронежский, или черниговский гренадер покажется ему настоящим русским; равномерно землянин Люблинского воеводства в Царстве Польском готов биться об заклад, что он чище русак, нежели {793} ярославский и володимирский москаль. Нечего делать, ведь он справедлив, потому только, что он в этом убежден. Вотопятьновоемнение à la oussatch, à la britaya golova. Из этого следует, что и бородач, и усач стóят один другого.
Впрочем, этот спор утешителен: обеим сторонам приносит равную честь; однако, несмотря на это, обе стороны не равно пользуются этою честью, ибо одна другую оглушает. {794}
Венелин Ю.И. О споре между южанами и северянами насчет их россизма // Венелин Ю.И. Истоки Руси и славянства / Сост., предисл. и коммент. П.В. Тулаев / Отв. ред. О.А. Платонов. М.: Институт русской цивилизации, 2011. С. 790‒791, 791‒794.
